Аметисты Серафимы Суок - Алина Егорова

выделяют. Это задевает. Ведь кто она такая? Дочь алкаша и сиротка с неустойчивой психикой! Ей положено забиться под плинтус и не отсвечивать, а она вечно выделывается. И этот ее пронзительный взгляд серо-буро-малиновых глаз. Смотрит, будто бы знает что-то такое, что им, убогим, недоступно. Носится со своими дешевыми бусами как с писаной торбой. Одевается хуже всех, а пацаны на нее западают. Воронин и тот по ней сохнет, только выражает свои чувства, как умеет, по-детски.

Странная психичка, нищая и некрасивая, но что-то в Зоське есть, что не позволяет ей слиться с толпой. Оттого и цепляются к ней все. Другие из кожи вон лезут, чтобы обратить на себя внимание, а Сапожниковой делать для этого ничего не нужно, она всегда гвоздь программы. Фролиха в Зоське видит конкурентку. Ларка так и говорит: «Будь Сапожникова попроще, верховодила бы над всеми». Конечно, Катя с Фроловой не согласилась, она, как обычно, многозначительно вздохнула, что в данном случае значило: бред!

На самом деле Быстрова была с Ларисой солидарна – она и сама опасалась, что однажды Сапожникова сместит ее с трона королевы класса. Но сознаться в этом Катерина не могла.

Не помня как, Зоя пришла домой и, не раздеваясь, рухнула на кровать.

После пробуждения ей показалось, что время повернулось вспять: золотом разлились на стене лучи рассветного солнца, звенящая тишина, нарушаемая ходом стрелок старого будильника.

Так было в прошлой жизни, когда совсем маленькая Зоя просыпалась раньше всех и тихо ждала, когда встанут родители. Сейчас Зоя почувствовала, будто бы ей снова шесть лет и мама жива. Вот-вот скрипнет в гостиной половица, послышится шелест маминого шелкового в «огурцы» халата, она заглянет к ней и ласково скажет: «Проснулась, моя радость?» Сядет рядом и погладит своей прохладной ладонью по волосам, обнимет, пощекочет ресницами – это был их с мамой утренний ритуал. А она обхватит мамину шею ладошками, притянет к себе и поцелует в глазки и носик.

Теплое чувство счастливого детства нежно баюкало память и исчезло со зловещим звуком открывающейся входной двери.

Отец вернулся то ли с очередной пьянки, то ли со случайной подработки. По сопровождаемому руганью грохоту падающих на пути вещей Зоя определила, что отец пьян. Хоть спать сразу ляжет, не будет донимать разговорами и бузить, отметила она положительный момент.

Хрустальная сказка была разрушена. Девочка замерла, чтобы не напомнить о своем присутствии.

– Явился, зараза! – сердитый голос тети Леры.

– **** – в ответ прозвучала неразборчивая брань.

– Иди спать, холера!

Зоя перевела дух – она порадовалась пробуждению тети Леры. Все же в ее присутствии отец вел себя смирно.

Без двадцати семь. Еще так рано! В школу она обычно выходит в восемь, на сборы хватает пятнадцати минут. Тетя Лера уйдет на работу в полвосьмого, сейчас пойдет на кухню стряпать завтрак.

Дождавшись тракторного храпа, Зоя вышла на кухню.

– Ну ты и дрыхнуть! Больше суток подушку давила! Уже думала, не заболела ли, – встретил Зою понурый взгляд тети Леры, и сама она выглядела не лучшим образом: сжатые плечи, заношенная одежда, отросшие корни поседевших волос.

Женщина давно уже перестала прихорашиваться перед выходом. От такой-то жизни. Почистила зубы, причесалась – и сойдет.

– А что, сегодня разве не четверг? – удивилась Зоя.

Она хорошо помнила, что пришла из школы в среду, еще по химии проверочную писали.

– Пятница уже!

– Серьезно?

Тетя одарила ее тяжелым взглядом: она никогда не была склонна шутить.

В школу после случившегося ноги не несли, и, если бы Зое было куда податься, в этот серпентарий она бы больше носа не сунула. В отсутствие тети Леры находиться дома с отцом было чревато скандалами, так что лучше в серпентарий.

И бусы. Надо во что бы то ни стало их вернуть.

Наличие цели Зою приободрило. Как она добудет бусы из стола Выдры, девочка не знала. Да хотя бы выкрадет.

Напрасно Зоя ожидала в свой адрес нападок: ушла с уроков в слезах, да еще и день потом прогуляла.

В школе было непривычно тихо. Даже не тихо. Гнетуще.

В холле на втором этаже, где вывешивали все главные новости, толпился народ.

– Инфаркт. Прямо с урока увезли в седьмом «А».

Седьмой «А». Это ее класс! У Зои все внутри похолодело.

«У кого инфаркт, у кого?» – хотела она закричать, но от волнения во рту все пересохло.

Пробравшись ближе к стенду, она увидела портрет в черной рамке: Варвара Эдуардовна Шульга. Заслуженный учитель. Светлая память.

Варвара Эдуардовна, Выдра, была женщиной отнюдь не старой и производила впечатление вполне здоровой. И тут инфаркт. Пути господни неисповедимы.

Русский и литературу у кого отменяли, кому ставили замену. В отсутствие хозяйки кабинета залезть в ящик ее стола оказалось проще простого.

Улучив момент, когда один класс уже вышел, а другой еще не явился, Зоя зашла в кабинет русского языка и бесцеремонно извлекла из ящика Выдры бусы.

Сорок четыре аметиста. У нее их девять. Итого пятьдесят три. Два пропало.

Зоя принялась искать пропажу на полу. Она шарила под партами. Проверила в столе Выдры – и плевать, если кто застукает. Аметистов нигде не было.

Через месяц среднюю школу номер двенадцать города Кириши потрясла еще одна смерть. Группа школьников отправилась на вокальный конкурс в Великий Новгород.

На загородной трассе перевозивший детей автобус попал в ДТП. Все отделались ушибами и легкими травмами, кроме Жени Колязиной. Она погибла.

Катя

Екатерина Быстрова, в замужестве Бобкова, вернулась домой в половине первого ночи. Из детской доносился звук компьютерной игры.

Как обычно, никто не вышел ее встречать.

«Всем все равно», – с горечью отметила Катя.

Она разулась и прошла в спальню. Судя по храпу, Артём уже спал. «Есть я, нет меня – ему безразлично».

Кате вдруг нестерпимо захотелось съездить мужу по физиономии, хорошенько встряхнуть его, чтобы до него дошло, что он вытворяет.

Катя схватила железную, купленную на Гоа вазу, чтобы как следует огреть ею Артёма. Подошла к нему и уже замахнулась, но ей стало его жалко. И посапывает он трогательно, совсем как Андрюша, старший сын, очень на него похожий.

Катя вернула вазу на место, при этом нарочно громко ею брякнула – совсем не мстить она не могла.

– Сколько времени? – сонно пробормотал Артём.

– Час почти.

– А ты где была? – запоздало поинтересовался он.

– На свидании! – зло процедила она, уходя.

– Вот скотина! – кипела Катя, стоя под душем. – Ему до меня нет никакого дела! Ничего, ты у меня еще узнаешь, почем фунт лиха! Я твоей