Приворот для Золушки - Людмила Зарецкая

– Вы проходите на кухню, – сказала блондинка, которую ни вид, ни запах горшка, похоже, совсем не печалили. – У меня ребенок спит, так что мы с вами поговорим без помех. Не обращайте внимания, у меня неубрано. Сами знаете, когда ребенок в доме, все из рук валится. Выспаться бы.

Что валится из рук, когда ребенок в доме, Иван не знал. Его бывшая жена любила разглагольствования на тему «надо пожить для себя» и за пять лет супружеской жизни сделала три аборта. Узнав о втором, Иван сломал крышку стола, а после третьего подал на развод.

На кухне оказалось неожиданно чисто. Ни грязной посуды в раковине, ни жирных кастрюль на плите, ни мусора на полу. Капитан Бунин даже нашел целую табуретку, на которую смог присесть без опасения за свои брюки.

– Я вас долго не задержу, Оля, – пообещал он, доставая блокнот. – Вы с Ангелиной Степановной близко дружили?

– Очень близко, – закивала головой блондинка. – Мы с ней со школы лучшие подруги. Вместе в кооперативный техникум поступили. Только я после него сразу продавцом работать пошла, а Лина в институт поступила, а потом в банк устроилась.

– Получается, обскакала вас подруга в карьерном плане?

– Да что вы, – Оля замахала маленькими ручками, – какая мне карьера? Лина – она ведь очень умная была. В техникуме лучше всех училась. А я так, с тройки на тройку. Но вы не думайте, я никогда ей не завидовала. Не всем же в начальники выбиваться. Я вот замуж вышла, сына родила. Мы с мужем хорошо живем, хоть и небогато. Так что иногда Лина еще мне говорила: «Завидую я тебе, Оля. У тебя семья, сын растет, а я все чужие деньги считаю».

– То есть Ангелина Степановна расстраивалась, что не может выйти замуж?

– Ну, не то чтобы расстраивалась. У нее желающие были замуж позвать. Да она ведь разборчивая была, Лина. Говорила, что ей нужен мужчина, который сможет ее содержать.

– А про ее связь с Муромцевым вы знали?

– Конечно. Я же вам говорю, я ее самая близкая подружка была. Я и еще Света, из банка. Но я все равно ближе.

– А за Муромцева она замуж хотела?

– Да что вы, нет, конечно. Он же женатый был и сразу ей сказал, что разводиться не будет. Ее это устраивало. Он ей деньги давал, ремонт в бабушкиной квартире сделал, подарки дарил, не требовал ничего… Да и не любила она его. Так, для денег встречалась.

– Не любила его… А кого она любила?

– Ой, вы знаете, был один парень, она недавно с ним познакомилась, где-то с полгода. Я его никогда не видела, она его ото всех прятала. Так вот у нее от него просто крышу снесло. Как-то сказала мне: «Знаешь, Оля, вот если б он меня замуж позвал, я бы за ним на край света пошла. Как люди говорят, босиком».

– А чего ж она его прятала-то?

– Так он тоже женатый был. И жена у него очень ревнивая. А Линка его так любила, что конспирацию соблюдала, лишь бы ему было хорошо.

– Скажите, Оля, а Муромцев мог знать, что Ангелина Степановна, кроме него, встречается еще и с другими мужчинами?

– Так он ведь не против был. Он ей как-то сказал, что ты живи, как знаешь, только не наглей и мне на глаза с мужиками не попадайся. И когда я зову, чтобы всегда соглашалась. Вот и все.

– Оля, а что Муромцев дарил вашей подруге?

– Ой, разное дарил. Сережки у нее с бриллиантами. Это от него. В прошлом году на день рождения подарил. А на Новый год – колечко. И еще одно притащил перед самой их поездкой в Турцию. Это ваще улет. Я в каратах ничего не понимаю, но там бриллиант просто огромный. У меня вот видите, жемчужина в колечке, мне Толик на рождение сына подарил. Толик – это мой муж. Так вот тот бриллиант еще больше. Линка сказала, будто это кольцо стоит пятьдесят тысяч долларов, но я ей, честно говоря, не поверила. Муромцев, конечно, мужик при деньгах, но это ж уже совсем непостижимые деньжищи…

Иван почувствовал, что у него зачесались уши. Это был признак сильного волнения, которое наступало всегда, когда при расследовании дел он натыкался на очень ценную информацию.

Описанное блондинистой Олей кольцо вполне тянуло на то, что в разговоре с капитаном Буниным Муромцев назвал перстнем царя Соломона. Проблема заключалась в том, что ни на теле Ангелины Маркеловой, ни при обыске в ее квартире не было обнаружено ничего хотя бы отдаленно похожего на кольцо с огромным бриллиантом стоимостью пятьдесят тысяч долларов. И в связи с этим дело приобретало совершенно новый оборот.

Это он. Теперь я совершенно точно в этом уверена. Я пришла туда с целью увидеть его и как следует рассмотреть. Думала, что для этого мне придется крутиться рядом целый день, но все закончилось гораздо быстрее.

Я зашла в вестибюль как раз в тот момент, когда он выходил из лифта. Когда я первый раз в жизни его увидела, он тоже выходил – из двери маленького магазинчика. В психиатрии это называется дежавю. Я очень хорошо разбираюсь в психиатрии с тех пор, как заболела мама.

Так вот, мне показалось, что я перенеслась на четырнадцать лет назад. Он так же вышел из двери, так же вскинул голову, так же посмотрел в мою сторону и так же безразлично отвел глаза.

Конечно, он меня не узнал. Тогда, четырнадцать лет назад, я была ровно вдвое моложе, чем сегодня. Но тогда он безразлично отвел глаза не от меня. От Лены. Боже, как она потом плакала…

Моя сестренка познакомилась с этим подлецом в институте. Она только-только поступила на первый курс, очень скучала по дому и страшно боялась Москвы, огромной, холодной и чужой.

Этот парень тоже был из нашего города. Родной, знакомый, частичка прошлой детской жизни. Рядом с ним общежитие казалось не таким страшным, одиночество не таким острым. А потом она влюбилась.

Когда Лена приехала на зимние каникулы, она могла говорить только о нем. Какой он чуткий, заботливый, нежный. Правда, по имени она его почему-то не называла. Только Солнышком. Я помню, как однажды мама, дождавшись, пока я ускачу из кухни, приглушив голос, строго спросила у Лены: «Скажи правду, ты с ним живешь?»

Услышав этот вопрос, я замерла в коридоре в предвкушении ответа. Мне было всего тринадцать, и все, что так или иначе было связано с интимной стороной жизни, интересовало меня чрезвычайно.

– Он настаивает, но я пока не соглашаюсь, – тихо ответила Лена, и я разочарованно усвистала в комнату, чтобы меня не застукали за подслушиванием.

Через четыре месяца Лена, забрав документы, вернулась домой. С ней произошла беда, в которую после семейного совета было решено посвятить и меня. На майские праздники моя сестра осталась в общежитии одна. Впереди был трудный экзамен, которого она очень боялась, поэтому решила не ехать домой и взять никак не дававшийся предмет штурмом.

В один из вечеров девчонка с соседнего факультета позвала ее в малознакомую компанию. Немного подумав, уставшая от одиночества и зубрежки Лена согласилась. Дальше все было грубо и обыденно. Мою нежную хрупкую сестру напоили, подливая в шампанское водку. Кроме шампанского она ничего не пила.