Аэросмит. Шум в моей башке вас беспокоит? - Стивен Тайлер

Pretty Things, Брауни Мак-Ги, Сонни Бой Уильямсона и всю эту странную раннюю немецкую электронщину. Я приглашал к себе друзей, и мы погружались в аудиофосфоресцирующую страну чудес.

Я поехал на Вудсток с Доном Соломоном и Рэем Табано где-то на день раньше. Мы сказали, что мы из группы Ten Years After – никогда не знаешь, когда может пригодиться британский акцент, – и нас впустили. Мы прошли через лес к Hog Farm. Так называлась коммуна Уэви Грави в Таджунга, Калифорния, – самая старая хиппи-коммуна шестидесятых. В итоге их стали называть «передвижная галлюциногенная большая семья» – в такую семью я точно хотел бы попасть. Hog Farm попали на Вудсток для того, чтобы прокладывать тропинки, копать ямы для костров и готовить еду. Лесные тропинки называли груви-дорожка – четыреста метров, увешанных рождественскими огоньками.

Когда я поехал на Вудсток, мои мозги были просто в отключке. Все всегда такие: «Вудсток! Вудсток! А ты там был?» Но правда в том, что… половина людей, которые там были, не знали, где они. Я вышел к сцене от Hog Farm по лесным тропинкам с разноцветными огоньками. Я был такой обдолбанный, что мне казалось, что это сигналы космического корабля. И мы приняли не одну порцию… я уже принял еще. Мой друг Рэй знал Оусли. Он звонил ему и советовал, как улучшить продукт: «Чувак, больше цвета! Больше цветов!» Я был в такие слюни, что мог разом встретить Будду, снежного человека и Зубную фею и даже глазом бы не повел.

Вот кого я правда хотел встретить шагающего по груви-дорожке, так это Дженис, мать ее, Джоплин! Но мне хватило простого знания, что она была здесь, на Вудстоке. Когда я увидел Дженис на сцене, она взорвала мой мозг. Все думали, что мой настоящий герой – Мик, но я должен признаться (для этого и пишут мемуары, да?): это была Дженис. Шарфы на микрофонах, вопли… все это вдохновлено и влюблено чистой дозой Джоплин. Ее музыка пронизывает до костей и до сих пор заставляет меня плакать. Коул Портер, Нэт Кинг Коул… божественные вибрации моей юности… но никто из них не был таким сакральным, как Святая Дженис.

А потом – это так офигенно! – я столкнулся на груви-дорожке ни с кем иным, как с Джоуи Крамером! Джоуи был в группе под названием King Bees («Короли пчел»), это была молодая версия Dantes. Эту встречу на Вудстоке я не забуду никогда-никогда… мы оба были в говно.

Один из моих героев в мире литературы – это Олдос Хаксли, который написал «Двери восприятия», основываясь на своих экспериментах с мескалином. Он тащился по всему космологическому, сказочным мирам, которые находятся под радаром… э-э-э, земного мира. Ах, как пятна попали на форель? Это сделал Ворон! Койот засмеялся, и дождь шел двенадцать лет. Какие истории! В юности я думал: «Ух ты, какой блестящий ум!» Некоторые из этих ебаных парней – Кольридж, Де Квинси – тоже были на наркоте (викторианская шняга)! Но на самом деле любой из этих искателей спятил, потому что их мысли ненормальны, они вне их сознаний… очевидно, что с ними что-то не так. Со мной тоже всегда было что-то не так. Клинически говоря, я всегда был нулевым пациентом и, следовательно, плохишом даже в ебаном Aerosmith! Особенно в ебаном Aerosmith! Но о более глубоком диагнозе моего состояния чуть позже.

Если есть пятое и шестое измерения… Если? Ой, да ладно! Короче, наверное, там что-то такое, что ты видишь под кайфом. Все вещи вибрируют иначе… Когда я купил новый дом, я зашел в него, выключил свет, сел в кресло в черном, бесконечном не-здравом смысле и сказал: «Покажи себя, уебок! Давай! Давай! Где ты? Я жду. Потому что если ты здесь… будь здесь. А если ты выйдешь потом, я надеру твою эктоплазменную задницу!» С демонами надо говорить… с ними нельзя ходить вокруг да около, иначе они нападут.

Через пару дней наркотического угара я свалился в глубокую темную яму апокалиптической черноты. Тогда я ничего не знал о наркотиках.

Тем утром, когда играл Хендрикс, Вудсток превратился в военную зону. Мы просто бродили по территории, а потом я услышал таа-да-да-та-та-та, первые ноты «джимного» рационального гимна. Он вышел на сцену где-то в три ночи. Хендрикс был таким крутым… он играл всю ночь. Я смотрел, как он расхаживает по сцене, словно посетитель из Шанду. Он играл The Star Spangled Banner и знал, что всех разбудит. Это было блестяще! Как будто Альфа Центавра сделала рентген третьего камня от Солнца[1].

После трех дней спокойствия, любви, музыки и гор наркоты Вудсток был похож на Вьетнам под кислотой. Люди ели арбузную кожуру; повсюду шумели и летали вертолеты. После того как все разъехались, поля были похожи на военную зону, но без тел – вместо трупов валялись спальные мешки.

Кто-то спер крышку бензобака с машины Дона Соломона, а так как два дня шел ливень, весь бак залило водой и мы не могли уехать. У меня до сих пор остался мини-холодильник «Кока-кола», который я украл, а еще я ходил и подбирал оставленные трубки для курения. На Вудстоке у нас за спиной висел плакат с маленьким человечком, держащим рог изобилия, а между ног у него висел член или хвост. Его я тоже спер. Личная портниха Aerosmith Франсин Ларнесс сделала с сестрой второй такой плакат, и они до сих пор у меня.

Вот кого я правда хотел встретить шагающего по груви-дорожке, так это Дженис, мать ее, Джоплин! Но мне хватило простого знания, что она была здесь, на Вудстоке.

Я сидел на Вудстоке и слушал Хендрикса, Джо Кокера и, особенно, The Who. У меня были такие безумные мысли, когда я наблюдал за ними на сцене: «Когда-нибудь я стану таким же выдающимся». Опыт с того первого Вудстока абсолютно затмил второй, который проводился в 1994 году. За сценой была куча народу, а пресса постоянно на нас набрасывалась. Каждый раз, как я выходил из трейлера, мое лицо освещали вспышки. Не так я себе представлял Вудсток. Лучше валяться в грязи. Если бы я был зрителем, то давно бы уже накидался и переживал все заново.

На первом Вудстоке я был в палатке, и вдруг она начала издавать такой прерывистый шум лопастей вертолета – она дрожала… она была живой! Я вышел на улицу, с головой под наркотиками. Мой мозг вообще не соображал. Я рассыпался на атомы, от меня отлетали искры, как от римской свечи, и, черт бы меня