Сестры-соперницы - Филиппа Карр

— Этот джентльмен выглядит весьма изысканно. Я видела из окна как он выезжал.

— Он вернется, как только приедут родители, — объяснил Фенимор, — и, видимо, задержится у нас на несколько дней.

Не знаю как я выдержала этот ужин. Бастиану лучше было бы отправиться домой, иначе я не отвечала за себя. Видеть его вместе с Карлоттой было невыносимо.

После ужина музыканты, расположившиеся на галерее, Томас Дженсон, наш учитель музыки, обладатель чудесного голоса, исполнили несколько мадригалов. Конечно, в их репертуаре была популярная песня о неверном возлюбленном, что не улучшило моего настроения.

Как только представилась возможность, я, сославшись на усталость, отправилась в свою комнату, но сестре, естественно, понадобилось подняться вместе со мной и причитать: какая я бледная, напряженная, как я нехорошо поступила, отправившись на прогулку в одиночку… Этих нежных упреков я не могла вынести и кое-как уговорила Анжелет оставить меня, сказав, что мне очень хочется спать.

Спать! Если бы я могла уснуть…

Я лежала уже около получаса, когда раздался стук в дверь. Я закрыла глаза, решив, что вернулась Анжелет, но это была не она. Пришла служанка Джинни и принесла какой-то отвар, который Анжелет приготовила для меня.

Я взглянула на Джинни. Ей был двадцать один год, и она обладала обширным опытом. В четырнадцать лет она родила ребенка и жила с ним в одной из мансард, потому что наша мать сказала, что недопустимо отрывать дитя от матери. С тех пор у Джинни было много любовников, но детей она больше не рожала. «Дурочка, — как-то сказала наша мать, — рано или поздно у нее опять будут неприятности». Но я понимала Джинни. Она не была глупой — она была безвольна.

— Госпожа Анжелет сказала, что вы должны это выпить, госпожа, — объяснила она. — Она сказала, что вы от этого заснете.

— Спасибо, Дженнет.

Она поднесла мне напиток, горячий и приятный на вкус.

— Подожди немножко, я сейчас допью.

— Хорошо, госпожа.

— А ты когда-нибудь имела дело с ведьмой, Джинни?

— О да… Я ходила к одной… когда у меня были неприятности. Хотя все равно было слишком поздно… Она ничего не могла сделать.

— Это была Дженни Кейс, не так ли? Потом ее повесили в лесу на дереве.

— Да, хозяйка. Зря они так поступили с бедной Дженни Кейс. Она всегда помогала несчастным девушкам, у которых случались неприятности, а уж как сводила бородавки — любо-дорого было посмотреть. Здорово она это делала. Бабушка, помню, говорила:

«Ты, Джинни, знай, что есть колдовство черное, а есть белое, так Дженни Кейс занимается белыми.

— Ну, некоторые думали иначе.

— Конечно, всегда найдутся злые люди. Дженни Кейс умела снять сглаз. Когда мой младший брат стал заходиться от кашля, она вылечила его, подвязав ему на шею мешочек с пауками. Я не думаю, чтобы Дженни Кейс хоть кого-нибудь сглазила. Некоторые, конечно, грешат этим, и всегда найдутся люди, готовые обвинить женщину в колдовстве. Да, хозяйка, ведьмой быть опасно — хоть белой, хоть черной.

— А что случилось с Дженни Кейс?

— Ну, нашлись люди, ненавидевшие ее. Пошли разные разговоры… потом во время отела сдохла корова… да, а вслед за ней и теленок, а пастух совсем обезумел и начал орать, что это, мол, Дженни Кейс напустила порчу. Какая-то женщина сказала, что ходила за лечебными травами и видела, как Дженни Кейс в своем домике с черной кошкой у ног жарила проколотое булавками сердце вола и при этом пела:

Не бычье сердце я палю,

А Джека Перрана томлю.

И пусть покоя он не знает,

Пусть чахнет, сохнет, умирает…

А когда Джек Перран ни с того ни с сего умер во сне, люди начали шептаться. Начали припоминать случаи с другими ведьмами, о том, как во времена короля Якова на них постоянно охотились. Решили, что многие ведьмы в ту пору затаились, а сейчас опять осмелели. Ну, и договорились, что, мол, надо дать им острастку. В общем, говорили… припоминали… начали следить за Дженни Кейс… А потом в один прекрасный день пришли за ней, увели и повесили на дереве в Аллее висельников.

— Если она действительно была ведьмой, они были правы.

— Может, и так, госпожа, только вот все говорят, что она была белой колдуньей.

— А когда-то была ведьма в замке Пейлинг. Ты что-нибудь слышала об этом?

Джинни смутилась и зачем-то оглянулась на дверь.

— Ну да, госпожа, все слышали о том, как ведьма появилась из-за моря. Мне об этом рассказывала бабушка. Об этом никогда не забывали. Ведьма явилась, а потом опять ушла к дьяволу, снова вернулась и снова ушла к нему, видно, насовсем, потому что никто о ней больше не слышал.

Я задрожала.

— Вам холодно, госпожа?

— Да вовсе нет, просто мурашки по телу бегают, Джинни. А ты знаешь прибывших сюда дам? Джинни вновь смутилась.

— Да, госпожа.

— Так вот, младшая из них, красотка, — внучка той самой ведьмы.

— Да, госпожа.

« Слишком стремительно я двигаюсь к цели «, — подумалось мне. Тем не менее я продолжала:

— А как ты думаешь, способности ведьмы передаются по наследству? Злые чары, я имею в виду?

На лице Джинни появилось заговорщическое выражение. У нее даже голос охрип.

— Я слышала, что так. Да, люди говорят, что это случается.

— Да, любопытно… Ты можешь забрать поднос. Напиток был хорош, я согрелась и теперь, кажется, сразу засну.

Она забрала поднос с кувшином и тихонько вышла. Я чувствовала себя садовником, любовно подготовившим почву и бросившим в нее первые семена.

Теперь нужно было ожидать всходов.

Мне стало лучше, поскольку у меня сложился план действий. Это воодушевляло меня, и иногда я просыпалась ночью, охваченная возбуждением, которое поддерживало мою злобу и ненависть. Теперь я понимала слова Гомера:» Месть, что слаще свежего меда «.

Обычно я представляла как толпа тащит Карлотту к дереву на Аллее висельников и какое унижение она будет при этом испытывать. Я рисовала в своем воображении ее полуобнаженное тело, которое будет рассматривать простонародье, а потом Бастиана, въезжающего в Аллею и видящего свою избранницу повешенной на дереве.

« Какая я грешница!»— думалось мне, но нанесенное Карлоттой оскорбление оказалось столь глубоким, что его просто необходимо было смыть кровью, а к тому же в глубине души я знала, что все это — лишь фантазия, что-то вроде тех мечтаний, в которых человек представляет, что достиг чего-то недоступного в реальной жизни.

Карлотта, безусловно, привлекала всеобщее внимание. Она отличалась от нас своими великосветскими замашками; и это не могло не вызвать интереса простолюдинов. Я с интересом наблюдала за тем, как относятся к ней слуги. Они были охвачены любопытством и опасением, а я, со своей стороны, делала все, чтобы усилить в них страх. Я была уверена, что Джинни передала им содержание нашего разговора и история о ведьме, появившейся из-за моря, вновь ожила в их умах.