Письма - Винсент Ван Гог

поле, чем то, набросок которого я для тебя сделал вчера, в нем есть что-то особенное: оно всегда одинаково, но все же варьируется точно так же, как различаются картины, написанные на один и тот же сюжет, в одном и том же жанре, но разными мастерами. О! Это поле столь необычно и наполнено таким миром! Я не могу подобрать иного слово, нежели слово «мир». Сколько б мы ни говорили об этом, поле останется неизменным, в нем ничего нельзя ни добавить, ни убавить.

В стремлении к чему-то абсолютно новому, изменению себя, избавлению от навязчивых идей – мы справимся с этим!

22 октября 1883

Я сделал еще несколько набросков предметов, которые меня здесь окружают. Местность эта столь восхитительна, что мне трудно описать это. Когда я начну писать маслом лучше, чем сейчас, – тогда!

Окружающие вещи, которые интересуют меня, столь восхитительны, что я намерен учиться и учиться.

Это были несколько человек, которых я видел на торфяных болотах. Они сидели за грудой торфа и ели; на переднем плане – костер. [На втором рисунке] изображены грузчики торфа, хотя, боюсь, невозможно будет расшифровать мою мазню.

28 октября 1883

Золя говорит: «Как художник, я хочу жить полной жизнью» – «хочу жить жизнью» без умственных ограничений, быть наивным, словно ребенок; нет, не как ребенок, как художник – с доброй волей; поскольку жизнь конечна, я хочу найти в ней нечто, так я смогу поделиться лучшим, что есть во мне.

А теперь о принятых в обществе условностях; насколько педантичен и абсурден человек, который уверен, что знает все и что все в будущем сложится именно так, как он задумал; между тем в жизни далеко не все складывается так, как мы хотим, мы переживаем неудачи и потери, и это как раз говорит о том, что над нами существует нечто бесконечное, нечто великое и значительно более могущественное, чем мы.

Человек, который не чувствует, насколько он мал, который не осознает, что он всего лишь частица – как же он ошибается!

Утратим ли мы что-нибудь, если презрим убеждения, внушаемые нам с детства, как, например, принятые в обществе внешний вид и формы поведения? Утратим ли мы что-то важное, если перестанем придавать этим условностям первостепенное значение? Что касается меня, то я даже не хочу погружаться в подобные размышления. Мой собственный опыт подсказывает, что эти формы и представления не придают устойчивости, а подчас действуют разрушительно. Я пришел к выводу, что не знаю ничего, и в то же время чувствую, что жизнь, которую мы проживаем, необъяснима и значительно шире сложившейся системы «респектабельности». А потому для меня эта система утратила хотя бы какое-нибудь значение.

Ноябрь 1883

338

Не раз я думал о том, что мог бы быть мыслителем, но чем дальше, тем больше я понимаю, что не рожден для этого. Сейчас, к сожалению, из-за предрассудков, что любой, кто испытывает потребность к размышлению, не практичен и возводится обществом в разряд мечтателей; и поскольку такое предубеждение широко распространено среди людей, мне не раз приходилось давать отпор, поскольку я привык говорить прямо.

Я планирую за свою жизнь создать много хороших рисунков и картин, насколько я могу, затем, на закате своей жизни, взглянуть назад и сказать с любовью и легкой грустью: «О! Какие картины мне удалось создать!» И это означает, что ты должен делать все, что в твоих силах. Согласен ли ты с этим применительно ко мне и к себе?

Тео, я заявляю, что хочу прежде всего думать о том, как руки, ноги и голова соединяются с торсом, нежели о том, художник я или нет, и если да, то в какой степени.

Надеюсь, тебя все же больше будет занимать небо над мрачным сельским пейзажем, с серыми облаками, из-за которых пробиваются яркие лучи солнца, нежели ты похоронишь себя заживо, размышляя над своим собственным «я».

29 октября 1883

339

Сейчас не проходит и дня, чтобы я ни нарисовал или ни написал чего-либо. Только через учение я продвигаюсь вперед; и не может быть иной цели, кроме движения к совершенству. Каждый новый рисунок, каждое новое полотно означают то, что я сделал еще один шаг вперед. Это как если бы ты шел по дороге. Ты видишь некое возвышение в конце пути, и тебе кажется, что конечная точка близка, но по мере движения протяженность пути увеличивается, так что твое путешествие существенно затягивается. И тем не менее с каждым усилием ты все ближе к цели. Рано или поздно, пусть я и не знаю, как скоро, но достигну того уровня, когда смогу продавать свои работы.

Я быстро набросаю для тебя те пейзажи, которые стоят у меня сейчас на мольберте. Это этюды, которые, надеюсь, понравятся тебе. Чтобы верно писать пейзаж, нужно научиться всматриваться в простоту его линий и контрасты светлых и темных тонов. Сегодня я увидел превосходный пейзаж, это был совершенный Мишель! Природные пейзажи великолепно оттеняют передний план. Мой этюд кажется мне еще недостаточно проработанным, но я сумел схватить сам эффект движения света и тьмы, взволновавший мое воображение, и зарисовал этот вид для тебя.

В нижней части я набросал небольшое пшеничное поле с высохшей травой и нежно-зеленое на переднем плане. Позади домиков – брикеты с торфом, уложенные штабелями, затем снова перспектива вересковой пустоши и над всем этим яркое небо.

16 ноября 1883

340

Сейчас все вокруг Звело сплошь покрыто молодыми побегами пшеницы самого нежного зеленого цвета. Нежно-лиловато-белое небо над ними создает эффект – я не уверен, что смогу его передать, – который для меня является основным тоном, который необходимо знать, если хочешь понимать, на чем основаны другие эффекты.

Черная, плоская, бескрайняя земля, чистое нежно-лиловато-белое небо. Из земли пробивается молодая пшеница, и земля под ней выглядит так, словно покрыта плесенью.

Хорошая плодородная почва Дренте в основном такая; здесь очень высокая влажность воздуха. Вспомни «Последний день творения» Бриона; мне кажется, что только вчера я понял истинный смысл этой картины.

Бедная почва Дренте точно такая же – только черная земля, даже еще чернее, словно сажа, с лилово-черными мощными бороздами, грустная растительность и повсюду гниющие вереск и торф.

Приметы этих мест я вижу повсюду на фоне бескрайнего горизонта; торф, дерновые крыши, плодородные поля, очень простые остовы фермерских построек, овчарни с низкими, очень низкими стенами и огромными крышами из дерна; дубки, окружающие строения.

Я побывал в старой церквушке, точно – да, точно, как церковь Гревилля с полотна Милле в Люксембурге. Вместо изображенного на той картине