Через два океана - Михаил Александрович Михеев

Честно говоря, уже на второй день Александр ругал себя последними словами. Неистовые пятидесятые[19] впечатлили его настолько, что он всерьез размышлял, не повернуть ли обратно. Как бы не получилось так, что схватка с британским флотом по сравнению с этим переходом – так, легкая разминка. Что его удержало? Возможно, гордость. Возможно, самолюбие. А возможно, понимание того, что манёвр разворота сам по себе может оказаться смертельно опасен…

Однако эскадра продолжала идти вперед, и капитаны справлялись, хотя страшно было представить, что будет, если какой-нибудь из кораблей швырнет на скалы. Сквозь мутную взвесь, висящую в воздухе, Александр несколько раз смог разглядеть останки кораблей. Или это ему показалось… Может, и так, но за один раз он мог поклясться.

В тот момент шторм ненадолго… скажем так, не то чтобы стих, но видимость резко улучшилась. В те минуты шлюп находился примерно в полутора милях от берега, и Александр в подзорную трубу хорошо разглядел останки довольно крупного, заметно превосходящего размерами любой из фрегатов эскадры, корабля. Не стоило быть ясновидящим, чтобы понять – неистово бушующая стихия швырнула его на камни, после чего волны и ветер быстро добили жертву. Поразительно, что корабль еще сохранил рукотворные очертания, а не превратился в набор раскиданных по берегу досок. Может, недавно разбился? Впрочем, гадать времени не было. Тут бы самому в живых остаться. Снова взвыл ветер, и берег вновь пропал в пене шторма.

Труднее всего было первую неделю. Потом то ли организм привык, то ли усталость настолько притупила восприятие, что все сложности воспринимались как данность. В чем-то стало заметно сложнее – Александр несколько раз ловил себя на том, что спит прямо на мостике, обливаемый холодной океанской водой и с открытыми глазами. Вдобавок опрометчиво запущенную сразу машину пришлось остановить – топлива на борту оставалось не так много, и его берегли на крайний случай. Шли под парусами, кроме того, Александра никто не мог толком подменить.

С другой стороны, и опыта набрались, и к трудностям притерпелись. Многое стало получаться заметно проще, чем раньше. «Миранда» упорно рвалась сквозь бурю, и, стоило признать, детище британских корабелов показало себя настоящим бойцом. Шлюп мотало, словно щенок тряпичную куклу, но каждый раз, когда волны, казалось, готовы были положить его на борт, он выправлялся и вновь шел вперед.

А еще выяснилось, что океан здесь не только штормовой, но и обманчивый. Дождь не прекращался ни на минуту, зато ветер несколько раз стихал, будто обрубленный топором. Моментально начинался полный штиль, длившийся по нескольку часов, так же резко сменяющийся новым штормом. Случаи, когда море было относительно спокойным и в то же время ветра хватало для движения вперед, были и вовсе единичными. Раза три за весь переход. И все же это были как раз те минуты, когда Александр мог позволить себе хоть немного отдохнуть.

Весь переход занял четыре недели, и как Верховцеву хватило сил и нервов, чтоб его выдержать, не сказал бы ни Бог, ни дьявол. Еще и быстро прошли[20]… И вдобавок ухитрились совершить маленький подвиг.

На исходе третьей недели вахтенные заметили терпящее бедствие судно, о чем немедленно доложили капитану. Вначале Александр решил, что это кто-то из его эскадры – к тому времени русские корабли давно потеряли друг друга из виду. Однако при внимательном рассмотрении, благо сегодня бог погоды даровал им неплохую видимость, очень быстро стало понятно – к русским эта посудина отношения не имеет. Корабль явно торговый, довольно большой и шансов на выживание не имеющий – на нем попросту не оставалось ни одной мачты. В такой ситуации, лишенный хода и управления, корабль был обречен разбиться о скалы. Вопрос стоял не «погибнет или не погибнет», а когда и где это произойдет. Судя по всему, как раз где-то неподалеку, и наверняка очень скоро.

К тому моменту дела у «Миранды» обстояли не очень. Такелажу изрядно досталось, грот-мачта дала трещину. С другой стороны, корпус шлюпа испытание выдержал с честью. Да и, откровенно говоря, потеря мачты была ожидаема. Как говорили опытные капитаны, иной раз все сносило. Получается, ныне погода и не особенно паршивая. И перед Верховцевым во весь рост стал извечный русский вопрос: «Что делать?»[21]

С одной стороны, пытаться кого-то вытащить в такой ситуации – огромный риск. С другой, бросать людей на верную смерть как-то не по-русски. Если бы работала машина, конечно, все б намного упростилось, но из-за скудности запаса топлива она была остановлена. Раскочегаривать ее – это ж несколько часов как минимум. И посоветоваться-то не с кем! Он – капитан, первый после Бога. На нем вся власть. Но и ответственность тоже вся, без скидок. Александр некоторое время смотрел на медленно сносимый к скалам чужой корабль, а потом с силой, до хруста сжал кулаки и скомандовал:

– К повороту!

Подвести корабль к борту другого, так, чтобы не протаранить его, а мягко и плавно, как пушинку, совсем не легкое занятие даже в тихую погоду. А уж когда вокруг бушует, завывая, словно тысяча дьяволов, шторм, манёвр и вовсе превращается в цирковой трюк. Пару-тройку месяцев назад Верховцев с этим не справился бы, сейчас же все получилось будто между делом. Опыт не пропьешь. Ловко подошел, за борт полетели толстые пеньковые кранцы[22], и в считанные секунды корабли были пришвартованы друг к другу.

На борту терпящего бедствие судна, очевидно, не обольщались по поводу своей участи. Да и куда деваться? В шторм судьба лишенного мачт корабля незавидна, а рядом со скалами еще и коротка. Поэтому его даже не пытались спасти – «Миранда» вдвое меньше, и вытащить обреченное судно не сможет. А попытается – нырнет следом за ним, как поплавок за щукой. Поэтому с высокого борта «купца» на палубу шлюпа полетели какие-то вещи, а затем начали спускаться и сами люди.

Их было довольно много, человек пятьдесят. Судя по тому, что не только мужчины, но и женщины с детьми, да и одежда многих выглядела солиднее, чем положено обычным морякам, этот идиот, отправляясь по самому опасному на планете маршруту, еще и пассажиров взял! Но Александру было сейчас не до обсуждения умственной деятельности неизвестного капитана. Его куда сильнее беспокоило, что корабли достаточно быстро сносило в сторону берега. А потому, как только переброска пассажиров была закончена, концы[23] обрубили, и «Миранда», меняя галсы, начала быстро удаляться от обреченного судна. Надо признать, оно выполнило свой долг до конца, продержавшись до прихода помощи, но для его спасения уже ничего нельзя было сделать.

Спасенных препроводили