Ультиматум крупного калибра - Александр Александрович Тамоников

время Рябов колесил по узким улочкам предместья, чтобы на всякий случай окончательно замести следы и таким образом сбить с толку возможную погоню. Затем он остановился, заглушил мотор и, задыхаясь от усталости, уронил голову на руль. Но так он сидел всего лишь несколько мгновений. Подняв голову, он оглянулся – ведь сзади лежал раненый Муромцев. Впрочем, оказалось, что Муромцев уже не лежал на самом дне джипа, а сидел на сиденье, откинувшись на его спинку и закрыв глаза.

– Живой? – спросил у него Рябов.

– Еще толком не знаю, – слабым голосом ответил Муромцев. – Но, похоже, что больше жив, чем мертв.

То, что Муромцев пребывает в сознании, сидит, а не лежит, да еще и пытается шутить, приободрило Рябова. Значит, дело не так уж плохо.

– Ну а встал-то зачем? – спросил Рябов. – Лежал бы…

– Так ведь неудобно, – ответил Муромцев. – Трясет, и боль такая… К тому же а вдруг пришлось бы отстреливаться? Вот я и поднапрягся.

– Э! – только и нашел что сказать Рябов. – Ну-ка, давай я осмотрю твою рану.

Рана как рана – таких ран Рябов за свою бытность спецназовцем повидал немало. Немного кровоточило, вокруг раны образовалась припухлость. Одно было плохо: похоже, в теле Муромцева застряла не одна пуля, а как минимум две. Впрочем, и с этим приходилось мириться. Две так две, тут уж ничего не поделаешь.

Рябов снял окровавленные бинты и наложил новую, чистую повязку.

– Как дышится? – спросил он.

– Через раз, – попытался улыбнуться Муромцев.

– И то хорошо, – проворчал Рябов.

– Угораздило меня, – тоскливо произнес Муромцев. – На первом же задании… Невезучий я человек…

– Ну, это ты зря! – возразил Рябов. – Еще какой везучий! Могли ведь и убить. А так – всего-то ранение средней тяжести… И потом: есть у нас такая примета. Коли тебя зацепило на первом же задании, то это – к счастью и к долгим годам жизни. Так что тут не горевать надо, а радоваться.

– Что ж, попытаюсь радоваться…

– Вот это правильно! Тем более что задание мы выполнили на все сто! Да и сами, похоже, уцелели. Хрен им с маковкой, а не связь!

– Это – да…

– Одна беда, – почесал затылок Рябов. – Как же быть с тобой? Куда тебя девать – такого-то? Ведь нам надо на всех парах мчаться на аэродром. Там, я думаю, варится каша покруче нашей. Помогать ребятам надо…

– Вот и поехали, – ответил Муромцев. – Чего смотришь? Заводи мотор, да и вперед. Со мной все в порядке. Почти… Может, и я пригожусь. Удержу автомат в руках, если что…

Рябов ничего не сказал, завел мотор, и автомобиль на полной скорости помчался к аэродрому Темпельхоф, где сейчас, по расчетам наших бойцов, должны были варить свою «кашу» Богданов, Дубко и Павленко. Сбиться с пути Рябов не опасался: он, как опытный боец спецназа, прекрасно ориентировался в любой, даже совсем незнакомой местности. И вскоре они уже подъезжали к аэродрому.

Глава 7

Не доезжая до аэродрома, Рябов остановил машину. Теперь предстояло подумать, что делать дальше. В том, что Богданов, Дубко и Павленко находились сейчас на аэродроме или, по крайней мере, где-то поблизости, ни Рябов, ни Муромцев не сомневались. Но только – как их разыскать?

Впрочем, такая возможность имелась, и она была оговорена заранее. Спецназовцы в случае необходимости могли связаться друг с другом с помощью портативных раций. Терко и Еремин, разумеется, не могли воспользоваться таким способом связи – из Восточного Берлина в Западную Германию было, что называется, не дозвониться. А если бы Еремин с Терко и дозвонились, то толку от этого все равно бы не было. Скорее всего, их разговор перехватили бы. Конечно, спецназовцы общались между собой на одном им понятном языке, но кто может поручиться, что этот язык не расшифровали бы немецкие или американские спецслужбы? Противник – он ведь тоже парень башковитый, обученный всяческим премудростям.

А вот разыскать таким способом Богданова, Павленко и Дубко можно было бы попытаться. Конечно, и тут была опасность перехвата, но приходилось рисковать. Да и как спецназовцы могли бы встретиться друг с другом иначе? К тому же перехват перехватом, но ведь разговор двух групп нужно было еще расшифровать! А для этого необходимо было время. Может статься, даже много времени. А спецназовцы действовали мгновенно – их поджимала ситуация, сложившаяся по обе стороны Берлинской стены. И потому, даже если их переговоры окажутся расшифрованными, это, по сути, не будет иметь никакого значения. Все равно к тому времени задача будет уже выполнена.

– Рация при тебе? – оглянулся Рябов на Муромцева. – Не потерял?

– Сейчас проверю, – ответил Муромцев, делая слабые попытки извлечь рацию из внутреннего кармана.

– Не шевелись понапрасну, я сам, – сказал Рябов и принялся шарить у Муромцева по карманам. – Кажется, вот она… Сейчас проверим, цела ли.

Рация оказалась неповрежденной, и это было сродни чуду. Все-таки Муромцев катился вместе с нею кубарем по лестнице, спасаясь от взрыва, затем – в него стреляли и даже попали, а если попали в него, то запросто могли попасть и в рацию. Но все обошлось – рация была цела. И это существенно облегчало задачу поиска Богданова и двух других членов группы. Конечно, если только у них с рацией ничего не случилось. Если же случилось, то придется экстренно придумывать, как разыскать Богданова, Дубко и Павленко другим способом.

Но вначале Рябову и Дубко нужно было избавиться от джипа. Конечно, он очень им помог, вывез из-под огня и в буквальном смысле спас им жизни, но теперь он же мог их и погубить. Наверняка американское командование опомнилось и разослало по всем постам, дорогам и окрестностям указания: разыскивается угнанный с базы «Голубые цветы» армейский джип номер такой-то с двумя личностями, которые обоснованно подозреваются в диверсионном акте, выведшем базу «Голубые цветы» на долгое время из строя.

Скорее всего, сейчас американские солдаты вместе с западногерманскими солдатами и полицейскими рыщут по всем дорогам, пытаясь напасть на след угнанного джипа, а вместе с ним – и на след двух диверсантов, один из которых тяжело ранен. А если так, то Рябову и Муромцеву необходимо срочно