Призраки прошлого - Евгений Аллард

— Нет. Совершенно незнакомый мужчина

— Вы не смогли его узнать? Это странно.

— Он сам мне сказал, кто он такой. Это убитый недавно актёр Григорий Северцев. Я нашёл его труп в гроте на берегу.

— Значит, у вас с ним образовалась связь. Подумайте, каким образом это возможно.

— Мне предложили играть его роль, его костюмы мне подошли. Даже перешивать не пришлось. Как оказалось, я похож на него.

— Это очень плохо. Очень плохо, — пробурчал Кастильский. — Вы совершенно напрасно это сделали. Вы не только приняли на себя незаконченную работу другого человека, но и его карму.

— И что? Мне отказаться от роли? — спросил я недовольно.

— Ни в коем случае. Если вы откажитесь сейчас, вы нарушите карму, которую приняли на себя. Вам придётся выполнить все, что предназначено.

— Скажите, господин Кастильский, Северцев не посещал вас? — спросил я, уверенный, что колдун ничего не скажет.

— Да, он приходил на сеанс ко мне, — неожиданно ответил Кастильский. — Больше я вам ничего не могу рассказать. Это тайна моих клиентов. Но имейте в виду, господин Верстовский, теперь призрак Северцева может навещать вас в любом месте, не только в моем доме.

— Он будет преследовать меня? — я поёжился от этой мысли.

— Да. Пока вы не закончите то дело, которое начал он.

— Он хотел предупредить меня об опасности. Но я так и успел понять, в чем она заключалась.

— Значит, вам придётся самому это выяснить. Возможно, это закончится для вас печально. Вы допустили ошибку, приехав сюда. Наверно, теперь вы, наконец, это осознали. Увы, люди часто совершают опрометчивые поступки и не слушают ничьих советов.

8

— Встречаются два оператора. Один другого спрашивает: «Я слышал, ты женился. Красивая?». «Ну, это как свет поставишь», — отвечает другой.

Все присутствующие рассмеялись, хотя, наверняка, как и я, слышали этот бородатый анекдот раз сто. Мы сидели у мамы Гали в гримёрной, и болтали. В съёмочной группе оказалось несколько товарищей, настолько древних, что они могли вспомнить байки со съёмок братьев Люмьер. Ну, или, по крайней мере, режиссёра Александра Артуровича Роу, судя по количеству сказок, которые я услышал. Чтобы не напрягать маму Галю я купил три килограмма докторской колбасы и пять батонов хлеба, уже нарезанного, чтобы ей не пришлось мучиться, делая бутерброды. И что вы думаете? Эти уроды сожрали всю колбасу мгновенно. Так, просто, сидя в хорошей компании, травя древние байки. Мне достался маленький обрезок жопки.

Мы ждали Мельгунова. Вчера в половине двенадцатого ночи я услышал по телефону голос Лифшица, который приказным тоном сообщил, чтобы я готовился к съёмке, которая назначена на восемь часов утра. Я должен быть готов, как штык. Голодный, не выспавшийся, раздражённый я сидел в синем фургончике в семь утра. Сейчас на часах уже было двенадцать дня, а Мельгунов так и не явился. Утром позвонил его менеджер и сообщил: «Игорь Евгеньевич прибудет через пятнадцать минут». Прошло четверть часа, потом ещё полчаса, два часа. Мельгунов не приехал. Верхоланцев ходил по съёмочной площадке, и уже не орал, а сипел, поскольку сорвал голос от злости.

— А вот ещё был случай, — произнёс маленький старичок в пенсне, до этого времени молчавший. — Снимали мы кадр — захват деревни. Великая Отечественная война, значит. Режиссёр объясняет задачу: «здесь пойдут танки, здесь каскадёры бегут. Но одна просьба — холостых патронов у нас мало, поэтому на репетиции не стреляйте». Все поняли. Полдня репетировали. Все прекрасно. На отлично прошла генеральная. Режиссёр кричит: «Съёмка! Приготовиться!» Все пылает, танки пошли, взрывы. Массовка бежит, кричит: «Ура!», но не стреляет. Остановить невозможно. Режиссёр в полуобморочном состоянии рвёт на себя волосы: «Боже, боже, они не стреляют!» А оператор ехидно отвечает: «Живьём взять хотят».

Все опять расхохотались, хотя я ничего смешного в этом не увидел. Представил ужас группы о пропавшем дубле с таким количеством техники, загубленной плёнки. Что-то, а в этом я немного, но разбирался.

— Ну, это ещё что! — подал голос, сидевший в углу длинный, тощий мужик в замусоленной спецовке. Снимали мы совместный с иностранцами фильм. Было это ещё в совке. Приехали в Грузию, а для одной сцены был нужен ишак. Ну, обычный такой ишак, ничего особенного. Нашёл я ишака, хозяин мне говорит: «Бери, дарагой, сфатаграфируй и обратно приведи». Ни денег не взял, ни документов. Веду ишака через город, останавливает мент и говорит: «Нельзя ишак в город». Я спрашиваю, почему. «Постановление горсовета», — отвечает. «Разрешенье нужно». А вы знаете, как в совке с этим трудно было. Оставил я ишака около мента и пошёл к нашему администратору. Он прибегает и начинает вопить: «Мы снимаем совместно картину с иностранцами. Один день простоя — огромные штрафы. В валюте!» Мент посмотрел на него и отвечает спокойно: «До тебя уже был товарищ. Я ему сказал по-человечески: не ты нужен, а разрешенье». Я предлагаю: «Давайте мы вместе ишака проведём через город, снимем и обратно». А мент такой упорный попался: «Нэ могу, дарагой, мой начальник говорит — увижу ишак в городе, голову сниму!» Побежали мы с нашим администратором в горисполком. Нашли там заведующего отделом культуры и говорим: Мы снимаем комедию, немец от теплохода отстал. Идёт грустный. Навстречу едет грузин на арбе, которую ишак везёт. Спрашивает немца: «Чего такой грустный, дарагой. У тебя кто умер?» Иностранец отвечает по-немецки: «От корабля отстал». Грузин не понял, но говорит: «Садись, подвезу». Посмотрел на нас заведующий, покачал головой расстроено, и говорит: «Слушай, как-то не хорошо, иностранцы увидят, что у нас ишаки в городе. Давайте грузин ихнего немца встретит на чёрной «Волге». До Сухуми довезёт, и немец на пароход успеет. Я вам свою машину дам». Битый час уговаривали. Наконец, он согласился и, прощаясь, недовольно бросил: «Передайте вашему режиссёру, что у нас уже три месяца постановленье действует. И ваш немец никак не может ишака в городе встретить. Не соблюдаете вы правды жизни».

Историю про ишака я слышал раз пять. Бесполезное сидение в гримёрке мне осточертело до безумия. Как можно незаметнее я выскользнул из двери и решил прогуляться до сортира. И услышал обрывок разговора Розенштейна и Верхоланцева, который уже смог обрести частично голос, но судя по заплетающемуся языку, был уже хорошо навеселе.

— … сам посуди, ну какая дура уйдёт от такого, как Верстовский к …удаку Мельгунову? Он же пидорас! Пидорас! — услышал я пьяный голос Верхоланцева. — И в прямом и переносном смысле.

— Ну, это в жизни, а в кино — другое дело. Знаешь, сколько у него поклонниц? — ответил Розенштейн. — Они пищат от счастья, когда видят его.

— Какое другое дело, — пробурчал Верхоланцев. — Давай переделаем сценарий. И пусть Верстовский играет главную роль. Пусть Милана к нему вернётся. И останется. Пусть Верстовский убьёт этого говнюка и все делов.

— Дима, ты, когда упьёшься до зелёных чертей, такую феерическую чушь несёшь — уши вянут, — проворчал Розенштейн. — Я тебе разрешил сцены добавить, и будь доволен. Мне и так пришлось объяснять Мельгунову, в чем это он будет ещё играть.

— Слушай, Давидик, меня твой Мельгунов уже затрахал, — очень зло бросил Верхоланцев. — Когда он вылезет, наконец, я его убью, как Иван Грозный своего сына. По башке тресну и привет. Или задушу, как Отелло Дездемону.

— Картину доделай, а потом можешь убивать хоть всю группу, — сказал Розенштейн. — Дима, и я тебе предупреждаю ещё раз — не давай волю Верстовскому, он мне подозрительным кажется. Очень. Сует нос всюду.

— И чего? — пробормотал Верхоланцев.

— Чего-чего! Он может узнать про Северцева!

Я превратился в слух. Затаив дыхание, ждал с адским нетерпением, что ответит режиссёр, как определит свою роль в этой игре? После очень долгой, как мне показалось, паузы, я услышал, наконец, голос Верхоланцева:

— Давидик, что так нервничаешь? Верстовский занят тем, как затащить Милану в постель — больше его ничего не волнует.

— Дима, и ты будешь спокойно на это смотреть?! — воскликнул Розенштейн.

— Я с тебя удивляюсь, Давид. Будто Милана твоя жена, а не моя. Чего ты волнуешься? Верстовского я предупредил. Он не дурак, все понял.

— Иди проспись, — сказал Розенштейн. — Через пару часов будем снимать.

Я услышал шаги и юркнул в туалет. Выбравшись оттуда, я решил прогуляться по коридорам, мне почему-то безумно захотелось увидеть Милану. Зная по прошлому опыту, что заглядывать в закрытые помещения достаточно опасно, я искал скопление народа. Завернув за угол, я наткнулся на импровизированный бар или кафе с квадратными деревянными столиками и стульями с высокой спинкой. Перед стойкой на табурете сидела потрясающе выглядевшая Милана в облегающих стройные ножки бриджах песочного цвета и блузке в крупную бело-синюю клетку, с коротким рукавом. Она мило беседовала с барменом, смазливым молодым человеком с длинными густыми волосами, крупными, блестящими, как маслины глазами, и по-девичьи пухлыми губами. Милана, заметив меня, приветливо улыбнулась и помахала рукой. Я присел рядом.