Территория Альфы - Ирина Субботина

Я и сам когда-то думал, что состояние скуки у красавицы является признаком её возвышенной природы. Но, увы, это признак неминуемой катастрофы.

Многие из них погружаются в спячку. Будучи ещё совсем молоденькими и свежими, они опускают планку ожиданий и позволяют организму работать на низких оборотах.

Но вместе с планкой ожиданий опускается и планка возможностей. Ничего не ждёшь – значит, ничего и не даёшь: простая формула. Но, по известной причине, красавице недоступная.

И выходит, что состояние спячки для красавицы – единственно комфортная зона существования, исключительная возможность защититься от мира, который для неё молчит.

Она в этой жизни спящая красавица, не иначе. Язык не поворачивается сказать «мёртвая красавица» – но это было бы правдой. Жизнь с красавицей бесперспективна, потому что это жизнь с мёртвой женщиной.

Но пока её не распознаешь – это очень привлекательная особа. Пока её не изучишь, не разберёшься в ней, не обломаешься об неё, а точнее об её инертность, за ней хочется бежать. Её хочется нести на руках, чтобы она сама не испачкалась и не обломалась. Именно такое желание она вызывает.

Ольга Орлова была красавицей.

Количество инвестиций, вложенных в женщину, – неважно, труда, времени, денег, я сопоставляю с результатом на выходе. Я – человек результата. И без результата не может быть окончания процесса.

Что ждало Ольгу дальше? Хотелось бы, чтобы она это сама понимала, но не приблизительно, а как можно точнее.

Я думал, что ответственен за неё до тех пор, пока она одна. Она, конечно, не собственность, но хотелось бы, чтобы у неё всё было нормально. Может быть, пусть родит. Или не рожает. От меня или не от меня. Наверное, если бы нашёлся подобный мне, я бы обрадовался.

Думал, какое-то время ей придётся ещё метаться между мной и кем-то. Или между мной и доказательством мне, что она звезда. А после – либо блядство у неё начнётся, либо случится рождение ребёнка. Но с детьми лучше поторопиться.

Там дальше у женщины где-то с тридцати семи сексуальное сумасшествие начинается, возникают последние сильные желания перед менопаузой.

Правильно говорят, если женщина в двадцать восемь и до тридцати двух не начала изменять, то она сто процентов начнёт это делать с тридцати семи и до сорока двух.

И хорошо, если в женщине ещё есть актриса и она сделает так, что сто человек поверят, что её партнёр единственный и неповторимый. Результат в любом случае зависит от её мозгов.

Мне всё равно, кто у Орловой появится, лишь бы она была счастлива, лишь бы нашла то, что не получила со мной. А для неё счастье – чтобы ей в рот смотрели и говорили, что она звезда.

В ночных клубах идёт охота за дешёвым сексом, за бесплатным сексом. Ей почему-то надо было именно там демонстрировать свою персону. И я оказался сопровождающим. Получалось, что я вывел модель на эскорт-показ. И все они, зрители, публика, друзья её даже не могли предположить, что я просто мог любить эту женщину.

Может, для большей убедительности надо было надеть колпак шута? Я тогда до этого не додумался. А это было бы весело.

Иногда одно понятие очень легко подменяется другим. Возникает это по причине дефицита, когда отсутствие желаемого становится настолько непереносимо, что всякий суррогат, напоминающий желаемое, воспринимается как вполне полноценный заменитель. Сколько раз я сам, любитель отличного кофе, в местах, далёких от цивилизации, пил баланду, отдалённо напоминающую кофе. И радовался тому, что хотя бы через эти помои мог восстановить в памяти вкус и запах любимого напитка.

Подмена понятий – опасная вещь. Я и сам не единожды наблюдал, как вполне интересные персонажи скатывались в эту воронку.

Как-то моя знакомая молодая актриса обратилась ко мне с предложением продюсировать фильм известного, но уже пожилого режиссёра, – он собирался снимать её в одной из главных ролей. Я, из уважения к таланту актрисы, прочитал сценарий.

Не знаю, поняла ли она меня в силу своей молодости, но я попытался донести до неё истинную причину своего отказа. Я сказал ей, что если бы нечто подобное – историю отношений молодых людей, где есть эротические сцены, снимал режиссёр её поколения, такой же молодой пацан, как и она, я бы принял участие в проекте. Потому что молодой пацан расскажет, как он чувствует сейчас, в текущий момент времени. Расскажет правду, которая понятна его возрасту, и покажет реальную любовь и реальный секс с тем качеством эмоциональных переживаний, которые понятны ему.

Мэтр тоже расскажет, что он чувствует, но проблема в том, что с определённого возраста для большинства эротическая жизнь протекает в уме. Так что и для стареющего художника сексуальная жизнь – это, скорее, внутреннее переживание, а не реальное событие. Фантом.

Эрос на склоне лет – вещь жестокая. Я бы сам, наверное, пока не догадался. Подсказку мне дал мой приятель психолог, который после обсуждения с ним сценария одной фразой всё объяснил: «Если бы даже самые посторонние люди узнали, что происходит в голове стареющего эротомана, они бы его распяли за это, – не меньше».

В сценарии виртуальному насилию подвергалось всё, что могло вызвать хотя бы какое-то душевное волнение. Но разница между обычным мужиком и художником заключалась в том, что последний пытался выдать свои конвульсии за искусство.

Сценарий, написанный мэтром, подтверждал, что автор уже далёк от жизни. Все признаки были налицо. Идеальная, поэтическая любовь как показатель – неважно, по какой причине – невозможности иметь настоящий секс.

И в тоже время сцены эротического содержания были прописаны с какой-то детской жестокостью и стариковской зацикленностью. Так, словно у автора уже притупились все нервные окончания, а он всё ковырял и ковырял, чтобы хоть что-то ещё прочувствовать.

Но надо отдать должное – «ковырял» он красиво; настоящий эстет со стажем. И морализатор – в силу возраста. На это и повелась молодая особа.

Она полагала, что мэтр совершенно целомудренный человек. Но этим целомудрием он искусно прикрывал те сумасшедшие любовные оргии, которые разворачивались в его собственном воображении. Было очевидно, что своё произведение он сотворил исключительно для личного удовольствия.

После читки сценария, я окончательно убедился, что молодой особе лучше не встречаться со стареющим, да ещё и именитым эротоманом.

Он мог ввести её в заблуждение, убедить, что только платоническая любовь является единственно полноценной и достойной молодой ослепительной девушки; а сексуальные отношения, на которые сам уже не способен, придать анафеме. И таким образом дать ей неправильные установки для отношений с мужчиной.

Получается ситуация, когда вместо самих отношений ведутся разговоры о них. Этим часто грешат матери взрослеющих дочерей, когда преподносят девочкам некую идеализированную, несуществующую модель. Но мамы не так опасны, как мужчины. Маму рано или поздно перестают слушать, а вот заинтересованный мужчина с репутацией эстета способен внушить женщине что угодно.

– Соня, ну я прочитал.

– И как тебе?

– Интересно, в целом. Но ты сама представляешь, какую роль будешь играть?

– Да, там же всё прописано.

– Я не про сценарий. Я про режиссёра.

– Не поняла.

– Сонь, у тебя парень есть?

– Нет, я сейчас свободна.

– Смотри, значит, ты будешь проводить все двадцать четыре часа в сутки с этим режиссёром.

– Почему двадцать четыре?

– Это образно. Но близко к реальности. Ты – свободна. Ты – муза. У тебя такая роль.

– Ну к чему ты клонишь?

– Твоим партнёром на какое-то время станет старый пердун.

– Ну зачем так? Он классный.

– Да я не спорю, что классный, не злись. Выслушай меня и поймёшь, в чём смысл. Там много сцен, в которых, с точки зрения нормального мужика со здоровой потенцией, происходит всё слишком медленно. Или ничем не заканчивается.

– Например?

– Послушай, мне даже самому неловко озвучивать, что ты должна изображать. Но я точно знаю, женщина не для этого нужна.

– Это твой взгляд похотливого самца. А он – художник. У него особый эстетический взгляд на подобные вещи.

– Это он тебе объяснил?

– Да.

– Соня, у него просто член уже не стоит, поэтому остался только эстетический взгляд.

– Не поняла.

– Что непонятного? Член не стоит, а желание есть. Вот он и будет тебя голой мурыжить перед камерой.

– Ну-у-у, ты совсем озабоченный какой-то.

– Я – нет. А он – да. Потому что мне всё равно, будет этот фильм снят или нет. А ему важно. Он же собирается это снимать.

– То есть тебе неинтересно участвовать в нашем проекте?