Когда мы научимся летать - Геннадий Вениаминович Кумохин

Девушка пыталась помогать, но только опрокинула в темноте баночку фиксатора, затем села поодаль и принялась смотреть, как двигается по полу его красноватая тень.

В комнате было душно и так резко пахло химикатами, что на лбу у нее выступила испарина.

Единственное окно, пробитое в стене на уровне земли, не открывалось. Только узкая полоска света от фонаря на противоположной стороне улицы с трудом пробивалась сквозь мутное стекло.

Вдруг Иринке показалось, что она уже никогда не сможет вырваться отсюда, и ей стало страшно. Дрожащим голосом она попросила Андрея выйти отсюда, и они отправились на улицу.

Стояла полная луна. Ее свет серебрил листья пирамидальных тополей по обочинам дороги. От нагретого асфальта тянулись струйки теплого воздуха. В палисадниках за забором сладко и томительно пахла почти неразличимая в темноте ночная фиалка — маттиола и белые граммофончики ночного табака.

Хорошее настроение снова вернулось к девушке, и только при воспоминании об этом душном аде пробегала по спине холодная дрожь.

Она дала себе слово, что постарается вытащить Андрея из этого места, где он рискует окончательно подорвать себе здоровье.

На следующее утро Иринка проснулась непривычно рано и долго лежала не шевелясь. Двигаться не хотелось, и приходили на ум какие-то приятные и спокойные мысли. Девушка отдалась их течению и плыла в полудреме куда-то далеко. Постепенно мысли приобрели четкость, и она поняла, что думает об Андрее и ни на минуту не переставала думать о нем.

Вдруг, сначала еле заметно, как будто из глубины, а затем все сильнее с каждым толчком крови в висках стала нарастать неясная и совершенно необъяснимая тревога. Она не знала, откуда появилось это чувство, и как противостоять неизвестной, подстерегавшей ее опасности. Всеми силами пытаясь отодвинуться и отвлечься от дурных предчувствий, она лежала неподвижно, боясь даже пошевелиться.

Иринка чувствовала, как беззвучно ползет по виску, постепенно перебираясь на затылок отражающийся в зеркале лучик солнечного света. И также постепенно стала уходить тревога. Не в силах бороться с нахлынувшей вдруг усталостью, девушка уснула вновь.

После завтрака она поделилась своей тревогой с Ритой. Но лучшая подруга, обычно очень чуткая и внимательная, отмахнулась от нее:

— Иришенька, не мучай себя пустыми тревогами. Все будет хорошо.

У Ритки продолжался очередной роман, и она была целиком им поглощена.

А в полдень того же дня, когда они были вместе со все компанией на пляже, Андрей вдруг предложил:

— Хочешь вареников с вишнями? Тогда пойдем к нам.

Он знал, что вареники с вишнями были ее любимым блюдом, и это было хорошим поводом познакомить ее с матерью.

Как и большинство в Санжарах, Андрей с матерью жили в собственном доме из белого кирпича с двускатной железной кровлей. Ей понравился этот домик с аккуратным садиком за задним двором и палисадником перед окнами. Андрей обитал в одной из двух комнат — маленькой и светлой.

Иринка подошла к письменному столу напротив окна и под толстым стеклом увидела множество своих фотографий. Она никогда еще не видела их так много. Две из них ей особенно понравились.

На первой был портрет грустной девушки с красивыми волосами. На другой она выходила из воды, исчерканной яркими бликами, и улыбалась.

И вдруг она как-то особенно ясно почувствовала, что нравится Андрею, и, может быть, любима.

Солнце светило в окна, на подоконнике в простом кувшине алели георгины. И также ярко и солнечно было у нее на душе.

Пришла мать Андрея, маленькая женщина с мягкой улыбкой. Кажется, девушка узнала бы ее даже в толпе.

— Здравствуй, Ириночка, — сказала она, — я хорошо знаю тебя по фотографиям. Андрейка сказал, что ты любишь вареники с вишнями. Я приготовила их специально для тебя.

Они сидели друг напротив друга за кухонным столом, покрытым клеенкой в мелкий цветочек. Осторожно надкусывали уголки вареников и высасывали сладкий сок, норовивший забрызгать лица и одежду, и улыбались.

Когда вышли на улицу, солнце стояло уже низко и впереди по дороге тянулись, взявшись за руки, две тени. Их тени.

Они долго бродили по большому старому парку. Пробиваясь в просветы стволов, солнечные лучи расцвечивали аллею оранжевыми прямоугольниками. Потом все меньше становилось красок в сини над головой и зелени листьев. И, наконец, сереющие сумерки выползли из кустарников прозрачными облаками тумана.

Когда они вышли к излучине реки на полосу серого песка и светлого заката, охватившего небо желтым и красным, Андрей обнял и поцеловал ее. Было очень хорошо и очень странно от его ласк. Хотелось плакать и смеяться, и кружилась голова.

Он привел Иринку на какую-то лавочку в тени деревьев. В темноте шептались листья, и горели губы от его поцелуев. Его руки были очень нежными, и она чувствовала себя беззащитной перед этим мужчиной, но сил и желания противиться чувству больше не было.

Но вдруг случилось что-то необъяснимое. Он отстранился и, как бы обессилев, опустил руки.

Когда Андрей заговорил, смысл его слов поначалу не доходил до нее. Внезапно какая-то незнакомая интонация в его голосе заставила прийти в себя.

Что он говорит? У него были раньше женщины, но то, что он чувствовал с ними, нельзя назвать любовью. Он никогда не терялся с опытными женщинами, но он не хочет, чтобы так было и с ней.

— До этого у нас было так хорошо и не похоже на все остальное. А сейчас я чувствую то же, что и с ними, и не могу… Я очень люблю тебя, наверное, как сестру… Но я не люблю тебя, как…

— Так зачем же тогда? — Иринка вдруг поняла ужасный смысл его слов.

Как будто разбилось вдребезги что-то очень хрупкое, что еще не объединяло, только могло объединить их. Отчаяние и стыд заставили ее отпрянуть прочь.

Андрей, видимо, совсем не ожидал такого эффекта от своих слов.

— Иринка!

Не помня себя, она оттолкнула его и убежала. Все, где она была в тот вечер, выпало у нее из памяти. Только стоял в ушах его нервный скомканный голос, и стыд, и отвращение душили ее.

Иринка приплелась домой, совершенно выбившись из сил. Сухие глаза болели от невыплаканных слез. Она повалилась на постель, и, сказавшись больной, провела так остаток ночи и весь следующий день.

Бабушка и зашедшая проведать Ритка, видимо, догадываясь о чем-то, не трогали ее. Несколько раз с утра заходил Андрей, но Иринка просила бабушку отвечать, что ее нет дома.

Она просто ненавидела его тогда.

Прошло несколько дней. Все время она проводила со своей компанией. На людях боль от обиды постепенно затягивалась. Тем более, что Андрей вообще