Поезд бесконечности - Василий Анатольевич Криптонов

С самого начала решил, что отношений Изольды с братом не буду касаться даже десятиметровой палкой. Как-то они сосуществуют вместе вот уже сто лет — ну, значит, и дальше обойдутся без моего вмешательства.

Изольду в поездке удивляло всё: начиная с того, что при посадке в вагон вместо билета нужно показывать паспорт, и заканчивая USB-портом между сиденьями.

Удивление было написано на её лице огромными буквами, но вслух Изольда ничего не говорила — вот что значит аристократическое воспитание. Первую реплику позволила себе лишь после того, как проводница, приятная женщина в красивой форме, повторно проверила у нас документы, пожелала счастливого пути и отошла.

— Оказывается, на железной дороге многое изменилось, — сказала Изольда.

— Если сравнивать с восемьдесят первым годом?.. Ну, наверное. Тебе виднее. Хотя мне доводилось слышать, что в мире за это время в принципе многое изменилось. Может, врут, конечно, не знаю…

Изольда улыбнулась.

— Тебе это странно, да? Живу в одно время с тобой, выгляжу твоей ровесницей, и понятия не имею о том, что поезда оснащены розетками?

— Да не сказал бы. Поначалу — удивлялся, врать не буду. А сейчас, когда я вот уже два месяца — один из вас, понимаю, откуда ноги растут.

— Вот как? И откуда же?

— Профессия накладывает отпечатки. Как и любая другая, ничего удивительного нет. Врач — это всегда врач. Актёр играет роль даже тогда, когда его никто не видит. Бухгалтер увидит ошибку в ресторанном счёте раньше, чем возьмется его проверять. Вот и у видящих также. В нашей профессии годами, десятилетиями и веками не меняется ничего. И если, например, в той же бухгалтерии глиняные таблички и деревянные счёты давно сменились компьютерными программами, то нас, видящих, прогресс не коснулся вообще. Во времена, когда по этим землям бродили древние племена, видящие возносили души точно так же, как это делаем мы с тобой. Сама наша профессия не подразумевает изменений под изменчивый мир. Человеческие души остались теми же, что были. И мы сами — такие же люди, какие жили здесь тысячу лет назад.

— Нет. Не такие же.

Я вопросительно поднял брови.

— Ну, взять хоть недавний эпизод — с этим петухом, которого Ван раздобыл для жертвоприношения, а ты отказался зарезать, — пояснила Изольда. — У Вана, Мстиславы, Дениса не было никаких сомнений в том, что птицу надо убить. Времена, когда жили они, гуманного отношения к животным не предполагали в принципе. В те времена людей-то не сказать, чтобы сильно жалели. А уж животное, которое можно употребить в пищу, вовсе расходный материал. Твой поступок в их глазах — блажь, не более.

— А в твоих глазах?

— А я родилась позже. Во времена, когда начал поднимать голову гуманизм. В моё время уже вовсю цвело такое понятие, как благотворительность, например. А когда взрослел Денис, ничего подобного ещё не было. Раздать милостыню на праздник возле храма, в расчёте на то, что Господь прикроет глаза на твои грехи — вот тебе и вся благотворительность. О временах Мстиславы и Вана вовсе говорить не приходится. А в моё время уже открывали бесплатные больницы для бедных, строили сельские школы, оплачивали детям рабочих и крестьян получение образования. Человечество не стоит на месте, Тимур. И его гуманистические стремления — тоже. Именно поэтому для тебя, современного человека, зарезать петуха ради нескольких капель крови — дикость и варварство.

— А для тебя?

— И для меня. Я помню дни, когда весь мой рацион состоял из похлебки на гнилой муке. Я умею сдирать шкуры с крыс, мне доводилось их есть. Но я знала, что есть крыс — неправильно, ненормально. Для меня был шоком собственный поступок. И, будь у меня выбор — никогда бы так не поступила. А нынешнее человечество ещё более гуманно, чем было в мои времена. Поэтому — нет. Сейчас люди не те, что раньше. Пройдёт сто лет, и ты сам это увидишь. В один прекрасный день вдруг оглядишься и ахнешь — как изменился мир вокруг тебя!

Я кивнул.

— Договорились. Посмотрю. Если к тому времени стану таким же ворчливым, как Мстислава, не стесняйся мне об этом сказать.

— Непременно. Если к тому времени всё ещё буду рядом с тобой.

— Не будешь — позову, об этом не беспокойся.

Изольда улыбнулась. И вдруг встрепенулась.

— Послушай, мы так и не обсудили… Как ты меня собираешься представить своим родителям? Я ведь правильно поняла, что мы будем жить у них?

— Правильно.

— Ты уверен, что это хорошая идея? Может быть, мне лучше в гостинице?

— Почему?

— Н-ну… — Изольда замялась. — Мы ведь сами пока толком не определились, какие отношения нас связывают.

Я пожал плечами.

— Как по мне, всё предельно ясно. Мы друг другу очень нравимся. Или я тебе — не очень?

— Ах, перестань! — Изольда всплеснула руками. — Ты ведь сам всё прекрасно знаешь.

— В таком случае, что тебя смущает?

— Ну, мы ведь пока… не пара в общепринятом смысле этого слова.

— То есть, не спим? — уточнил я.

— Да.

— Ну и что? Вот, знаешь — всегда удивлялся. Почему принято считать, что наличие между парнем и девушкой секса автоматически переводит отношения на другой уровень? До тех пор, пока его нет, всё вроде как несерьёзно. А когда появляется — это уже совсем другое дело! Как будто то, что между вами был секс, кому-то когда-то мешало разойтись.

Изольда задумалась.

— Не знаю…

— Вот именно. И я не знаю. В общем, не бери в голову. Я тебя представлю, как свою девушку, а дальше твоё дело. Можешь спать со мной, в моей комнате, можешь одна — я на кухне лягу. У нас там диван стоит.

* * *

Изольду мне вроде удалось успокоить. А вот сам, подходя к родительскому дому, немного нервничал. До сих пор девушек сюда не приводил. Жить отдельно начал в семнадцать лет, когда переехал в Смоленск, и, соответственно, все мои отношения происходили там. Желания познакомить девушку с родителями до сих пор не возникало ни разу. Я и Изольду специально с целью знакомства в Вязьму не повёз бы. Но, коль уж возникли такие обстоятельства — почему нет.

Родители у меня хорошие. Я это, в общем-то, всегда знал, а сегодня оценил особенно. Изольду встретили радушно, но без излишнего внимания. Ужин, чай с яблочным пирогом, который мама