Художник - Елена Викторовна Батуева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Когда я смотрю на твои картины, мне кажется, что это не плоский холст, что там, внутри, другая реальность!– поделилась Леля своими ощущениями.
– Ты это увидела? – с удивлением спросил Художник. – Мне тоже иногда кажется, что у каждой картины есть своя аура, которая действует на человека, иногда так хочется войти в в нее и очутиться в другом мире, – улыбнулся Художник. Он прислонился к стене, на которой висел веселый весенний пейзаж с деревенским домиком, и продекламировал:
– Можно сойти с кафельных плит маленькой кухни,
сделать лишь шаг – и без труда войдешь
в пейзаж, нарисованный на холсте,
вмиг ощущаешь запахи трав и росы ранним утром,
входишь в избушку, думая, что там найдешь.
Странно… все тот же свет, та же палитра,
и под ногами та же из кафеля плитка.
и кто теперь может сказать –
где вымысел, а где реальность,
мыслей и слов вмиг понимаешь банальность,
ждешь на немой вопрос понятный ответ.
Почему бы и нет?
Час или миг проходит – мне непонятно самой,
и если ожидание становится тишиной,
Значит, что-то происходит.
Вдруг замирает все – словно в волшебном экране, в моих глазах
отражаются лица давно ушедших людей,
я созерцаю их взглядом души, не знающей страх,
и ощущаю присутствие их плотью своей.
рядом со мной эти призраки бродят.
Если я плачу об этом без слов –
Почему бы и нет?
Значит, что-то происходит.
В калейдоскопе картин, видений и снов
больше всего поражает схожесть разных миров…
– Чьи это стихи? – спросила Леля
– Это написала бельгийская поэтесса. Я иллюстрировал ее сборник. Тогда я не придал значения ее стихам, но недавно они зазвучали для меня с новым смыслом.
– Да, я понимаю, – сказала Леля, – разные миры, они существуют, ведь я сама так долго жила в мире, который ни для кого, кроме меня, не существовал. Это я о своем детстве, – поспешила она ответить на немой вопрос Художника.
– Да, детство – это действительно другой мир, – Художник по-своему истолковал ее слова, – дети живут в своем пространстве, не заботясь о мнении окружающих об их играх, и они действительно счастливы. «Будьте как дети» – вот секрет счастливого бытия!
Леля рассмеялась, Художник смотрел на нее со стороны, любуясь ее детской непосредственностью. Ему показалось, что в этот момент ее озарил какой-то небесный свет.
– Ты сейчас такая красивая! Мне хочется тебя нарисовать! – вдруг сказал он, – ты не против?
– Нет, конечно, – улыбнулась Леля, – а что я должна для этого делать?
– Просто посидеть какое-то время смирно, не двигаясь. Для тебя это не очень трудно?
– Нет, думаю не трудно, но только сейчас я очень устала и хочу спать. Давай начнем завтра утром, хорошо?
– Хорошо, – улыбнулся Художник и внимательно посмотрел на нее, как бы стараясь сфотографировать для себя ее вдохновленное лицо, чтобы оставить в памяти его выражение – ах, все-таки ты настоящее дитя, Леля, и я чувствую с тобой себя счастливым!
Он ласково обнял ее, и они спустились вниз.
Кроватей в доме не было, Художник уложил Лелю на единственном диванчике, а сам разложил себе постель на большом старинном сундуке, который он также позаимствовал у местных жителей «для интерьера».
– Вот не думал, что у сундука может быть такое практическое применение! – весело пошутил он, раскидывая на нем матрас, – а ведь наши предки именно так и спали, на сундуках! – Художник затушил последний огарок свечи.
– Спокойной ночи, Художник! – сказала Леля.
– Сладких снов, Леля, – ответил Художник и уснул с улыбкой на лице.
Едва тусклое ноябрьское солнце заглянуло в их странное жилище, Художник и Леля проснулись. Они оба с волнением ждали утра. Художник чувствовал какой-то необычный прилив вдохновения, а Леля волновалась, потому что впервые в ее жизни она будет позировать для картины.
Они позавтракали остатками булочек, и Художник начал рисовать. Он посадил Лелю в большое старое кресло, дал ей в руки книгу, попросил немного склонить голову, как будто она читает. Сам он сел на низкий стульчик, оказавшись почти у ее ног, поставил перед собой мольберт и начал писать.
Он писал весь день. Несколько раз они прерывались, чтобы попить чаю, а потом он снова писал.
Солнце уже начинало садиться за горизонт, Художник спешил закончить картину до того, как окончательно стемнеет, чтобы не писать при тусклом свете свечей. Леля тоже с нетерпением ждала завершения работы – она устала сидеть целый день в одной позе. Вдруг на улице послышался странный звук – как будто звенели колокольчики. Потом раздался громкий лай соседских собак.
– Я пойду, посмотрю, что там такое! – вскочила Леля, обрадовавшись возможности размяться.
– Хорошо, иди. Мне осталось пару мазков – я закончу и тоже выйду! – сказал Художник.
Леля побежала к двери, мельком взглянув на свой портрет. Он показался ей слишком идеальным, нереально красивым, а свет, который в картине падал на нее из окна и от печного пламени, образовывал над ее головой свечение, наподобие нимба.
На улице ее сразу обдало почти зимним холодом. Опять пошел снег, застилая все вокруг белой рябью, и Леля с трудом разглядела за калиткой собачью упряжку с санями. Из саней поднялся человек, открыл калитку и направился к крыльцу. Когда фигура приблизилась к ней, она увидела женщину, закутанную в тулуп и теплую старомодную шаль из козьего пуха. Леля подумала, что может быть, это одна из соседок, с которыми дружит Художник. Она хотела вернуться в дом и позвать его, но в этот момент женщина громко произнесла ее имя. Леля испуганно отпрянула: это была Ведьма.
Конечно, ее нелегко было узнать в этом странном одеянии, с обледенелым лицом и заиндевевшими ресницами и бровями, но глаза были по-прежнему те же – пронзительные, как острый кинжал, проникающие вглубь сердца. Тот же был и голос – властный и жесткий. Раньше этот взгляд и голос заставил бы Лелю безропотно подчиниться, но сейчас она была настроена воинственно: она решила до конца бороться за свое счастье.
– Ты? Зачем ты здесь? – резко спросила Леля.
– Я пришла за Художником, – мягко улыбнулась Ведьма, – я поняла, что была не права, когда оставила его. Я хочу, чтобы он вернулся ко мне.
– Ты узнала, что он освободился от твоих чар, и решила добить его? Я тебя не пущу, – Леля загородила спиной дверь.
– Глупая, зачем мне добивать
