Нитка кораллов - Аделаида Котовщикова

— Я-то вас понял! — повторил он. — А вот вы-то, простите, Александра Николаевна, ничегошеньки не понимаете! Это просто удивительно: даже симпатичные родители совершенно не понимают своих детей.

— Конечно, куда уж нам! — с деланным смешком, скрывая растерянность, сказала мать. И, помолчав: — А почему она отказала, не знаешь?

— А вот уж об этом вы у нее спросите, — вздохнув, посоветовал Сережа. — А Косте — ни слова, помните уговор! А то еще хуже ему будет. Из дому, пожалуй, уйдет.

— Не скажу я, Сережка, ничего! Пока сам не скажет. Зря предупреждаешь…

Они жили как чужие, разговаривая лишь о пустяках. Все попытки отвлечь сына, как-то расшевелить его проваливались. «Ты читал статью о кибернетике в журнале? Чудеса, да и только!.. Костя, я сегодня какую интересную книгу принесла. За этой новинкой все гоняются… Удалось достать билеты на премьеру новой пьесы. Если хочешь, возьми их. Я потом пойду». Костя отвечал лаконично: «Да, читал… Спасибо, прочту… В театр не хочется. Спасибо».

Как-то вечером он сказал:

— Ты, мама, прости. Чтобы не было неожиданностью… При распределении я попрошусь куда-нибудь подальше. На Камчатку. На Северный полюс. Знаю, что ты скажешь: работы и здесь очень много! Но я не хочу здесь оставаться.

— Ну, распределение еще не завтра, — пробормотала ока удрученно.

Теперь, думая о Юльке, Костина мать негодовала.

Чем плох Костя? Конечно, многие гораздо красивее, но разве в этом дело? Да, нет в нем блеска, каскадов остроумия, балагурства, которое так привлекает многих девушек. Но ведь он, хоть и мягкий, очень верный и, в сущности, твердый человек, убежденный. И добрый. Такой был его отец. Недаром у Кости всегда так много хороших товарищей, которые любят его. Юлька боится, что ей будет с ним скучно, — вот что! В школе, подростком, Костя был, пожалуй, общительнее, живее… Но разве в этом счастье? До каких глупостей она додумалась! Да что там! Думай не думай — все равно ничего не придумаешь… Пять лет назад могла ли она вообразить, что придет время — и она будет мечтать о появлении Юльки у них в доме? В своем слове Костя тверд. Раз решил уехать, — значит, уедет за тридевять земель. А мать под старость останется одна. Из-за этой девчонки. Да не в том дело — можно ведь и за ним поехать. Но не сразу… И захочет ли он? Между ними стека. Можно и на расстоянии быть вместе — душой. И в одной комнате — вдали друг от друга. Все из-за нее! Потому что брешь, которую пробила Юлька в его сердце, он никому не позволяет заделать…

Это случилось весенним дождливым вечером. Александра Николаевна сидела одна в ставшей привычней печали, без охоты читала какой-то роман, поджидая сына с ужином. Вдруг она прислушалась, не веря себе: в передней раздался Костин смех.

Он быстро вошел, не снимая пальто, оживленный, улыбающийся, смущенно счастливый.

— Мамочка, дай, пожалуйста, какие-нибудь туфли! Она не хочет входить, говорит, ноги грязные. Мы нечаянно ступили в лужу, а она и так промокла!

Ничего не понимая, мать поспешно сбросила с ног домашние туфли, которые Костя тут же подхватил, в одних чулках пошла за сыном в переднюю.

Там Юлька, бледная, с горящими глазами отталкивала Костю, который, присев на корточки, пытался отстегнуть пряжки на ее туфлях.

— Я сама, сама! Глупый какой, руки вымазал! Здравствуйте, Александра Николаевна.

— Ты и чулки сними, — тихо сказала мать. — Я дам сухие. Еще простудишься.

Будто в тумане, она достала чулки, вынесла их в переднюю. Проходя в кухню за чайником, зажмурилась, чтобы не показать, что она видит, как они целуются. Одна нога у Юльки босая, другая — в мокром чулке. Она стоит на цыпочках, а Костя наклонился, потому что он выше ее на целую голову, а то и больше…

— Где ты ее вынул из лужи? — спросила Александра Николаевна за ужином, под шутливостью пряча волнение. — В институте?

— Какое — в институте! У наших ворот. Она шла мимо. С завода, где у них практика. Смотрю, кто это такой насквозь мокрый идет? — Блаженная улыбка расплывалась по лицу Кости.

Позднее, от Сережи, Александра Николаевна, разумеется под секретом, услышала о продолжении этой встречи.

— Она его спросила, — в минуту откровенности рассказал Сергей, — прямо, в упор, спросила, как умеет только Юлька: «Ты долго будешь меня терзать и не делать мне еще раз предложение?» Он ее, видите ли, терзал! Логика поистине женская. Я же всегда говорил, что Юлька — бес!

Недели через две после свадьбы, на которой Юлька звонко перецеловала всех студентов, а не только студенток, свекровь и невестка сидели вдвоем.

Глядя, как Юлька неумело, но старательно штопает Костин носок, Александра Николаевна спросила:

— Юленька, а почему все-таки ты сначала отказала Косте? Может быть, ты… колебалась, не выйти ли тебе замуж за кого-то другого?

— За другого? — Темные глаза уставились на Александру Николаевну с величайшим изумлением. — Никогда! Как может такое прийти в голову? — Юлька помолчала и призналась тихо: — Просто я слишком его любила, чтобы согласиться сразу. Любила всегда, с тех пор, как увидела. Всегда! Даже когда учила сопромат. Но это секрет! Вам я выдала тайну, потому что я вам страшно благодарна.

— Мне? — Александра Николаевна была искренне смущена. Вспомнилось, как несчетное число раз она мысленно ругала Юльку. — Но за что же? Разве я что-нибудь сделала для тебя хорошее?

— Вы сделали самое главное. Ведь вы — его мать, — с полной серьезностью ответила Юлька.

С нежностью и с некоторой опаской Костина мать разглядывала свою мучительницу. Сколько непредвиденных неожиданностей уже было в ее поведении. И что-то еще будет впереди?

Коля и перочинный ножик

Люди иногда врут нечаянно. Не хотят врать, а врут. Так случилось с Колей Травниковым.

В школе на перемене Сева Белов похвастался:

— А у меня что-то есть! А у вас-то и нету.

Он вытащил из кармана перочинный ножик, повертел им перед носом у ребят и прищелкнул языком.

Сразу протянулось несколько рук:

— Покажи-ка! Откуда у тебя? Дай подержать! — руки были мальчишечьи, девочки на ножик едва взглянули.

Коля замер от зависти, и ему стало ясно, что все восемь лет своей жизни он мечтал как раз о таком ножике.

— У меня тоже есть ножичек! — вздохнул Коля. — Дома.

Слова вырвались изо рта, как скользкая лягушка из рук.

— А покраснел как! — закричали ребята. — Почему покраснел? Нет у тебя ножичка!

— Врунтишка! Врунтишка! — Генка Поливанов подскакивал и для обидности вставлял букву «т» туда, где ее и нет совсем.

Колю прошиб пот. Он стоял, вздыхая и отдуваясь. Вот-вот разревется.

— Да он, наверно, просто ошибся, — вступилась Галя Ветлугина, тонконогая девочка с белокурыми косами. — Хотел сказать: «Будет у меня ножик», а сказал: «Есть». Правда, Коля?

Коля кивнул. Ребята притихли: ошибиться может каждый. Слезы у Коли вобрались обратно в глаза и каким-то образом стекли в рот. Коля их проглотил и подумал: «А будет у меня ножик? Откуда я его возьму?»

— Мне этот ножичек подарил папа! — похвалился Сева.

«Значит, не будет у меня ножика», — про себя решил Коля.

По дороге из школы он все вспоминал, как нечаянно соврал про ножик. Узнала бы об этом мама, сильно бы рассердилась.

Вообще-то мама веселая. Придет с завода и давай скорей убирать, стряпать, и все напевает, шутит с Колей. Но беда, если Коля вздумает соврать. Скажет, например, что не заходил ни к кому из ребят после школы, а сам заходил, и мама об этом узнает. У нее тогда даже лицо меняется, и она сердито кричит:

— Посмей только стать обманным человеком, как… некоторые! Я разве тебе когда врала? И ты не ври! Мы с тобой фальшивыми не будем!

Очень Коля не любит, когда мама так сердится. Ему в это время и жалко, и неприятно. Уж лучше никогда не врать.

А еще мама не позволила Коле оставить у себя щеночка, которого он вынул из лужи возле ворот и притащил в комнату. У вислоухого щенка с лап и с хвоста текло на пол, он мигал сине-мутными глазками и так славно повизгивал.

— Где ты его взял?! — воскликнула мама. — Сейчас же отнеси обратно!

— Ему плохо в луже, — сказал Коля. — Он там еще, чего доброго, утонуть может. Я его на кровать не пущу, ты не думай!

— Это чей-то, случайно убежал. Он породистый.

Мама решительно забрала щенка и спустилась во двор.

Коля бежал сзади, упрашивая:

— Мамочка, не уноси! Мамочка, пусть мой будет!

А во дворе уже бегала плачущая девочка, искала щенка.

— Видишь, ты его чуть не украл, — поднимаясь по лестнице, сказала мама.

Коля молча лез со ступеньки на ступеньку, надутый и разобиженный. Позволила бы мама оставить щенка в комнате, так и не узнали бы никогда, что щенок — девочкин.