Самый яркий свет - Инга Берристер

— Это не любовь… Это просто секс, — стояла на своем Эбби.

— Просто секс… Для тебя — может быть, но не для меня. Как получилось, что ты с легкостью пошла на разрыв? Не потому ли, что это ты не любила меня?

С легкостью пошла на разрыв? Эбби едва сдержала истерическое рыдание. Если бы он только знал, как я страдала… как он обидел меня… как тяжело мне было жить без него! Единственное, что держало меня на плаву, это беременность… А потом дочка… Я понимала, что должна быть сильной и что надо выжить ради Кэти. Но и тогда…

Она вздрогнула, вспомнив, как пришла к врачу, а он строго сказал, что если она не будет хорошо питаться и следить за собой, то может потерять ребенка. Это было в первые недели после разрыва, когда одна мысль о еде вызывала у Эбби позывы к рвоте. Она могла только оплакивать свою любовь и изо всех сил мечтала избавиться от изматывающей душу боли… И это Сэм называет «легко»!

Легко. Даже теперь, после стольких лет, отзвуки той боли каждый раз заставляют ее вздрагивать и искать укрытия, подобно человеку, стремящемуся укрыться от грозы. Вздернув подбородок, она прямо посмотрела Сэму в лицо.

— Все может быть. В конце концов, в юности трудно понять разницу между сексом и любовью, не правда ли? К тому же я была ужасно неопытной и наивной. В моем представлении секс и любовь означали одно и то же…

— Но теперь-то ты разобралась, что есть любовь, а что секс. Да?

Эбби поняла, что Сэм злится, и запаниковала. Где-то, когда-то она допустила ошибку и очень серьезную ошибку. Но сегодня слишком поздно сожалеть об этом и вспоминать, что она сказала, и что не сказала двадцать лет назад. Надо идти дальше или признать поражение. Признать поражение? Нет, ни за что!

— Да. Думаю, ты прав, — холодно подтвердила Эбби, но ее голос все же предательски дрогнул. — Странно, если бы было не так.

Меньше всего на свете ей хотелось, чтобы Сэм думал, будто в ее жизни больше не было мужчин, будто она просыпалась по ночам в одинокой постели и совсем некому было приласкать и утешить ее…

— Что ж, значит, ты все понимаешь. Сэм крепко прижал ее к себе, и его губы оказались в опасной близости от рта Эбби. Чувствуя на своем лице его теплое дыхание, она затрепетала. От Сэма, конечно, не укрылась такая реакция, и он с насмешкой осведомился:

— Так что же сейчас между нами происходит, Эбби? Что подсказывает тебе твой опыт?

— Я знаю, что происходит, — с досадой ответила она. — Но ты не можешь…

— Если знаешь, то мне нечего извиняться, правда? — перебил Сэм. — А если так, давай не будем притворяться…

Эбби хотела сказать, что не хочет близости, но ложь не успела слететь с ее уст, остановленная поцелуем Сэма.

Это не был поцелуй, которым новый возлюбленный проводит разведку. Это был поцелуй мужчины, не нуждающегося в рекогносцировке. Такой лаской обмениваются только хорошо знающие друг друга и любящие мужчина и женщина. Это Эбби отлично понимала, как понимала и то, что смешно цепляться за принципы, когда собственное тело предает тебя.

Почему ее губы открываются навстречу Сэму, становятся мягкими, и ее язык с готовностью принимает прикосновения его языка? Почему ее тело подчиняется безмолвному призыву его поцелуя?

Дрожа от головы до пяток, Эбби сознавала, что не может контролировать себя и притворяться равнодушной. Ее тело словно жило отдельно от головы, но это пока лишь физиологическая реакция… всего лишь верхушка айсберга, если так можно определить чувство, которое ввергает ее в пучину безумия…

Сколько же лет она не испытывала ничего подобного? Ей отчаянно хотелось коснуться Сэма, отыскать языком впадинку на шее, потрогать густые мягкие волосы на груди, а тем временем чувствовать, как нарастает обоюдное желание, и длить, длить эту сладкую пытку сколько хватит сил…

Эбби услышала собственный стон. Ее чувства, подстегнутые воспоминаниями, окончательно одолели защитный механизм разума, который неустанно боролся, чтобы остановить ее. Она еще крепче прижалась к Сэму, вторя движениям его губ и скользя ладонями по его плечам, по спине, заново познавая его тело…

Сэм стал нежно целовать ее груди, а когда с губ Эбби сорвался стон наслаждения, его прикосновения стали более настойчивыми и уверенными.

Как могло случиться, размышляла она, что мое тело с такой стремительностью и самоотдачей поддалось искушению? Ведь все эти годы, проведенные в разлуке с Сэмом, я была убеждена, что, убив нашу любовь, он убил и мое желание, мою способность соединяться с ним в едином порыве. Как получается, что меня возбуждает мужчина, которого я не люблю? Как он может желать женщину, обманувшую его? Женщину, которой он не поверил?

Почему оказались мы тут… вместе… соединенные в объятии, как много лет назад? Почему неистово хотим друг друга, почему теряем способность рассуждать, стоит нам только оказаться рядом? Ведь я так старалась забыть… А теперь в нас говорит не только юношеская страстность, но и выношенный годами голод… знание, которое дается возрастом и пониманием человеческой природы.

— Эбби… Эбби…

Она чувствовала, как дрожат его руки и как, лаская ее соски, Сэм приходит в не меньшее неистовство, чем она сама. Потом наступил ее черед, и уже Сэм задыхался, когда Эбби жарко целовала его, наслаждаясь не только его возбуждением, но и своей способностью возбуждать мужчину.

— Боже, ты хоть представляешь, что делаешь со мной? Как же я мечтал об этом… мучился… мечтал… об этом… о тебе.

Эбби вслушивалась в эти бессвязные слова, тем временем покрывая поцелуями лицо, шею Сэма, и ее сердце едва не выскакивало из груди от наслаждения. Она вспомнила, как целовала родинку на подбородке в преддверии самого главного.

А Сэм помнит? Неужели забыл? А если помнит, то, что сейчас сделает?

— Боже мой, Эбби… не останавливайся… — взмолился Сэм. — Ради Бога… Только не сейчас… Если бы ты только знала… Коснись меня, Эбби… Пожалуйста, сними с меня рубашку… да… так… расстегни ее…

Оказалось, что у нее дрожат пальцы, и Эбби пришлось взяться за дело обеими руками. Однако она все равно не справилась с крошечными петлями и оторвала несколько пуговиц, хотя Сэм, казалось, не заметил ее неловкости. Эбби, как безумная, стала покрывать жаркими поцелуями его грудь.

Странно, но она узнала вкус и запах его кожи, особенно запах, которые ничуть не изменились за двадцать с лишним лет. Когда она прижалась щекой к его груди, ей Показалось, что она влажная, и лишь спустя несколько секунд до Эбби дошло, что это ее собственные слезы. Слезы… Ее слезы… Почему?

— Ох, Эбби… Что же мы натворили? Зачем нам надо было?..

Эбби вздрогнула. Она не хотела ни о чем говорить. Она не хотела вспоминать о прошлом, боясь испортить то, чем наслаждалась сейчас. Она не хотела ни анализировать то, что случилось… ни оживлять боль, в которой никому ни разу не призналась. Она слишком боялась, что если только… если всего один раз…