Все твои совершенства - Колин Гувер

решил, что покидать земную атмосферу как-то страшновато. А цифры не опасны для жизни, вот я их и выбрал. – Он открывает один из пакетов и достает печенье. – Думаю, вечером мы должны заняться сексом. – Он откусывает кусочек печенья. – На всю ночь, – добавляет он с набитым ртом.

Едва не подавившись, я пододвигаю к себе стаканчик кофе и делаю глоток.

– Ты так думаешь, да? А чем сегодняшний вечер так отличается от вчерашнего?

Он снова отламывает кусок печенья и засовывает в рот.

– Вчера я проявлял вежливость.

– Значит, твоя вежливость – всего лишь видимость?

– Нет, я действительно порядочный парень. Но при этом меня сильно влечет к тебе, и я хочу снова увидеть тебя без одежды. – Он улыбается мне, улыбается застенчиво и так мило, что я тоже улыбаюсь.

– Некоторым мужчинам изменяют, и они от этого становятся мстительными. А когда изменили тебе, ты сделался безжалостно честным.

Он смеется, но больше не заговаривает о потенциальном сексе. Минуту мы оба молча едим, а потом он спрашивает:

– Что ты сделала со своим обручальным кольцом?

– Отправила по почте матери Итана.

– А с тем, что я оставил здесь?

Я сдержанно улыбаюсь.

– Оставила себе. Иногда надеваю. Оно красивое.

Он бросает на меня быстрый взгляд и говорит:

– А хочешь знать, что осталось у меня?

Я киваю.

– Наши предсказания.

Я не сразу понимаю, о чем он говорит.

– От китайской еды времен измены?

– Ага.

– Ты сохранил их?

– Конечно.

– Почему?

– Потому что. – Он смотрит на свой кофе и двигает стаканчик мелкими кругами. – Если бы ты видела, что там на обратной стороне, ты бы не спрашивала.

Я откидываюсь на спинку стула и подозрительно смотрю на него. Мы с Итаном все время покупали эти печенья с предсказаниями. Я точно знаю, что у них на обороте, потому что это всегда казалось мне забавным. На большинстве записок стоит набор цифр, но в этом кафе ставят только одну цифру.

– Там должен быть просто номер.

– Ага.

В его глазах появляется озорной блеск.

Я склоняю голову набок.

– И что? У них один и тот же номер или что-то в этом роде?

Он серьезно смотрит на меня.

– Номер восемь.

Я выдерживаю его пристальный взгляд и на пару секунд задумываюсь. Вчера вечером он спросил меня о дате. Восьмое августа.

Восемь/восемь.

День, когда мы воссоединились.

– Ты серьезно?

Грэм мгновение сохраняет серьезный вид, но потом не выдерживает и смеется.

– Шучу, конечно. У твоего на обратной стороне была семерка, а у моего – пятерка или что-то в этом роде. – Он встает и уносит на кухню пустые упаковки от еды. – Я сохранил их, потому что помешан на порядке и не хотел мусорить на полу в коридоре. Я забыл, что они у меня в кармане, пока тем вечером не вернулся домой.

Интересно, сколько в этом правды?

– И они действительно еще у тебя?

Он нажимает на рычаг мусорного ведра, и крышка открывается.

– Конечно. – Он возвращается к столу и поднимает меня со стула. Обнимает меня за талию и целует. Поцелуй сладкий-сладкий, со вкусом карамели и сахара. Он прижимается губами к моей щеке, целует, а потом притягивает меня к груди. – Ты же знаешь, что я просто дразню тебя, верно? На самом деле я не думаю, что мы проведем остаток жизни вместе. Пока.

Мне, похоже, нравится его поддразнивание. Очень нравится. Я открываю рот, чтобы ответить, но тут раздается звонок. Он поднимает палец, вытаскивает телефон и тут же отвечает.

– Привет, красотка! – говорит он и, прикрывая динамик, шепчет мне: – Это мама. Не злись.

Я смеюсь и оставляю его наедине с телефоном, а сама иду к столу, чтобы собрать остатки продуктов, которые он притащил. Вряд ли все это поместится в холодильнике.

– Не очень, – говорит Грэм в трубку. – Папа сегодня играет в гольф?

Я наблюдаю, как он болтает с матерью. У него это так легко получается. Когда я говорю с мамой, я вся напряжена, на взводе и то и дело закатываю глаза.

– Да, обед – это неплохо. Можно я приведу девушку? – Он снова прикрывает телефон и смотрит на меня: – Готовь акваланг, Квинн.

Я не знаю, смеяться мне над его шуткой или злиться. Я даже не знаю фамилии этого парня. И не хочу знакомиться с его родителями. И очень твердо говорю «нет».

Он подмигивает мне.

– Ее зовут Квинн, – говорит он в трубку, отвечая на вопрос матери. И продолжает, наблюдая за мной: – Да, это довольно серьезно. Я встречаюсь с ней уже давно.

Я закатываю глаза от его лжи. Он просто невозможен.

– Подожди, я спрошу ее. – На этот раз он не прикрывает телефон и кричит даже громче, чем нужно, потому что я совсем рядом: – Детка! Тебе на десерт пирог или шарлотку?

Я подхожу ближе, чтобы до него дошло наконец, что я говорю серьезно.

– У нас даже не было ни одного настоящего свидания, – шепчу я. – И я не намерена знакомиться с твоей мамой, Грэм.

На этот раз он прикрывает телефон и указывает на стол.

– У нас только что было примерно пять настоящих свиданий, – шепчет он в ответ. – В «Чикфил-Эй», в «Макдоналдсе», в «Донатсе», в «Старбаксе»… – Он снова подносит телефон к уху: – Она предпочитает пирог. Так мы придем к шести? – Пауза. – Ладно. Я тоже тебя люблю.

Он заканчивает разговор и убирает телефон в карман. Я пристально смотрю на него, но недолго, потому что он подходит ко мне и щекочет меня, пока я не начинаю хихикать.

– Не беспокойся, Квинн. Когда попробуешь ее стряпню, тебе вообще никогда не захочется уходить.

Я тяжело вздыхаю.

– Ты совсем не такой, как я ожидала.

Он целует меня в макушку.

– Это хорошо или плохо?

– Честно говоря, понятия не имею.

12

Настоящее

Заехав на улицу, где живет Кэролайн, я вижу машину Грэма, припаркованную на ее подъездной дорожке. Но, похоже, кроме его сестры и ее мужа, здесь больше никого нет. Это меня успокаивает.

Вчера утром Кэролайн родила мальчика. Домашние роды. Вообще-то это первый мальчик, родившийся в семье Грэма после него.

Кэролайн – единственная из сестер Грэма, которая осталась в Коннектикуте. Табита живет в Чикаго. Эйнсли – юрист и живет везде. Она путешествует почти так же много, как Ава и Рид. Иногда я немного завидую их беззаботному образу жизни, но у меня всегда были другие приоритеты.

Мы с Грэмом принимаем большое участие в жизни двух дочек Кэролайн. Не только общаемся с ними по воскресеньям, но иногда водим их на прогулки или в кино, чтобы дать Кэролайн и ее мужу побыть наедине. Подозреваю, что с рождением их сына мы будем проводить с девочками еще больше времени.

Мне нравится смотреть, как Грэм возится с ними. Он прекрасно играет с девчонками и любит их смешить. И при этом очень заботится об их душевном спокойствии и благополучии. Он терпеливо и честно отвечает на каждое их «но почему». И хотя одной всего три, а другой пять, он относится к ним как к равным. Кэролайн шутит, что, когда они возвращаются от нас домой, они каждую фразу начинают словами: «А дядя Грэм сказал…»

Мне очень нравятся его отношения с племянницами, и я еще больше радуюсь, что увижу его еще и в роли дяди маленького племянника. Иногда в такие моменты я позволяю себе думать, каким замечательным отцом он мог бы стать, но никогда не позволяю, чтобы наше удручающее состояние омрачало отношения Грэма с его семьей. Поэтому я приклеиваю на лицо счастливое выражение и стараюсь никогда не показывать, как мне грустно.

Я репетирую улыбку перед зеркалом заднего вида. Раньше я умела улыбаться естественно, но теперь почти каждая моя улыбка – это маска.

Подойдя к входной двери, я думаю, что лучше – позвонить в звонок или просто войти. Если ребенок или Кэролайн спят, я буду последней свиньей, если разбужу их. Я толкаю дверь; в передней части дома тихо. В гостиной никого, хотя на диване разложены развернутые подарки. Я захожу в гостиную и кладу наш с Грэмом подарок на кофейный столик рядом с диваном.

Через пустую кухню я прохожу в помещение, где Кэролайн с семьей проводит большую часть времени.