. Крушение Америки .Заговор - Юрий Козенков

Понятно, что минут через двадцать-тридцать греческие патрульные катера могут прибыть на остров. Ведь не шутка, уничтожена семья президента другой страны. Все море возьмут под жесткий контроль и через час-полтора вес будет плотно перекрыто, в том числе и побережье. Как только обнаружат, что их нет среди погибших, они моментально попадут под подозрение. Поэтому их спасение только в одном — опередить полицию.

Текильбаев в этот момент прошел уже опасный участок между большими островами Скиатос и Скопелос и вывел катер на морской простор, направив его на северо-запад к побережью залива, вдоль которого и собирался добраться до рыбачьего поселка Загора, скрываясь под береговой кромкой от радаров патрульных катеров.

— Султан, дорогой, потерпи еще чуток, сейчас оторвемся от островов, скроемся из виду и я тебе помогу, — говорил Текильбаев Жукусову. Через десять минут острова скрылись из вида, и Текильбаев, закрепив рулевое колесо на установленный курс, присел возле Султана. Приподняв его за грудь, он похолодел. Тело Жукусова было безжизненным. Он прислонил ухо к его окровавленной груди, но стука сердца не услышал.

По воле злой судьбы взрывом на вилле в клочки разметало и металлическую ограду террасы, один из кусков которой, в виде обрезка трубы, вонзился в левую часть спины Жукусова. Проникновение трубы было очень глубоким и, будучи в шоке, Султан еще успел добежать до тропинки, где пересекался его путь с Текильбаевым по дороге к катеру. Труба, видимо, уже задела сердце, и жизнь Жукусова оборвалась. Но и вытащив трубу из его спины, Текильбаев обрек бы друга на неминуемую смерть. С такой открытой раной с пробитым легким он не прожил бы и трех минут.

Осознав, что друг мертв, он прижал бездыханное тело к себе и страшно зарыдал. Эти рыдания скорее походили на вой, чем на плач человека. Потеря самого близкого и родного друга, единомышленника и напарника, с которым ему предстояло выбираться из Греции, и то, что теперь он остался один в этом чужом краю, все слилось в этом реве зрелого и сильного человека, реве отчаяния и бессилия что-либо изменить.

Волны постепенно сбивали катер с курса, и Текильбаев, осторожно положив друга на дно катера, выправил курс. Они уже были в пути почти час. До рыбачьего поселка оставалось минут двадцать пути. Катер шел на предельной скорости пятьдесят пять километров в час. Текильбаев уже немного отошел от первого шока и успокоился. Захлестнувшие эмоции сменялись осмыслением происходящего. Как ему быть с телом Жукусова, — думал он. — Если он начнет копать могилу (да и чем, лопата как-то не вписывалась в их планы), то на вариант успеха вырваться из Афин можно уже будет не рассчитывать. А оставаться в Греции на нелегальном положении с жалкими тремя тысячами долларов и не имея никаких контактов — просто безумие.

В этот момент вдоль кромки береговой линии Текильбаев разглядел впереди башню маяка, значит через пять минут он причалит к месту их тайника, где были спрятаны их велосипеды. От этого места до рыбачьего поселка было несколько километров.

Через несколько минут он причалил катер к берегу под кроны больших деревьев. Было девятнадцать часов тридцать две минуты. В пути он сократил отставание от намеченного графика с шести до двух минут. Мысль затопить катер вместе с Жукусовым он отверг сразу. Ему было невыносимо, что его друг будет гнить в воде непохороненным. Поэтому он решил закатать тело Султана в брезентовую накидку с катера и спрятать его на берегу. Наверняка через пару дней дети рыбаков из поселка или собаки обнаружат тело и приведут людей. Тогда его хоть по-человечески похоронят.

Понятно, что вызовут полицию, но он уже успеет улететь из Греции. Первым делом он вытащил все из карманов Жукусова, высыпал содержимое его сумки на землю и, плеснув из бака бензина, поджег личные вещи и документы друга. Затем быстро свернув брезентовую накидку он положил на нее Жукусова и резко вырвал из спины торчащий кусок трубы. Против ожидания кровь не хлынула, а медленно потекла, так как очень много ее вылилось на острове и в катере.

Завернув брезент, он взвалив тело на плечо, понес его глубже, в густой кустарник. Вернувшись, Текильбаев разделся и полез в катер. Заведя мотор я закрепив руль управления на курс прямо в морс, он бросил обрезок трубы в катер. Затем, вытащив заранее приготовленный домик, несколькими ударами пробил днище, и, когда вода хлынула внутрь, он спрыгнул в воду и отцепил катер от коряги. Работающий мотор сразу же увлек его в море, где ему через восемь-десять минут будет суждено затонуть.

Быстро умывшись и смыв кровь с рук, Текильбаев раскрыл сумку, вытащил простые брюки, светлую рубашку, темный пиджак и легкие туфли. Одевшись и зачистив следы своего пребывания на берегу, он поднял небольшую дорожную сумку, где лежали вещи, в которые он должен был переодеться в Салониках, и направился к кустарнику, где были спрятаны велосипеды.

Мысль о велосипедах была продолжением мысли о своем катере. Они сразу приняли решение исключить любые контакты с людьми, которые могли их описать, либо опознать, либо выдать полиции. Поэтому такси, попутные машины и автобусы исключались. Так пришли к мысли о велосипедах. Текильбаев вывел велосипед на дорогу, закрепил на багажнике сумку и посмотрел на часы. Было девятнадцать часов пятьдесят две минуты. Лоб моментально покрылся испариной. Отставание от графика уже равнялось семи минутам. Все теперь решал его велопробег. В Волос на вокзал он должен был прибыть не позднее двадцати часов двадцати минут, чтобы успеть купить билет на поезд до Салоник, который отправлялся в двадцать часов тридцать минут.

До Волоса было четырнадцать километров, и он должен был теперь их преодолеть за двадцать восемь минут, то есть ехать со скоростью тридцать километров в час. Вроде все несложно, но это если был опыт езды на велосипеде. Но то, что от времени велопробега зависела теперь его жизнь, вселяло в Текильбаева дополнительные силы. Весь путь он проделал за двадцать шесть минут, и был мокрым с головы до ног. Нижняя одежда, и майка и трусы напрочь прилипли к телу, когда он въехал на небольшую вокзальную станцию.

Текильбаев слез с велосипеда, поставил его рядом со стоящими у торца вокзального здания двумя велосипедами, защелкнутыми за колеса замками с гибкими дужками, снял дорожную сумку и тяжело выдохнул воздух, удаляя из легких накопившийся углекислый газ. Это обычно бывает при больших нагрузках, когда человек, не выдыхая полностью воздух, уже хватает ртом следующую порцию кислорода, накапливая остатки углекислого газа в легких, что затрудняет дыхание.

Платок, которым он начал вытирать мокрую от пота шею, лицо и голову, через секунду уже был мокрым, и Текильбаев бросил его в стоящую рядом урну. Сделав еще шесть-семь глубоких вдохов и выдохов, он несколько успокоил бешено колотившееся сердце. Часы показывали уже двадцать часов двадцать две минуты, до отхода поезда оставалось восемь минут. Он вошел в здание вокзала и, надев очки с большими линзами, меняющими не только цвет глаз, но и искажающими их форму, подошел к кассе.

Только теперь он понял, какое счастье, что не ленился и учил на острове греческий язык. Простые фразы он произносил почти без акцента.

— Пожалуйста один билет второго класса до Салоник, — произнес он в окошко кассиру, протягивая ему сотенные драхмовые купюры и прикрывая свое лицо рукой, как будто от зубной боли. Кассир протянув ему билет и сдачу, сказал:

— Поторопитесь, через пять минут поезд отходит. Текильбаев взял билет, сдачу и, поблагодарив кассира, отошел от окошка. Через две минуты он уже сидел в пустынном вагоне, закрыв глаза, еще не веря, что он, возможно, совершил невозможное.

Поезд отошел от перрона, а душа его разрывалась от двух стрессовых накатов. Сознание потери самого лучшего и надежного друга ввергало его душу в бездонную пропасть пустоты, а победа в гонке со временем, призом за которую была его собственная жизнь, ощущение того, что он вырвался из неминуемой западни, окрыляла его и не давала душе упасть на дно той пустоты, которая образовалась со смертью друга. В эти минуты он жил только балансом этих двух противоположных, стрессовых всплесков его нервной энергии. И уж он никак не мог предполагать тогда, что судьбой ему будет уготовано попасть в круговорот больших исторических событий начала XXI века.

8 октября 1999 года, Москва, Кремль.

В двадцать часов двадцать шесть минут московского времени в столицу, в ФСБ и ГРУ почти одновременно, поступили сообщения о взрыве в Алма-Ате и гибели президента Казахстана и его приближенных. Более точных данных пока не было. Не прояснила ситуацию и последующая информация из посольства в Акмоле и генконсульства в Алма-Ате.

Но чрезвычайность самого факта убийства президента смешивала все планы руководства России по проведению операции “Степной беркут”, намеченной на воскресную ночь семнадцатого октября. Необходимо было срочно принимать решение и об операции, и о мерах России в данной ситуации, когда русское и русскоговорящее население Казахстана становилось заложниками дестабилизации положения в республике после убийства ее президента.