Христианство и эрос - Вячеслав А. Сорокин

быть обделён мужской силой. Как человек Христос должен был быть неотличим от других людей. Если бы Бог Отец захотел возвысить Сына над другими людьми, то неужто таким качеством, как импотенция? В таком случае и заповедь не смотреть на женщину с вожделением – от импотента, что лишает её смысла. Это меняет всё в ней и меняет отношение к этой заповеди. Это взгляд на дело неполноценного мужчины. Он может разделяться такими же, как он, но только это им ни к чему: ни один из них не способен посмотреть на женщину с вожделением. А для полноценного мужчины это требование абсурдно. Если не был Христос полноценным мужчиной в том смысле, о котором здесь говорится, он не мог испытывать полноценных чувств к женщине. В этом случае и христианский культ девства восходит не к высокому духовному началу, но к мужскому недугу, которого стыдятся.

Но положим, что Христос был полноценным мужчиной. Что это меняет? Он не приводит аргументов против полового влечения, он декларирует запрет на него. Для тех, кто видит в нём лишь бродячего проповедника, каких были в его время тысячи, его слова только сотрясение воздуха. Для верующих в него как в Бога они – поучение свыше. Ученики Христа смущены его отношением к браку и девству. «Тогда лучше вовсе не жениться?» – спрашивают они. А если был Иисус полноценным мужчиной и влечение к женщине было ведомо ему, возникает вопрос, как он с ним обходился. Тут богословие стоит перед важным и, надо полагать, трудноразрешимым вопросом, если и двух тысячелетий оказалось недостаточно для его разрешения.

В новейшее время произвели фурор исследования авторитетного библеиста Мортона Смита, сделавшего открытие, которое может полностью перевернуть взгляд на Христа и христианство. Смит, по словам другого авторитетного библеиста Эрмана Барта, обнаружил свидетельства об интимных контактах Христа, «…это были отношения гомосексуального характера», в которые Иисус будто бы вступал «с обнажёнными мужчинами, которых он крестил во время своего служения»[123]. Но вопрос о том, насколько этот факт может считаться достоверным, ещё находится в стадии обсуждения. С этой стороны христианству угрожают последствия непредставимых масштабов. Тут мы имеем перед собой одну из тех болевых точек в христианстве, прикосновения к которым оно не переживёт.

После того как поставленный в заголовке вопрос был рассмотрен в отношении Иисуса, рассматривать его в отношении апостола Павла не имеет смысла, поскольку в этом случае имело бы место повторение тех же аргументов.

Но есть смысл посмотреть на этот вопрос глазами Августина, который не был девственником и взгляд которого на отношения между полами, наряду со взглядом Христа и Павла, положен в основание официальной позиции церкви.

XVI. Блаженный Августин

Блаженный Августин – непримиримый ненавистник плоти. Плоть, по его признаниям, мучила его с юношеских лет до преклонного возраста. Мы опустим детали: распутную жизнь Августина, внебрачного ребёнка, его несостоявшуюся женитьбу на двенадцатилетней, его недостойное поведение в отношении матери своего незаконнорождённого сына. Августин был невоздержан – и проповедовал воздержание, вёл развратный образ жизни – и проповедовал целомудрие. Добродетель целомудрия была для него на протяжении всей жизни предметом повышенного внимания как путь к спасению и будущему блаженству. «Люби целомудрие, чтобы достигнуть блаженства»[124]. Замечательна его рекомендация не любить чужих жён: «Если полюбишь ты чужую жену, не будешь тотчас иметь её. Если же полюбишь целомудрие, тотчас будешь владеть им»[125]. Беседа третья «О Сусанне и Иосифе», входящая в собрание «Проповеди и поучения», – это торжественный гимн целомудрию. Библейская героиня Сузанна не уступила домогательствам старцев, библейский герой Иосиф отверг домогательства жены царедворца. Оба пострадали за свою приверженность целомудрию, за что и удостоились замечательных похвал от Августина. Одно обстоятельство мешает оценить их должным образом: похвалы произносятся человеком, главной заботой и мукой которого в жизни была половая неудовлетворённость. Августин осуждает своё половое влечение, борется с ним, но влечение не отпускает его. У язычников нет проблем с половым влечением. Язычникам всегда было непонятно осуждение христианами своей плоти. Различие между язычником и христианином состоит, среди прочего, в том, что христианина вера обязывает на протяжении всей жизни подвергать себя изощрённым испытаниям, борясь с мнимой греховностью своего тела, что для язычника является извращением и неприемлемо.

К греховным христианство относит не только плотские влечения, но и такие проявления духа, как ненависть к врагам или нежелание со смирением переносить обиды и оскорбления. Значительная доля вины за признание христианством природы человека как испорченной лежит на Августине. Его идейный противник Пелагий не признавал первородного греха и испорченности человеческой природы и не считал плотские удовольствия греховными. Тут в отношении того же явления в христианстве сложились взаимоисключающие позиции. На какой-то момент оно оказалось перед выбором между строгим догматическим и снисходительно-либеральным подходом к человеку, его страстям и влечениям. Победили сторонники первого подхода. Тем самым на дальнейший процесс становления и формирования христианства была наложена печать аскетизма и консерватизма. Ориентиры были расставлены так, что пути христианства и естественных устремлений человека неизбежно должны были разойтись. В своём консерватизме Августин был схож с Тертуллианом. С именами обоих связывается осуждение половой близости даже в супружестве. Августин, сам много лет живший с конкубиной, так высказывается о состоящих в супружестве и о девах:

«…пусть хранят целомудрие, первые – супружеское, вторые – девическое: то и другое имеет цену в очах Божиих… и те, и другие достигают вечной жизни»[126].

Стоит отметить, что Тертуллиан, который был женат, не осуждает интимную близость в собственном супружестве.

Но в письме к жене на случай, если он умрёт раньше неё, он отговаривает супругу от вступления в новый брак:

«Вдова, лишившись мужа… должна пещись только о том, как бы умерить свои страсти и не вступать во второй брак»[127].

Августин всю жизнь искал истину на пути духовном, будучи при этом в полном подчинении у плоти. Но поиск истины сам по себе не заслуга. Заслуга измеряется не желанием этого поиска, а содержанием того, что найдено. Что же найдено Августином? Он осуждает себя за уступчивость половому влечению, а само это влечение отождествляет с болезнью:

«Так почему же, когда я эту похоть называю болезнью, ты не согласен, хотя признаешь, что необходимо средство исцеления от неё? Если признаешь средство, то признавай и болезнь»[128].

Мы тут имеем дело с явлением, которое можно обозначить как синдром христианина. Совершенный христианин должен стыдиться своего полового желания. Так возникает и разгорается