Поезд бесконечности - Василий Анатольевич Криптонов

в последнюю очередь. Звёзд с неба он никогда не хватал — серый, незаметный парнишка. Но годы идут, всё меняется. Почётную миссию встречи себя и препровождения по знакомым с детства коридорам Новикова поручила Шульгину.

— Помню, — сказал я. — Кто ж её не помнит.

Шульгин расцвёл счастливой улыбкой и рванул по лестнице вниз.

— Твой одноклассник? — спросила Изольда.

— Ага.

— Приятно, наверное, знать, что в вашем классе столь крепка школьная дружба.

— Понятия не имею, что там у кого крепкое, — честно сказал я. — Я почти сразу после выпускного в Смоленск уехал. Ни с кем из одноклассников особо не общался. Родители что-то рассказывали, но фиг сейчас вспомню, что и про кого.

— Почему? Тебе неинтересно?

— Видимо, так. В универе у меня новые знакомые появились. На втором курсе работать пошёл… Я и в школе-то — не сказать, чтобы чересчур общительным был. А после переезда круг знакомых полностью поменялся.

— Ясно. Знаешь, когда я училась, у нас любили вспоминать первый выпуск царскосельского лицея. Тот, знаменитый, пушкинский. Они встречались каждый год, в один и тот же день. До самой смерти.

— Угу. Последним ушёл светлейший князь Александр Горчаков. Он пережил всех однокашников, остался один. И каждый год, уже будучи глубоким стариком, накрывал стол — как будто бы для встречи с друзьями. Ставил бокал перед каждым, разливал шампанское, зажигал свечи… Что? — Я посмотрел на Изольду. — Это не я такой дофига эрудированный, не думай. Это Денис рассказывал.

Изольда улыбнулась.

— Да. Тоже слышала. И не раз думала — о чём размышлял Горчаков, оставшись в одиночестве? Лицеисты ведь были очень привязаны друг к другу. Помнишь?.. «Друзья мои! Прекрасен наш союз…»

— «…он, как душа, неразделим и вечен, — хорошо поставленным „учительским“ голосом, с выражением подхватили слова Изольды. — Неколебим, свободен и беспечен, срастался он под сенью дружных муз!..» Здравствуй, Тимур.

— Здравствуйте, Софья Андреевна, — обречённо сказал я.

Нас догнала моя классная руководительница, она же — учитель русского языка и литературы, Софья Андреевна Романова.

— Ты, судя по унынию в голосе, любителем поэзии за прошедшие годы не стал.

— Увы. Пока не успел.

— Десять лет — изрядный срок, знаешь ли…

— Да ну. Всего лишь миг по сравнению с вечностью.

Софья Андреевна рассмеялась.

— А ты изменился, Тимур. Десять лет назад смутился бы и замолчал.

— Зато вы почти не изменились.

— Ты мне льстишь!

— Да нет. Чистая правда.

Это действительно был не комплимент. У Софьи Андреевны сильно поседели волосы, стали совсем белыми. А вот морщин на лице не прибавилось. И фигура осталась той же, что была — невысокой и полноватой. Ни килограмма ни в одну из сторон не убыло и не прибыло, как будто мы расстались вчера.

— Познакомишь нас? — Софья Андреевна с интересом смотрела на Изольду.

— Конечно. Это Изольда, моя подруга. Изольда, это Софья Андреевна, мой классный руководитель.

— Бывший, — уточнила Софья Андреевна. — Как у тебя дела, Тимур? Чем занимаешься? Вечер встреч проходит каждый год, но до сих пор ты нас своим посещением не удостаивал.

Софья Андреевна не притворялась — ей действительно было любопытно и как у меня дела, и чем я занимаюсь. Она, впрочем, всегда была такой. Одна из немногих преподавателей, кто интересовался жизнью подопечных не для галочки. В школьные годы мне, на фоне такого живого интереса, было как-то даже неудобно, что к русскому языку и литературе равнодушен.

— Да всё в порядке, спасибо. Живу в Смоленске, работаю.

Разговаривая, мы шли к кабинету истории — он находился в самом конце коридора.

— А почему мы встречаемся тут? — спросил я. — Почему не в нашем кабинете?

— Там сейчас другой класс. Ребята, которые закончили школу год назад.

— А где же Анна Аркадьевна?

Имя обожаемой исторички я не забуду, наверное, до гробовой доски.

— О… — Софья Андреевна помрачнела. — Ты не знаешь… Анна Аркадьевна умерла.

— Гхм. — Я аж поперхнулся.

Историчка, с её вечно недовольным выражением лица и твердокаменной, монументальной фигурой в детстве казалась чем-то незыблемым. Застёгнутым на все пуговицы и в таком виде высеченном из гранита. Я, как ни силился, не мог себе представить Анну Аркадьевну исполняющей какие-то действия помимо школьных обязанностей. Целующейся, например, или смеющейся. Не мог представить, как она болеет или моет посуду — не говоря уж о том, чтобы умереть.

— Давно?

— Не очень. — По голосу было понятно, что обсуждать эту тему Софье Андреевне не хочется. — Ну, вот мы и пришли!

Дверь кабинета истории была распахнута, изнутри доносились оживленные голоса.

— Здравствуйте, ребята.

Софья Андреевна вошла в класс. И таким образом отвлекла внимание на себя. Все собравшиеся бросились к ней, мы с Изольдой в центр внимания не попали. У меня появилось немного времени на то, чтобы осмотреться.

Не знаю, конечно, как оно пойдёт дальше, но прямо сейчас запрета на распитие в образовательном учреждении спиртных напитков личностями, достигшими совершеннолетия, видимо, нет. На школьных столах были расставлены стеклянные бутылки с алкоголем, пластиковые с водой и пакеты с соком. Неизменный атрибут — картонные стаканчики, открытые упаковки с нарезкой.

Я запоздало сообразил, что приходить с пустыми руками, наверное, не следовало, что-то надо было принести. Несмотря на то, что выпивать не планировал… Теряю навыки, блин! Жизнь в отеле на всём готовом расслабляет. А теперь уже вроде поздновато метаться. Жаль, Бориса нельзя в магазин сгонять — даже если бы он тут был.

Войдя в школу мы, как договаривались, разделились. Изольда и я в реальном мире двинули встречаться с одноклассниками, а Борис должен был исследовать здание в призрачном мире. Облететь и внимательно осмотреть все помещения, потом найти нас и доложить обстановку.

Ну, ничего. Как подсказывает опыт проведения стихийных пьянок в местах, не предназначенных для проведения пьянок, спиртное закончится быстро. После третьей бутылки окажется, что якобы непьющие девушки выпивают вполне себе бодро, и надо будет бежать за догонкой. Тут-то я пригожусь. Если, конечно, к тому времени никуда отсюда не денусь.

Собравшиеся здоровались с Софьей Андреевной, мы с Изольдой остановились у двери. На нас пока особо не обращали внимания, и я украдкой разглядывал бывших одноклассников.

Когда-то в классе нас было двадцать пять, до одиннадцатого доучились семнадцать. Из них, включая меня, присутствовало девять, и ещё двое, Шульгин и Новикова, должны были вот-вот