«Если», 1994 № 09 - Харлан Эллисон

В комнате воцарилось молчание. С каждой секундой оно все тяжелее ложилось на плечи присутствовавших. Наконец Удалов не выдержал и спросил:

— Ну?

— Стендаль сказал, что вам можно доверять, — произнес Собачко с некоторым удивлением, словно хотел показать всему миру, что на самом деле Удалову лучше не доверять.

— Можно? — переспросил Удалов. Он тоже не был уверен.

— Историческая правда, — сказал Собачко, — заключается в том, что поляки, которых завел Сусанин, несли с собой большой и важный груз — награбленные в Вологде ценности.

— Золото, драгоценности, мебель, бусы, янтарь, жемчуг, — подытожил Салисов.

Он вытащил из кармана черный лаковый бумажник, раскрыл его, вынул листок, исписанный мелко и густо, и проверил по нему, правильно ли перечислил награбленное поляками.

— По нашим сведениям, — продолжал Салисов, — оставленные в глуши поляки в отчаянии перед гибелью прорубили полынью в озере Темном в окрестностях города Великий Гусляр.

— Исторический факт! — воскликнул Собачко.

— Все это обнаружено нами в архивах КГБ, — сказал Салисов. — Большевики скрывали эти сведения от народа, надеясь самим отыскать сокровища. Но не вышло, потому что документы были утеряны в годы великих чисток. Вы понимаете?

— Но мы теперь знаем, — продолжил Собачко.

— Озеро Темное! Мы должны отыскать это озеро и нырнуть в его глубины. Сокровища, которым нет цены, лежат на его дне. В тине. И вы нам поможете.

— Почему? — спросил Удалов.

— Потому что это ваш гражданский и нравственный долг, — сказал Собачко.

Стендаль в отчаянии глядел на Удалова.

— Сокровища, говорите, — протянул Удалов, поглаживая лысину, обрамленную пегими кудрями.

— Для народа? Тогда вам, товарищи, следует обратиться в наш музей. Он и заботится о сокровищах.

— Ах, оставьте, — отмахнулся Салисов. — В музее сидят некомпетентные, ограниченные люди.

— Они все продались Федеральной контрразведке и сионистам! — поддержал товарища Собачко.

Удалов укоризненно покачал головой. Стендаль взволнованно вмешался в разговор:

— Корнелий Иванович, эти господа просят им помочь.

— В чем?

— Проведите нас к Темному озеру, — жестко произнес Собачко. — Покажите нам его. Мы вам заплатим.

— Я бы рад, — сказал Удалов, которому эти люди страшно не нравились. — Но, к сожалению, такого озера в наших краях не водится.

— Ложь! — отрезал Собачко. — Такое озеро у вас расположено, хотя, может быть, под другим названием. Так что вы, Корнелий Иванович, уходите от ответственности.

— Корнелий Иванович! — голос Стендаля дрожал от волнения и страха. — Корнелий, помоги им!

Говоря эти отчаянные слова, Стендаль постарался незаметно для приезжих подмигнуть Удалову.

Удалов и без подмигивания знал, что положение критическое. К озеру Копенгаген, которое ранее звалось Темным, тайных троп нет. Лесом, по шоссейке районного значения доезжаешь автобусом до шестнадцатого километра, потом тропинкой, довольно исхоженной, идешь еще километр с небольшим. Вот ты и на месте. Эту дорогу знает каждый житель Великого Гусляра. Секрет лишь в том, что мало кому известно прежнее название озера Копенгаген. Впрочем, если подозрительные молодые люди выйдут на улицу, покажут десяти прохожим зеленую купюру, то наверняка отыщут хотя бы одного проводника в гуслярские леса.

— И как же вы намереваетесь искать этот клад? — спросил Удалов, глядя на Собачко проникновенно и целеустремленно. Тот принял этот взгляд за чистую монету и ответил:

— Оборудование на подходе. Летит вертолетами. Батискаф, катер, надувной плот, скафандры…

Собачко загибал пальцы. Салисов добавил:

— Акваланги, сухой паек, гранатомет…

— Базилио! — оборвал спутника Собачко.

— Имеется в виду гарпуномет, — поправился Салисов и тонко усмехнулся под бородой.

— А потом? — спросил Удалов.

— У нас есть фонд. Международный фонд — пострадавшим от землетрясения детям Ашхабада.

— В каком же году было там землетрясение? — удивился Стендаль.

— Неважно, в каком, главное, что оно было, — отрезал Собачко.

— Выходим сейчас, — заявил Салисов.

— Стендаля берем? — спросил Удалов.

— Обойдется! — ответил Собачко.

Говорил Собачко тонким пронзительным голосом с какой-то странной бабьей кухонной интонацией, будто бранился.

— А чего я без Миши пойду? — уперся Удалов.

— Что вы меня, купили, что ли?

— Иди, Корнелий, — прошептал Стендаль. — Понятно же!

Корнелий понимал, что сопротивляться бесполезно, но упрямство было его второй натурой.

Салисов был обижен.

— Корнелий Иванович, уважаемый человек, а не понимаете простых вещей. У вас дачный участок с летней постройкой есть?

— Ну?

— А то ну, что сгорит ваше строение сегодня ночью вместе с запасенной на зиму семенной картошкой.

— А на вашего сына Максимку нападут злые подростки, сломают ему гитару и нижнюю челюсть,

— добавил Собачко. — Так что, ты идешь или как?

— Иди, иди! — умолял Стендаль.

— Видите, и товарищ из газеты подсказывает, — обрадовался Салисов.

Собачко ступил в прихожую, сорвал с вешалки брезентовую куртку Удалова, которую тот использовал для рыбачьих походов, поднял и кинул под ноги Корнелию резиновые сапоги.

И Удалов перестал сопротивляться. Радикулит почти исчез.

Они сели в «мерседес»: Собачко за руль, Салисов — сзади, рядом с Удаловым. Салисов тут же развязал рюкзак, лежавший на сиденье. Там была одежда для туристов-рыболовов.

Своим спутникам Удалов не верил. Против них был его жизненный опыт и школьные знания. Ведь Ивану Сусанину от родных костромских мест добираться сюда лесами недели две. Неужели ему достались такие живучие поляки? Быть не может. Сейчас бы какой-нибудь учебник или знающего человека, чтобы подсказал, а доходили ли поляки до Вологды? Если не доходили, то и грабить не могли.

Если раньше, перед отъездом, у Удалова еще оставались какие-то сомнения, то теперь ему стало отчетливо ясно: эти люди — жулики и бандиты, нужно им на озере Копенгаген что-то иное, нежели клад. И Удалов, разумеется, подозревал, что и зачем им нужно.

Корнелий принял решение.

— Останавливай машину, — приказал он.

— Зачем?

— Дальше идем пешком. По чаще. Лишнего с собой не брать, проверить обувь!

Собачко проехал чуть дальше, где был удобный съезд с дороги на лужайку и загнал «мерседес» под одиноко стоящий могучий дуб.

Они вылезли из машины.

В лесу было мирно. Не боясь пришельцев, пели птицы, грибы зазывно выглядывали из-за пней, кузнечики сигали из травы, стараясь долететь до солнца. Чудесное время, чтобы гулять в лесу.