Птицы небесные. 1-2 части - Монах Афонский

— Кто это? — спросил я у своего неунывающего спутника, невольно улыбаясь, хотя на душе было довольно мрачно.

— Это мой старый товарищ по учебе и он приглашает нас к себе в гости, в горы!

Я искренно поблагодарил за приглашение нового знакомого, который оказался эстонцем, чья семья жила в эстонском горном селении. Мне пришлось рассказать ему о нашей беде, заодно попросив найти для нас работу в горах.

— Ну, это можно устроить! — успокоил нас отзывчивый доброжелатель. — У меня есть знакомые на турбазе, у них наверняка найдется работа на летний сезон!

— Вот здорово! Это как раз то, что нам нужно!

Радость снова вернулась в мое сердце. Сергей счастливо насвистывал какую-то веселую мелодию. Наши горестные думы мгновенно рассеялись, от уныния не осталось и следа.

Дорога в горный поселок увлекла нас своей живописностью. Она пролегала по скальным обрывам вдоль белопенной горной реки, грозно шумевшей глубоко внизу на порогах. Когда мы подъехали к турбазе, то буквально замерли от красоты раскинувшегося пейзажа. Лесная долина широко распахнулась перед нами, открывая далеко уходящие в направлении Главного Кавказского хребта голубые, все в солнечных пятнах, лесные вершины. Густой воздух, казалось, можно было пить как целебный настой, насыщенный ароматом хвои и высокогорных лугов. Несколько дней мы прожили у нашего знакомого в простой и приветливой эстонской семье, а затем рано утром пришли на турбазу. После того как мы ответили на все дотошные расспросы в отделе кадров и рассказали, что мы студенты и хотели бы устроиться на работу в горах, мне предложили до осени поработать заведующим горным туристическим приютом на самом удаленном маршруте, неподалеку от большого горного озера. Отказываться мы не стали, настолько неожиданным было это предложение. Итак, вместо долгожданного моря наш путь лежал в горы — неведомые мне, незнакомые и все равно прекрасные!

Прохладным росистым утром небольшой автобус, полный поющих под гитару туристов, забивших рюкзаками все проходы, скрипя и покачиваясь, помчал нас по безконечным поворотам горного ущелья в сторону моря и далее по трассе в Абхазию. Когда мы въехали в нее, местность, как по волшебству, преобразилась: перед нами хребет за хребтом, маня душу безконечными просторами, дышала ветрами и туманами самая прекрасная, по моему убеждению, республика бывшего Советского Союза. Дорогу осеняли высоченные белоствольные эвкалипты и пирамидальные кипарисы, возносящие свои главы к небесам необыкновенной синевы. Справа, отражая белоглавые облака, сверкало и переливалось лазурью в струях теплого воздуха безкрайнее море. Слева тянулись живописные хребты с широколиственными лесами, откуда из каждого окутанного туманной дымкой ущелья вырывался грохочущий горный поток. После ночевки в живописных Гаграх, миновав приморские поселки, мы свернули в скалистый каньон. Дорога серпантином стала подниматься к большому высокогорному озеру Рица, ласкающему глаза всеми небесными оттенками. Слепя глаза яркими бликами, оно широко раскинулось у подножия протяженного кряжа с полосами лавинного снега. Через час автобус прибыл в палаточный городок, полный жизнерадостных туристов. Неподалеку прямо из земли били нарзанные источники, около которых толпился народ. Отсюда нужно было подняться на лесной перевал, за которым и располагался наш приют на реке Мзымта.

К такому переходу мы были совсем не готовы, поскольку не имели никакого представления ни о горных тропах, ни о перевалах, а рюкзаки увидели только сейчас, на плечах у туристов. Для перехода у нас имелись две хозяйственные сумки с теплыми вещами, а на ногах — обычные городские туфли, так как в отделе кадров турбазы в спешке нам забыли выдать туристское снаряжение и одежду. Когда мы, запыхавшись, втащили наши сумки на перевал, нас встретил хохот туристов, в штормовках и с рюкзаками, расположившихся там на краткий отдых: «Что, на базар собрались, ребята?»

Мы поставили свою кладь на траву и огляделись. В мерцающей дымке лежала лесистая долина Мзымты с васильковой голубизной быстрой реки, которая терялась в далеких ущельях. Слева громоздились ниспадающие ледники пика Агепста, справа, поражая безбрежными альпийскими лугами, вздымались громадные склоны Кавказского хребта. Именно с этого перевала через месяц, когда мы на лошадях вместе с абхазами-пастухами одолевали его, один пожилой абхаз протянул руку вдаль, указывая на синеющие на горизонте вершины, и сказал, обращаясь ко мне: «Там — Псху!» Что он хотел этим сказать, не знаю, но слово запомнилось и осталось в памяти как семя будущих событий, брошенное в подходящую почву.

Отдохнув, мы начали спускаться с седловины, оступаясь в туфлях на камнях и скользя на сырых глинистых участках. Пройдя еще полчаса сосновым лесом, мы вышли на просторную лесную поляну, заросшую папортником-орляком и пахучими зонтиками бузины. На поляне возвышалось круглое строение, похожее на разрезанную вдоль большую бочку. По сторонам его ровными рядами стояло около десятка вместительных брезентовых палаток с живущими в них туристами из очередной маршрутной группы. Здесь нам предстояло провести почти три месяца и мы считали, что нам невероятно повезло. Отсюда с туристами я отправил домой письмо и очень порадовал своих родителей тем, что как будто стал поближе к правильной жизни.

В мои ежедневные обязанности входило размещение по палаткам прибывающих с маршрута туристов. Мой верный помощник помогал в выдаче спальных мешков и продуктов. За поляной под обрывом говорливо шумела на перекатах стремительная река, искрящаяся голубизной, которую она, казалось, забрала из большого высокогорного озера, расположенного в ее истоках, у подножия могучего хребта. На противоположной стороне долины в белоснежные клубящиеся облака уходили просторные альпийские луга в разноцветных россыпях горных цветов, каждую неделю меняющих свою окраску. Вдалеке, на возвышенном ровном плато виднелся дымок и темнело строение, где жили абхазские пастухи-сыровары с побережья Гудауты.

Живя рядом с этими приветливыми и простыми людьми, невозможно было не подружиться с ними. Мы одалживали им керосиновые фонари и теплые спальники, а они приносили нам сыр «сулугуни» и чудесное кислое молоко «мацони», поэтому вскоре между нами установились хорошие дружеские отношения. На абхазских лошадях мы совершали поездки по горам и там, благодаря подсказкам пастухов, хороших наездников, я научился ездить на лошади самостоятельно, хотя ноги мои после таких длительных поездок поначалу с трудом подчинялись мне и норовили стоять колесом.

Помню прекрасные летние дни, когда мы поднимались пешком по горным тропам, заросшим цветущей желтой азалией и кустами кавказского рододендрона, к прозрачным озерам Ацетуки, над которыми грозно нависали снежные лавинные выносы с вытаявшими в них ледяными пещерами. Оттуда с шипением и грохотом били струи холодной воды — истоки горных рек. Эти изумительной красоты горные озера, расположенные по склону хребта, покорили мое сердце пронзительной небесной синевой, глядящей из каждой озерной чаши, и таинственной тишиной высокогорья, где безпредельные дали, казалось, беззвучно таяли в объятиях горных просторов. Загадочные зеркала горных озер притягивали своей молчаливой глубиной, от которой по спине шел холодок восторга.

Там вновь я вспомнил о молитве, которая сопровождала мою жизнь в годы юности, но теперь ощущение счастья от созерцания земной красоты переполняло душу так же, как раньше ее переполняло страдание. Но от страданий сердце быстрее переходило к поискам молитвенной помощи и поддержки, а молитвы благодарности еще не были известны мне, и я не представлял как это делать. Созерцание гармонии окружающего мира погружало душу в любование красотой трепещущего светом и несопоставимого ни с чем горного пейзажа. Такое созерцание всецело увлекало внимание вовне, заставляя забывать о душевных проблемах, которые, тем не менее, оставались нерешенными и требующими ответов на все накопившиеся вопросы. Не понимая этого, я полностью отдался наслаждению и любованию невиданным ранее зрелищем — открывшейся мне красоты мира, и это чувственное созерцание значительно перевесило тягу к городским увлечениям и интересам, которые не шли ни в какое сравнение с истинностью и значимостью для души этого нового переживания.

До большого озера Кардывач от нашего приюта было около часа ходу, и за этот час мое мировоззрение полностью изменилось. Город, с его манящими развлечениями и суетой, остался далеко в прошлом, и даже это городское прошлое в горах стало казаться вымышленным и нереальным, а все мои привязанности к его «красотам» — просто смешными. Настоящая реальная красота горного ландшафта не шла ни в какое сравнение с городскими пустыми увлечениями и их ложными «ценностями».