Темная планета - Игорь Марченко

– Где тебя носило долгие годы? – прошептал я, благоговейно разглядывая светящиеся символы на стенах. – В каких глубинах космоса ты побывал и что привез с собой в этот грешный мир…

Оттолкнувшись обеими ногами от стены, я медленно поплыл по воздуху к центру залы, где в круге яркого конуса света пульсировал огнями чудного вида пульт целиком сделанный из сотен черных трубок разного диаметра и длины. Не знаю, что это был за агрегат, смахивающий на огромный орган, но именно к нему неудержимо тянули голоса в голове. Зеленоватая дымка вокруг меня создавала нагнетающий и жутковатый эффект сжатого пространства, словно вокруг тела сформировался полупрозрачный кокон равномерно давящий на тебя со всех сторон. Как бы я не хотел касаться этой машины, ладони сами собой прилипли к холодной поверхности металла.

Стоило коже соприкоснуться с ней, как мое тело выгнула ужасная боль, пронзившая казалось каждую клетку тела, многократным эхом отдаваясь в каждой молекуле, чтобы повторять это бесконечное количество раз. Никогда прежде мне не приходилось видеть столь странные ведения как в тот момент. Многократно умирая и возрождаясь вновь, с помощью своих несовершенных органов чувств, я познавал послание тех, кто построил это воистину адское место сравнимое с чистилищем. Вспышки видений следовали одна за другой, наполняя мозг информацией, вливавшейся в каждый нейрон невообразимый объем данных о знакомых и незнакомых вещах, многие из которых были настолько чужды и ужасны, что разум отказывался верить в их существование. Наконец болевой шок подарил мне благодатное небытие и потерю сознания. Но я рано радовался. Потеря сознание не избавило меня от видений, а скорее усилило общий эффект восприятия когда в дело вступило подсознание фиксирующее в тысячи раз больше информации. Машина дедров подстегнула скрытые ранее резервы памяти, вернув старые воспоминания, утраченные мною десятилетия назад. Пленка пролетевшей жизни быстро стала отматываться назад, показывая мне кровавые образы и моменты жизни, ставшие моим вторым днем рождением после посттравматической амнезии на острове Хоккайдо.

Проклятое чудовищное создание тахигинеза Зверь, снова ожил вместе с моими забытыми товарищами по Приморскому походу, погибших в неравном сражении с этим монстром. Я даже затрепетал от страха, когда огненный цветок взрыва сжался в многогранный шар и от брони бронетранспортера, словно мячик отскочила раскаленная добела шрапнелина от артиллерийского снаряда. Отрубленные моим мечом головы и конечности некроморфов снова срастались с отвратительными пупырчатыми телами, а тусклые глаза снова как прежде наполнились жизнью и огнем нечеловеческой злобы. Вот перевернутый днищем вверх БТР скользит по песку, а размазанные по песку окровавленные тела солдат, двигаясь в обратную сторону моей памяти, собираются из множества кусков в единое целое. Чадящий дымом винтокрыл с искореженным корпусом и вращающимся погнутым винтом на моих глазах катиться прямо на меня. Перед глазами замельтешили еловые ветки и листья акаций, прежде чем меня снова затянуло внутри вертолета сбитого над лесом Ночным Охотником. Отрубленная голова светловолосого паренька лет девятнадцати приросла обратно к шее, в то время как стоящий рядом с ним капитан Сергеев закинув на плечо автомат, потащил труп обратно к грузовику…

Молясь о прекращении этого кошмара, я оказался подвешенным на цепях в сыром и мрачном подвале кишащего здоровенными бамбуковыми крысами, больно кусающими меня за пятки. Они однажды насмерть загрызли моего товарища из третьей разведроты. Бедняга так ослаб, что не смог сопротивляться, когда они всем скопом набросились на него и стали пожирать заживо, в то время как меня тащили в отдельную камеру на допрос, где пытками командовал смуглолицый и толстощекий садист японец с фигурой как у груши. Долгие издевательства лишили меня чувства реальности, погрузив в глубокую апатию присущую любому военнопленному, осознающему что, скорее всего ты сгинешь вместе с остальными, так и не дождавшись долгожданного спасения.

Автоматная очередь далекого стрелка разнесла на куски голову ближайшего ко мне разведчика в сферическом шлеме спецназовца. Потом последовал страшный бой на побережье Шикотана, на котором полегло больше солдат, чем было камней на берегу, трупы тянулись до горизонта в обе стороны галечного пляжа, а вода покраснела от потоков алой крови. Изуродованные танки и десантные суда первой ударной дивизии ”Тюлени” перемешались в одну общую кучу горелого железа, возвышаясь над убитыми солдатами, словно надгробия над их могилами. Тяжело раненый в шею, я был обнаружен поисковым подразделением японцев, что хладнокровно добивали одиночными выстрелами тех, кто был еще жив. По какой-то причине офицер, командовавший одним из отрядов, приготовил для нас куда более мучительную смерть в концентрационном лагере ”Северный” где впоследствии стали жить беженцы из Приморья…

Душный и тесный трюм десантного судна на воздушной подушке под завязку забит солдатами морской пехоты. Мрачные люди с темными и мрачными мыслями в головах, совсем не похожи на тех веселых добряков, которых рисовала пропаганда на плакатах у вербовочных пунктов и военкоматов. Каждый из нас сейчас был похож на зомби или на загнанного в угол зверя. Судьба приготовила мне позорный плен, вместо почетной смерти среди товарищей многих из которых я знал еще со школы. Инструктора перед боем старались нас убедить, что плен и неволя – это неслыханный позор и бесчестие, ложившиеся несмываемым пятном не только на солдата, но и на всех его родных и близких…

Бодро вышагивающий по улице среднего роста парень лет двадцати двух в потертых джинсах и клетчатой рубахе, оказался мною самим, только что закончившим в 2010 институт по Международным правам. Неудивительно, что у меня всегда были большие познания и амбиции в этой области на ужас и раздражение будущих командиров сначала в сто первой учебной дивизии морской пехоты ”Кричащие орлы”, а потом в отдельной бригаде специального назначения главного разведывательного управления, люто невзлюбивших меня с первых дней. Даже и не знаю, как я вообще втянулся в это дело, просто необъяснимая страсть и тяга к оружию навсегда пленили меня в армии надежнее любых других аргументов. Ведь держа небрежно автомат на плече или в руках, ты ощущаешь себя не меньше чем богом-громовержцем, несущим сто процентную смерть на расстоянии одного километра любому живому созданию…

И не было конца и края тяжким воспоминаниям, словно нарочно мучивших и истязающих мою совесть и душу чувством вины за все неправедные поступки и дела что совершил я за свою долгую и совсем несчастливую жизнь, насыщенную кровавыми событиями. Я заново пережил неудачную первую любовь и тяжесть разлуки с любимой девушкой, снова очутился за школьной партой и пошел в детский садик. На этом месте воспоминания стали смутными и расплывчатыми, словно сонный морок, а когда свет перед глазами стал затухать и я понял что возвращаюсь в утробу, на этом месте меня охватил поистине животный ужас и боль, которые даже не передать словами и чувствами… рождаемся мы в муках и в муках умираем…

Даже во тьме долгой ночи длиной в девять месяцев жизнь не останавливается и не прерывается, происходят постоянные процессы настолько чуждые мыслящему человеку, что это все равно, что представить себе жизнь отдельно взятой клетки, не обладающей никакими органами чувств. Но в отличие от неразумной клетки, живой человеческий зародыш в утробе все слышит и ощущает, но видят боги, это последнее место, куда бы я хотел вернуться…

– Они лежат в глубоком сне, подобном смерти, – эхом повторял я слова звучащие в голове. – Ужасные создания, рожденные из тьмы и хаоса. Ожидая освобожденья, взывают к нам из бездны Вселенной! Они жаждут жизни, жаждут пробужденья и насыщенья терзающего их голода. Логрус способен открыть портал во внешние пространства… и мир, который все знали, изменится. Галактика содрогнется от ужаса и навсегда погрузится в вечную тьму.

Напрягая волю в нечеловеческих усилиях прервать поток страшных образов, уже на грани нервного истощения и безумия я смог оторвать руки от поверхности инопланетной машины-ретранслятора, не желавшей отпускать меня. Как только мои руки стали свободны, ретранслятор покрылся алыми трещинами и за какие-то пол минуты стал распадаться на тлеющие куски. Тут же окружающий меня мир задрожал мелкой дрожью. Движущие стены остановили свое бесконечное движение, и корабль стал медленно погружаться в болото. На раздумья не оставалось времени. Я что есть силы, оттолкнулся от пола и быстро полетел к медленно закрывающемуся люку, готовому навсегда замуровать меня внутри этого страшного склепа.

Когда я смертельно уставший вернулся к стоянке каравана хлорианцев, лишь следы да борозды древесных червей оставленных в мягкой почве напоминали об их недавнем здесь пребывании. Кто бы не спугнул караванщиков, они не стали дожидаться моего возвращения а, быстро собравшись, двинулись в путь, оставив мне, на случай если я вернусь духовое ружье с поясом полным костяных дротиков и кожаные меха с чуть затхловатой водой.