Дороги авантюристов, или Загадочная яхта лорда Гленарвана - Виктор Павлович Точинов

Едва ли индейцы рассматривали Орели Первого как реального властителя. Скорее он был для них очень толковым советником и дипломатом, способным наладить международные связи. А повеления короля, не подтвержденные вождями, никто бы исполнять не стал. Но те сохраняли хорошие отношения с Тунаном, так что кое-какую реальную власть он все же получил.

Монарх дела в долгий ящик не откладывал. Образовал правительство, назначив министрами индейских вождей и своих приверженцев из белых поселенцев. Учредил гимн, герб и флаг королевства, объявил столицей Перкенко. Написал Конституцию — и читавшие этот документ лестно о нем отзывались: демократические европейские принципы Орели Первый сумел достаточно аккуратно вписать в местные реалии, — так, чтобы не вызвать отторжение у ревнителей древних традиций мапуче.

Из каких доходов складывался бюджет королевства, сведений нет. Но казна Орели Первого не пустовала, у него нашлось достаточно золота, чтобы наладить чеканку монет, валюты непризнанного государства. Золотые россыпи в Араукании имелись, хоть и не особо изобильные — испанцы до своего изгнания разрабатывали там рудники. Возможно, и после их ухода добыча не до конца захирела.

За признание своего королевства король-авантюрист поборолся. Попытался начать переговоры с Чили о признании, о демаркации границы и принципах дальнейших взаимоотношений. Чилийцы инициативу проигнорировали.

Еще один внешнеполитический шаг — объявление о присоединении земель по другую сторону Анд к новому государству, получившему теперь название Королевство Араукания и Патагония. У историков нет единого мнения: действительно ли эмиссары Орели Первого смогли найти поддержку у родственных вождей, кочевавших на востоке, за горами, — или же «присоединение» было полностью виртуальным. Какой профит получил король, добавив Патагонию в свою титулатуру, не ясно. Но отношения с Аргентиной он испортил сразу и окончательно, и впоследствии это ему аукнулось.

Главной целью Тунана во внешней политике было получение признания от Франции и установление французского протектората над новорожденным королевством. Собственно, ради этого всё и затевалось. Даже на монетах королевства была отчеканена надпись не «Араукания и Патагония», а «Новая Франция», — как недвусмысленный сигнал Парижу: придите и возьмите.

Французские дипломаты в Латинской Америке (к ним король обратился в первую очередь) отнеслись к предложению более чем прохладно, предчувствуя, что дело может обернуться войной с двумя не самыми слабыми державами континента.

Король понял, что надо обращаться напрямую в Париж, искать там подходы к императору. Дело в том, что во внешней политике Наполеона Третьего проскальзывали определенно иррациональные нотки. Франко-прусская война, прикончившая Вторую французскую империю, была по большому счету не нужна ни Франции, ни Пруссии, и пруссаки совершенно не хотели ее начинать, — но Наполеон изводил и изводил их ультиматумами с неприемлемыми условиями, и добился, себе на беду, войны. Ранее для участия в Крымской войне у Франции тоже не было объективных причин. Зато имелась субъективная: Наполеону Третьему очень хотелось расквитаться за то разгромное поражение, что потерпел его родной дядюшка в России в 1812 году.

В общем, шанс заинтересовать императора араукано-патагонским проектом был не нулевой. Тунан начал готовить дипломатическую миссию в Париж.

Чилийские власти до поры взирали на самопровозглашенное королевство равнодушно. Считали, что если ничего не делать, то проблема сама собой рассосется. Дескать, не сегодня, так завтра авантюрист-самозванец сбежит, прихватив казну и королевские инсигнии. Или арауканы наконец поймут, с кем связались, и пинками сгонят «короля» с трона.

Но проходил месяц за месяцем, никаких обнадеживающих известий из Араукании не поступало, и равнодушие начало сменяться тревогой. А ну как самозванцу действительно удастся заполучить французскую протекцию? После оккупации Мексики правительства стран Латинской Америки не знали толком, чего еще можно ждать от Наполеона Третьего, — и ожидали на всякий случай самого дурного.

Чилийцы решили сыграть на опережение и подготовили военную экспедицию в Арауканию, куда более масштабную, чем привычные регулярные рейды через границу. Командовавший силами вторжения полковник Родригес среди прочих стоявших перед ним задач получил задание пленить, либо иным способом обезвредить лжекороля.

Противодействие вторжению развивалось по привычному для мапуче сценарию. Мелкие их отряды тревожили чилийские войска беспрерывными партизанскими нападениями, атакуя и тут же отступая. Главные силы во главе с вождями-лонко вышли из-под удара и перебрались через Анды, чтобы в пампасах Патагонии объединиться с восточными собратьями и в удобный момент совместными силами нанести оккупантам, обескровленным партизанской войной, решительное поражение. Такие стратегия и тактика срабатывали не раз и не два, должны были сработать и сейчас, принеся победу.

Тунан в боях 1862 года не участвовал. Мапуче укрыли своего короля в надежном месте, в предгорьях Анд. По другим сведениям, повоевать монарху пришлось-таки, и отступил он в предгорья с малочисленной свитой после того, как арауканский отряд, охранявший Орели Первого, был разбит и рассеян в бою.

Финал у обеих версий один: среди приближенных короля нашелся предатель, чилиец по рождению. Он известил оккупантов, где скрывается монарх, — и те организовали спецоперацию силами небольшого и малозаметного отряда.

Его Величество Орели Первый, милостью Господней король Араукании и Патагонии, был захвачен в плен.

Разумеется, чилийцы с преогромной охотой поставили бы самозванца к стенке, напротив взвода солдат с заряженными ружьями. Но они побаивались непредсказуемого Наполеона — вдруг тот использует казнь французского подданного как повод для вторжения?

Тунана объявили умалишенным и заперли в лечебнице соответствующего профиля, позже депортировали во Францию.

У родины не нашлось юридических претензий к своему блудному сыну. Тунан развил бурную деятельность, пытаясь раздобыть денег и вернуться в Арауканию для продолжения борьбы.

Успеха не достиг.

Написал и издал книгу о своих приключениях, однако гонораров хватало лишь на жизнь во Франции.

Пытался организовать подписку среди соотечественников, сочувствующих идеям арауканской свободы, — но она провалилась. Аргентинское и чилийское посольства не дремали, оплаченные ими публикации французских журналистов изображали экс-короля как безумца, психически больного человека, все статьи о его начинаниях выдерживались в насмешливых тонах.

От отчаяния Тунан даже попытался взять многомиллионный кредит у банкиров лондонского Сити, оформив его как государственный заем Араукании и Патагонии. Банкиры лишь повертели пальцами у висков.

В общем, когда яхта «Дункан» бросила якорь у чилийского побережья, бывший король Араукании сидел на родине без денег, со