Канатная танцовщица - Морис Леблан

кому несколько веков назад послали предки приглашения.

«Звали многих, а пришла я одна», – подумала Доротея.

Ей и в голову не приходило, что могут явиться другие. Изумительное стечение случайностей помогло ей распутать загадку. Никто, кроме нее, не разгадал, и предание о сказочном кладе будет все больше запутываться, и понемногу от него останется смутный неясный обрывок вроде того, что говорил вчера нищий или женщина с кривоногим ребенком.

«Конечно, никто не придет, – повторила про себя Доротея. – Уже без четверти двенадцать».

Прошло еще несколько минут. И вдруг со стороны перешейка послышались странные звуки, сначала слабые, заглушенные шумом ветра в листве да вкрадчивым шорохом прибоя. Потом они стали слышней. Доротея замерла, прислушиваясь. Ритмические звуки, точно стук железных шагов.

«Дровосек? Пастух? Крестьянин?»

Нет, не шаги, а что-то другое, звонче, сильнее. А, это стук копыт по каменной тропинке. Лошадь поднимается по тропинке, вот она огибает обломки стены. Копыта стучат у самой арки, всадник понукает коня. Доротея замерла, сгорая от любопытства.

Под аркой показался всадник. Он был необычайно высок, а лошадь, простая крестьянская лошадь, немного больше пони. Казалось, что ноги человека волочатся по земле и что не лошадь его везет, а он идет, таща лошадку между коленями, как дети игрушечного коня. Клетчатый костюм, короткие брюки, трубка и чисто выбритое лицо говорили без слов: англичанин.

Заметив Доротею, он нисколько не удивился и только сказал про себя: «А… о-о-о!»

Он было дернул поводья, собираясь ехать дальше, как вдруг заметил башенные часы и сразу остановился.

– Стоп! Стоп!

Затем выпрямил костлявые ноги в клетчатых штанах и стал на цыпочки. Лошадь спокойно вышла из-под него. Он привязал ее к дереву, посмотрел на часы и хладнокровно встал у подножия башни точно часовой на посту.

«С ним не разговоришься», – подумала Доротея.

Она чувствовала, что англичанин смотрит на нее, но смотрит так, как все мужчины, видя хорошенькую женщину.

Трубка его потухла. Он спокойно разжег ее и курил, ничем не обнаруживая желания завязать беседу.

Так простояли они минут пять.

«Глупо, – думала Доротея. – Понятно, зачем мы здесь. И если он не желает вступать в беседу – я заговорю с ним сама. Пора знакомиться. Но только как себя назвать – княжной д’Аргонь или Доротеей, танцовщицей на канате. С одной строны, обстановка требует церемонного представления с титулами и званиями, с другой – пестрая шаль и короткое платье делают церемонии смешными. Нет уж, лучше назваться танцовщицей на канате».

Доротея улыбнулась своим мыслям. Англичанин заметил ее улыбку и тоже улыбнулся. Они уж собирались заговорить, как вдруг появился новый пришелец. Это был бледный юноша, с рукой на перевязи, в форме русского солдата. Увидев башенные часы, он буквально застыл на месте, потом, заметив улыбающуюся Доротею и англичанина, ответил им широкой улыбкой, затем снял фуражку и раскланялся, показывая чисто выбритый череп.

Вдруг послышался стреляющий треск мотоцикла и, подпрыгивая на камнях, во двор влетел еще один наследник. Увидев башню с часами, он резко остановился. Молодой, стройный, в ловко сшитом дорожном костюме, он, вероятно, принадлежал к той же англосаксонской расе, что и первый из всех пришедших. Он вынул из кармана часы и, указывая на них, подошел к Доротее.

– Я, кажется, не опоздал.

Не успел он представиться, как под аркой показалось еще двое.

Первый рысью влетел на коне и тоже остановился, заметив группу под башенными часами. Он ловко соскочил с коня, поклонился Доротее, потом мужчинам и нерешительно замер на месте.

Второй явился вслед за ним. Он тоже ехал верхом, но на осле. Остановившись под аркой, он вытаращил глаза, поправляя на носу очки, и изумленно пробормотал:

– Пришли… Так значит, все это – не шутка.

Ему было лет под шестьдесят. На нем был черный сюртук, черная шляпа и был он толст, коротконог, с густыми черными баками; потертый портфель торчал у него под мышкой.

– Ну и казус! – повторял он, слезая с осла. – Собрались. Признаться, не ожидал.

Доротея все время молчала. Но ей хотелось двигаться, говорить, расспросить обо всем, объясниться. Ежеминутно появлялись все новые лица, и это поражало ее, как истинное чудо.

Услыхав возглас почтенного старика с портфелем, Доротея невольно ответила:

– Да. Действительно собрались.

Она взглянула на часы. Ровно полдень. В то же мгновение с далекой колокольни Рош-Перьяк донеслись звуки.

– Слушайте! Слушайте! – воскликнула она.

Все обнажили головы. Казалось, что стрелки башенных часов со скрипом сдвинутся с места и снова пойдут, связав порванные нити мгновений, и этот полдень станет полднем далекого прошлого, когда остановились старинные часы.

Доротея упала на колени. Ее волнение было так велико, что она расплакалась.

Глава 11. Завещание маркиза де Богреваль

Доротея плакала светлыми, радостными слезами. Пятеро пришельцев растерянно толпились возле нее и не знали, что делать.

Вдруг Доротея встала, вытерла слезы и, так же внезапно переходя от слез к смеху, закружилась в буйном вихре танца. Она не смущалась тем, что никто ее не знает, ни как княжну д’Аргонь, ни как Доротею, танцовщицу на канате. И чем больше недоумения было на лицах остолбеневших мужчин, тем звонче и веселее разливался ее серебряный смех. Покружившись минут пять, Доротея так же внезапно остановилась:

– Смейтесь! Смейтесь все пятеро! – воскликнула она. – Что вы стоите как мумии! Смейтесь, пожалуйста. Я, танцовщица на канате, Доротея, княжна д’Аргонь, прошу вас улыбнуться. Господин нотариус, – обратилась она к толстому старичку с портфелем, – больше радости. Я уверена, что нам есть отчего радоваться и смеяться.

Она подбежала к старичку и без церемонии схватила его за рукав.

– Ведь вы нотариус? Не правда ли? Вы должны прочесть нам завещание? Вы ничего не понимаете? Уверяю вас, что дело ясно. Я вам сейчас объясню. Ведь вы нотариус?

– Действительно. Нотариус Деларю из Нанта.

– Из Нанта? Прекрасно. Прежде всего вам необходимо, как бы это выразиться, проверить полномочия – проверить, у кого есть золотая медаль, заменяющая повестку с приглашением на наше собрание. Не правда ли?

– Совершенно верно, золотая медаль…

Старичок был окончательно сбит с толку, видя, что Доротея знает все.

– С приглашением на двенадцатое июля тысяча девятьсот двадцать первого года? – продолжала она.

– Именно. Двенадцатого июля двадцать первого года.

– Ровно в полдень?

– Ровно в двенадцать часов.

Он уже взялся за часы, но Доротея его остановила:

– Зачем. Не надо. Мы все слыхали. Вы не опоздали. Мы тоже явились в срок. Все в порядке, и те, у кого есть медаль, ее предъявят.

Она схватила нотариуса за руку и поставила у башни под часами.

– Стойте тут, это ваше место. – Потом обернулась к молодым людям. – Это нотариус, месье Деларю. Вы понимаете? Я переведу. Я говорю по-английски, по-итальянски и… по-явански.

Все отказались от переводчика: они понимали по-французски.

– Вот и чудесно. Легче будет столковаться. Итак, перед нами господин Деларю, нотариус. Он должен председательствовать на нашем собрании. По французским законам, нотариус является представителем завещателя. Понимаете, умершего завещателя. Значит, нас связывает кто-то, кто умер давным-давно. Теперь вы понимаете, в чем дело? Мы все – потомки одной фамилии, мы все родственники, и мы имеем право радоваться встрече, как родственники – после долгой разлуки.

Она схватила американца и итальянца, заставила их пожать друг другу руки и расцеловаться, расцеловала их в обе щеки, потом проделала то же с долговязым англичанином и с русским.

– Ну вот. Прекрасно. Теперь мы – друзья и товарищи.

Молодые люди скоро разговорились, и от неловкой натянутости первых минут не осталось следа. Они действительно почувствовали себя родственниками. Взаимная симпатия и доверие объединила их. Каждый хотел нравиться и чувствовал, что и на него глядят доверчиво и мило.

Доротея первая вспомнила о деле. Она поставила молодых людей в ряд, точно на смотре.

– Господа, не нарушайте порядка. Извините, господин нотариус, но раз я первая заговорила, я хочу проверить полномочия. Итак, по порядку. Номер первый. Американец? Ваше имя?

– Арчибальд Вебстер из Филадельфии.

– Арчибальд Вебстер, откуда у вас медаль?

– От матери. Отец мой давно умер.

– А ваша мать