Социально-психологические проблемы университетской интеллигенции во времена реформ. Взгляд преподавателя - Сергей Дружилов

10 июля 1992 г был принят Закон «Об образовании», дававший правовую базу для работы негосударственных вузов и определявший порядок их лицензирования и государственной аккредитации. Стали появляться в огромном количестве негосударственные (коммерческие) вузы, в которые стали переходить многие преподаватели из традиционных, государственных вузов. Часть из них осталась там навсегда – однако большая часть через два-три года вернулась в государственные вузы: исходно преобладавшие а «коммерческие отношения» в образовательном процессе и откровенная направленность на «халтуру» оказались для них невыносимой.

Многие преподаватели гуманитарных дисциплин стали в то время «многостаночниками», одновременно преподавая в нередко в 4-5 вузах одновременно, причем зачастую брались вести знакомые им ранее лишь «по наслышке» учебные дисциплины.

Например, бывшие преподаватели марксистко-ленинской философии – стали преподавать практическую психологию, прикладную социологию, маркетинг; бывшие преподаватели научного коммунизма – стали рассказывать студентам о рынке ценных бумаг и т.д.

Для чтения новой литературы, тем более, для систематического обучения, у таких преподавателей времени просто не было и нет. Поэтому и сейчас продолжают работать «как умеют».

Профессор Г.И Ханин вспоминает, что в то время ему в ряде вузов «приходилось слышать от работников библиотек жалобы на то, что преподаватели в библиотеку не ходят». Нетрудно представить, каково было качество этого преподавания, если оно и раньше, по основному месту работы, было низким. Страшно признавать, что «профессиональная честь преподавателей и требования к ним оказались на таком низком уровне, что даже после заметного повышения оплаты преподавателей [в 2005-2006 г -уточнение наше, – С.Д.] эта многостаночная работа продолжается» [Ханин, 2008].

Наряду с преподавателями и научными сотрудниками из университетов стали уходить и работники, занятые обеспечением управления. Впрочем, они неплохо устроились – многие из них стали соучредителями разнообразных акционерных обществ (ОАО и ЗАО), заместителями директоров (по самым разнообразным вопросам, вплоть до АХЧ – административно-хозяйственной части) предприятий. Вслед за парткомами и комитетами комсомола, которые закрылись на исходе 1991 г., стали мимикрировать, (если проще -«перекрашиваться» для соответствия окружающей среде) крайне идеологизированные кафедры общественных наук.

Кафедры научного коммунизма чудесным образом превращаются в кафедры психологии и/или социологии. Работавшие на них кандидаты наук, защитившие диссертации по тематике псевдонауки под названием «исторический материализм» (иначе – «научный коммунизм»), теперь начинают считать себя «спецами» естественнонаучных дисциплинах, сводя их к «разговорному жанру». При этом специалистам с ученой степенью кандидата психологических наук (их к началу 1990 г. в стране было всего около 1,5 тыс.) на такие кафедры их старожилами («научными коммунистами») вход закрыт. Кафедры политэкономии – превращаются в кафедры общей экономической теории, менеджмента и т.д.

Именно из преподавателей «идеологических» кафедр (наряду с руководителями партийных и комсомольских структур вузов) вышли многие организаторы и руководители коммерческих вузов, руководители уже специальных кафедр во множестве экономико-юридических, – психолого-социально-гуманитарных и подобных вузов.

В университетах стало меньше штатных сотрудников профсоюзных организаций, работников отдела кадров, бухгалтеров и так далее – но не на долго. В дальнейшем вспомогательные отделы вуза и их штаты начнут множиться и приобретать вес и значимость, превышающую кафедральную.

Выживание вузов в 1990-е годы проходило по-разному. В некоторых университетах факультеты и кафедры приобрели большую самостоятельность. Оставшись без государственного финансирования, без партийно-идеологического контроля, преподаватели и научные сотрудники взяли значительную часть ответственности на себя. Значительно повысилась роль Ученого совета, а также Советов на факультетах.

Одной из стратегий выживания государственных вузов стало развитие коммерческих форм образования. Открывая новые, популярные специальности, а чаще – просто ускоренные формы подготовки на выпускающих кафедрах, их руководители рассчитывали за счет средств «платных» студентов улучшить ситуацию. И это направление приобрело весьма широкие масштабы – со столь же масштабными (но отсроченными) негативными последствиями, о которых уже говорилось в первой главе.

Вторая стратегия состояла в том, что некоторые факультеты и кафедры активизировали те научные исследования, которые могли получить поддержку от филантропических организаций. Стоит признать, что эти конструктивные меры мало где принесли свои плоды…

Университетская ситуация 1990-х характеризовалась и такой чертой, как наличие интеллектуальных свобод, широко воспринятых представителями всех факультетов. Отчасти такая атмосфера компенсировала падение

доходов, оказавшееся отличительной чертой жизни университетских ученых. Последовавшее затем установление новых форм авторитаризма в вузах стали означать непосредственное покушение на эти свободы.

1.4 Кризис высшей школы ак следствие деструктивных реформаций

«Вдоль дороги всё не так, а в конце подавно.И ни церковь, и ни кабак, ничего не свято,Нет, ребята, всё не так, всё не так, ребята…»

Парадоксально, но и предшествующие, и сегодняшние реформы, несмотря на все различия эпох, имеют одинаковые корни. Первый – безграничная самонадеянность властных структур, их неспособность воспринимать любое инакомыслие. И второй – увы, малая востребованность выпускников вузов, по причинам, с одной стороны, дисбаланса номенклатуры их подготовки с потребностями реального сектора экономики, с другой стороны – в связи с низким качеством подготовки «нужны» экономике специалистов.

Усиленная деградация отечественной системы ВПО

Все предпосылки деградации отечественной системы ВПО в постсоветский период были заложены ранее, еще в советское время, особенно в последние его 20 лет. Вместе с тем необходимо признать, что действия новой российской власти и социально-экономическое положение в России в 1990-е годы усугубили эту тенденцию.

Российское государство в отличие от советского, практически до 2000-х годов игнорировало проблемы российской высшей школы. Если в начале 1990-х годов такую позицию можно было объяснить необходимостью решения более неотложных дел задач политического и экономического реформирования общества (подобно поведению советского правительства в годы гражданской войны), то в дальнейшем для такого поведения нет никакого оправдания. Трудно не согласиться с Г.И. Ханиным, который связывает это с проявлением «вопиющей антиинтеллектуальности и недальновидности российской власти» [Ханин, 2008].

Пренебрежение властями постсоветской России высшим образованием нашло отражение в весьма значительном (как в абсолютном объеме, так и в процентах от ВВП) сокращении бюджета ВПО. Лишь частично это сокращение бюджетных ассигнований компенсировалось расходами населения на платное высшее образование.

Результатом снизившегося финансирования явилось значительное снижение реальных доходов преподавателей, ухудшение содержания учебных корпусов и общежитий, обеспечении вузов литературой и периодикой, учебным и научным оборудованием. Пожалуй, единственное исключение относится к финансированию закупаемой вузами вычислительной техники.

Но и остаточное финансирование, и кадровые проблемы и многое другое связано с изменением реформаторами концептуального подхода к образованию вообще и к высшему образованию в частности.

Произошло изменение характера целеполагания, которое было переведено в термины «рыночного» дискурса. Само «образование» в стране стало рассматриваться как «образовательная услуга». Интегральные задачи типа «дать хорошее образование», «научить мыслить», «воспитывать личность» и т.п. фрагментировались и заменялись перечнями «образовательных услуг» и подлежащих освоению «компетентностей».

Кратко и очень выразительно сформулировал нынешнюю концепцию образования профессор Г.Г. Малинецкий: компетентный специалист для международного рынка труда, это человек – способный «торговать, хотя и не понятно чем, избирать, сотрудничать и болтать (зато на иностранных языках)» [Малинецкий, 2002].

Суть нынешней парадигмы образования состоит в неком наборе прагматических «компетенций», необходимых для повышения конкурентоспособности работника в условиях рынка. Эту парадигму можно считать, по А.Л. Андрееву, считать адаптивной моделью (или стратегией) развития образования. Исследователь убежден, что указанная стратегия -тупиковый путь для образования. Передача новым поколениям «целостного системного знания о социальной реальности должна преследовать не только цели адаптации к ней, но и возможности ее преобразования» [Андреев, 2005]. Творческое же мышление, а также необходимые человеку способности действовать в ситуации неопределенности не могут быть сформированы при принятии указанной адаптивной стратегии.