Справедливость. Как поступать правильно? - Сэндел Майкл

Один из доводов в пользу разрешения купли-продажи почек основан на либертарианской концепции собственности человека на самого себя: если я — собственник своего тела, я должен иметь право продавать части своего тела по собственному усмотрению. Как пишет Нозик, «сердцевина концепции права собственности на объект Х — право решать, что делать с объектом Х»[89]. Но в полной мере либертарианской логики придерживаются немногочисленные сторонники торговли органами.

И вот почему. Большинство сторонников торговли органами подчеркивают моральную важность спасения жизни нуждающихся в пересадке почек людей и тот факт, что большинство людей, отдающих одну из своих почек, могут прожить и с оставшейся почкой. Но если вы уверены, что ваше тело и ваша жизнь — ваша собственность, ни одно из этих соображений на самом деле ничего не значит. Если вы — собственник самого себя (или сам себе собственник), то ваше право распоряжаться своим телом так, как вам заблагорассудится, есть достаточная причина для того, чтобы разрешить вам продавать части вашего тела. Делаете ли вы это ради спасения жизни больных или ради денег, это совершенно не имеет значения.

Чтобы понять, почему это так, подумаем о двух нетипичных, вымышленных случаях.

Во-первых, предположим, что потенциальный покупатель вашей «лишней» почки совершенно здоров. Он предлагает вам (или, скорее всего, какому-то крестьянину из страны развивающегося мира) 8 тыс. долл. за почку — не потому, что отчаянно нуждается в пересадке почки, а потому, что он эксцентричный торговец предметами искусства, продающий человеческие органы богатым клиентам как предметы сервировки кофейных столиков (чтобы было о чем поболтать за кофе). Следует ли людям разрешить покупать и продавать почки в таких целях? Если вы считаете, что мы — сами себе собственники, слово «нет» придется из вас выдавливать чуть не пытками. Значение имеет не цель сделки, а право распоряжаться своей собственностью так, как нам хочется. Разумеется, вас может шокировать вольное использование частей тела, и вы можете выступать за продажу органов только ради спасения жизни. Но если вы придерживаетесь такого мнения, вы защищаете рынок не на основе либертарианских посылок. Вам придется признать, что у нас нет неограниченного права собственности на наши тела.

Рассмотрим второй пример. Предположим, что ведущий натуральное хозяйство крестьянин из какой-нибудь индийской деревни больше всего на свете хочет отправить своего ребенка учиться в колледж. Чтобы собрать необходимые для этого деньги, крестьянин продает свою почку богатому американцу, который нуждается в трансплантации почки. Проходит еще несколько лет. Второй ребенок крестьянина вот-вот достигнет возраста, когда поступают в колледж. И тут в деревне появляется другой покупатель, который предлагает крестьянину продать вторую почку за очень хорошие деньги. Имеет ли крестьянин право продать и свою вторую почку, несмотря на то что в результате такой сделки он погибнет? Если моральное обоснование торговли органами зиждется на концепции собственности человека на свое тело и жизнь, на этот вопрос следует дать положительный ответ. Было бы странно думать, что у крестьянина есть право собственности на одну почку, но нет на другую. Некоторые могут возразить, сказав, что никого нельзя побуждать к смерти за деньги. Но если у нас есть право собственности на свои тела и жизни, тогда у крестьянина есть полное право продать свою вторую почку, даже если это равноценно продаже жизни. (Этот сценарий не вполне гипотетический. В 90-х гг. один из калифорнийских заключенных хотел подарить свою вторую почку родной дочери. Комиссия по этике в больнице отказала в удовлетворении этой просьбы.)

Разумеется, можно разрешить только такие продажи органов, которые спасают жизни реципиентов и не ставят под угрозу жизнь доноров. Но такая политика не будет основываться на принципе собственности человека на свою жизнь и свое тело. Если мы действительно имеем право собственности на свои тела и жизни, решать, продавать ли свои органы, с какими целями и с каким риском для самих себя, должны мы, а не кто-то другой.

В 2007 г. из мичиганской тюрьмы в возрасте 79 лет вышел Джек Кеворкян, врач, отсидевший восемь лет за введение неизлечимо больным и желавшим умереть людям смертельных инъекций. В качестве условия досрочного освобождения Кеворкян дал обещание не помогать больным в совершении суицида. На протяжении 90-х гг. Кеворкян (получивший известность как «Доктор Смерть») вел кампанию за принятие законов, разрешающих помогать при суициде, и практиковал то, что проповедовал, оказав помощь 130 людям, желавшим умереть. Кеворкяна обвинили, судили и приговорили как человека, совершившего убийство второй степени, лишь после того, как он дал интервью программе «60 минут» на американском канале СВБ. В том же интервью было показано, как Кеворкян делает смертельную инъекцию человеку, страдавшему амиотрафическим боковым склерозом.

Оказание помощи при суициде в Мичигане, родном штате Кеворкяна, незаконно. Также незаконно подобное деяние почти во всех американских штатах, кроме Орегона и Вашингтона. Во многих странах оказание помощи в совершении суицида строго запрещено — и явным образом разрешено в очень немногих странах (наибольшую известность получило такое разрешение в Нидерландах).

На первый взгляд, довод в пользу оказания помощи в совершении суицида выглядит как практическое применение прописей либертарианской философии. С позиций либертарианства законы, запрещающие оказывать помощь желающему принять смерть, несправедливы по следующей причине: если моя жизнь принадлежит мне, я должен иметь право покончить с жизнью. И если я вступаю в добровольное соглашение с кем-то, кто готов помочь мне умереть, государство не имеет права вмешиваться[90].

Но коллизия с разрешением оказывать помощь при суициде не обязательно зависит от идеи о нашей собственности на самих себя и свою жизнь. Многие люди, выступающие за оказание помощи желающим умереть, не ссылаются на право собственности, а утверждают право на самоубийство во имя достоинства и сострадания. Эти люди говорят, что неизлечимо больным, испытывающим сильные страдания, следует предоставить возможность ускорить свою смерть, а не корчиться в мучениях. Даже люди, считающие, что на нас лежит общая обязанность сохранять человеческую жизнь, могут прийти к заключению, что в определенный момент требования сострадания перевешивают обязанность поддерживать жизнь страдающего больного.

В ситуации с неизлечимо больными либертарианское обоснование права на оказание помощи в совершении суицида трудно отделить от обоснования соображениями сострадания. Чтобы оценить нравственную силу концепции собственности человека на свою жизнь, рассмотрим случай оказания помощи при суициде человеку, который не был неизлечимо болен. Признаю, что случай этот странен. Но его фантастичность позволяет по достоинству оценить логику либертарианства в ее чистом, не затуманенном соображениями достоинства и сострадания виде.

В 2001 г. в немецкой деревушке Ротенбург случилось странное происшествие. Бернд-Юрген Брандес, 43-летний инженер-программист, откликнулся на рекламное объявление в интернете: некто искал человека, который хотел бы, чтобы его убили и съели. Объявление было размещено 42-летним компьютерщиком Армином Майвесом. Майвес не предлагал никакого вознаграждения и сулил только переживания, опыт. На сообщение откликнулось около 200 человек. Четверо из них посетили ферму Майвеса, побеседовали с ним, но решили, что это предложение их не интересует. Но Брандес, встретившись с Майвесом и обсудив его предложение за чашечкой кофе, дал согласие. Майвес убил гостя, расчленил его тело и положил упакованные в пластиковые пакеты части тела в холодильник. К моменту ареста «людоед из Ротенбурга» съел более 40 фунтов плоти своей добровольной жертвы, приготовив кое-какие части тела на оливковом масле и приправив их чесноком[91].