Гроза тиранов - Андрей Муравьев

Она глянула на прикорнувшую на носу смуглянку. Глаза Нелли уже закрылись, доносилось ровное дыхание.

– Вот ведь оно как бывает… Вроде и не надо ничего человеку, а он и просто так добро делает… Вот…

Ливка бросила взгляд через плечо, убедилась, что курс верен.

– Спи, малявка… Как тебя там зовут? Орнелка? Спи, – сербка подналегла. – Нам только до Снурого острова дойти до вечера. А там Вук Сивый за сетями своими на баркасе придет. Неужто он дочку брательника своего до дома не доставит?

Она всмотрелась в лицо задремавшей малышки. Курносое, милое. Кучеряшки забавные. Одно слово – малявка.

Ливка прикрыла веки, чтобы солнце не слепило глаза. Единственный слушатель заснул, болтать больше не с кем. А ведь столько обсудить еще надо бы.

Ведь все-таки странный этот дедок был. Вроде и обычный жопоголовый, а ведет себя не так. С юнаками водится. А где это видано, чтобы турки с гайдуками дела имели? Денег дал… Не иначе, как его османы сами за что-то выгнали…

Может, за колдовство? Ведь бормотал он что-то ей вослед? Как заклятие накладывал…

Как же это звучало то? Ливка тихо прошептала:

– Солнны, солнны жжху, колю, колю клю?

Девушка встряхнула рыжими непослушными кудрями и крепче ухватилась за весла.

3

Сначала Барис просто рассмеялся над его предложением. Потом рассердился и долго орал. Затем выслушал снова и задумался.

Алексею пришлось уговаривать брата еще добрый час, прежде чем предводитель гайдуков неуверенно кивнул.

Потемкин привалился к валуну. Половина дела сделана.

Отряд ночевал в балке недалеко от города. Костров не разжигали. Горцы, привыкшие к спартанской обстановке, кутались в шерстяные плащи и грелись огненным лозовачем, изредка прикладываясь к пустеющим баклажкам. Кто-то чистил кинжал и проверял, хорошо ли смазаны ножны, другой правил заточку. Большинство спало.

К утру предстояла вылазка в город.

Первоначально арамбаши планировал захватить один из рыбачьих баркасов, на нем заплыть на территорию порта, притаившись, дождаться возвращения Айхана, застрелить его и, устроив пальбу и шум, прорываться через ближайшие ворота в горы.

Алесей предложил более сложный, но и менее рискованный вариант.

…Через час после рассвета к западным воротам Котора подъехала необычная процессия. Пятеро бородатых мужчин в крестьянских одеждах подвели к охраняющим город стражникам мула, запряженного в тележку со свежесрубленным дешевым гробом. Отстояв положенную очередь за желающими попасть на рынок жителями окрестных деревень, все пятеро постягивали шапки и выстроились перед командующим досмотром пожилым янычаром.

– Что тут у нас?

Располневший на мирной службе стражник взялся за крышку гроба. Сопровождающие сербы загомонили, но не стали мешать досмотру.

– Фу-у-у… – из-под крышки дохнуло запахом разложения. – Он же уже смердит! Куда вы это тащите?!

Вперед вылез пожилой, но кряжистый, как столетний дуб, дед.

– Уважаемый ага, это ж Симон, наш земляк… Он родом отсюда, да заженихался до нас, в Лаворицы. Когда помер, три дня назад, то сказал сыновьям и мне, куму его, чтобы отпевали, значит, его только в том храме, где и крестили… Вот…

Старик протянул завернутые в обрывок холста серебряные монеты.

Янычар одним движением подхватил протянутый платок, брезгливо развернул его, оценил содержимое, хмыкнул и ловко отправил монеты в подвешенный на поясе кошель.

– Дурное занятие, трупы возить… Он же заразу какую принести может! Что за то, что он там говорил?! Хоронить в ваших Лаворицах и надо было!

Глупые крестьяне не подымали склоненных голов, так что монолог турка пришелся лишь в стриженные затылки.

Стражник осмотрел фигуры неутешных родственников. Все сопровождающие были еще крепки, поджары, но… в складках худой одежды нельзя было спрятать ни кинжала, ни другого оружия. Быдло! Янычар раздраженно буркнул:

– Понаехали тут.

Но дорогу уступил. Путь в город был свободен.

Когда процессия отъехала от ворот, погонщик вместо того, чтобы держать путь к поставленному на склоне горы храму, развернул мула в сторону базара. Все крестьяне придвинулись поближе к гробу. Стало заметно, что многие из них сильно нервничают. Самый молодой из родственников потирал вспотевшие ладони, другой теребил тесьму пояса.

Лишь старик, назвавшийся кумом покойного, не выказывал признаков волнения.

– Тут, – еле слышно произнес старик, и двое из парней молча отстали от группы.

Один из них уселся у ступеней ближайшей к рынку мечети, второй двинулся к дому напротив.

Еще пара отбилась от них при повороте к южным воротам города. Один из крестьян зашел в лавку торговца готовой одеждой, второй постучался в дверь горшечника.

Сам старик остановил повозку с мулом у дома местного столяра.

4

Айхан Озтюрк только начал степенную беседу с подошедшим покупателем, как у его навеса остановился странный посетитель. Седобородый, согнутый годами старик в видавшем виды халате взялся за сложенные на прилавке образцы тканей, покрутил в руке мерную палочку, поддел краешек развороченного тюка.

Рядом напрягся телохранитель. Старый венецианский вояка, проведший в походах добрый десяток лет, нутром чувствовал опасность.

Айхан доверял этому чувству своего слуги. Доверял, но не следовал слепо. Да и отогнать человека, на голове которого белеет тюрбан совершившего хадж, купец не мог. Соседи, правоверные мусульмане, не поймут.

Купец подхватил со стоявшего у правой руки блюда горсть изюма, отправил его в рот и поискал глазами Ильхана, своего верного помощника.

– Что угодно? – подскочивший подручный заметил знак хозяина и начал теснить оборванца в сторону от прилавка.

Вместо ответа, просьбы о милостыне или еще какой ерунды, старик остановился, как вкопанный, нагнулся к лицу приказчика, всмотрелся в него и громко выдохнул:

– Слава Аллаху! Хоть этот выживет!

– Что? – оторопел Айхан.

Его работники лишь рты открыли на такую тираду.

Наемник-итальянец без приказа ступил вперед, закрывая хозяина телом.

– Что ты хотел сказать, уважаемый хаджи? – Озтюрка неожиданно взволновала фраза, оброненная каким-то прохожим оборванцем.

– Ничего, купец… – старик окинул взглядом невысокую фигуру и добавил. – Боюсь, что для тебя – ничего хорошего.

Он повернулся, чтобы уйти, но по знаку турка один из его приказчиков уже заступил дорогу.

– Ты куда-то спешишь, хаджи? Так не терпится сбежать, что даже не хочешь дать ответ на мой вопрос? Или ты из базарных говорунов, которые любят набивать себе цену, вываливая на людей тайны и придумывая то, чего нет и не было?!

Старик остановился и, склонив голову на бок, уставился на взопревшего на солнце купца.

Рядом с Озтюрком уже остановилось несколько прохожих, подтянулись торговцы и приказчики из соседних навесов.

– Аллах свидетель, ты сам меня просишь!

Оборванец придвинулся ближе, отчего набычилась шея у телохранителя-наемника.

Стало заметно, что левая рука хаджи завернута в пояс. Видимо, конечность высохла к старости. Кроме того, Айхан отметил, что незнакомец приволакивает левую ногу.

– Ты сам просишь! – громко повторил старик.

Айхан нахмурился. Что это с ним?

Что может сказать этот старец? К чему этот бессмысленный спор? Раскричался, как мальчишка, уличенный за подсматриванием у реки, где купаются девы. Откуда нервозность? Озтюрк громко выдохнул воздух, успокаиваясь. Все – из-за проклятых сербов! Юнаки! Влез в их свару, теперь убийцы за каждым углом мерещатся!

Он пропустил начало повествования старца.

– …И схватили меня, пытали, жгли огнем и руку резали, – оборванец заголил левый рукав, открывая страшную зарубцевавшуюся плоть с замотанной в обрывки холстины культей. – Да только не сломали дух мой, не сломили веру!

Озтюрк скривился. Еще один умалишенный дервиш! Он уже пожалел, что начал разговор.

За спиной купца остановился паланкин. Богатая турчанка, выбравшаяся на рынок, прислушивалась к эмоциональному гомону столпившегося народа. А оборванец как будто даже стал выше ростом.

– Но Аллах, послав мне испытания, дал и дар мне необыкновенный!

Айхан попробовал хмыкнуть, но получилось неубедительно.

– Дар видеть и выделять из толпы людей, над чьей головой уже занесен меч кисмет.[51] Тех, чей срок близок!

– Ты видишь мертвых? – спросил кто-то из толпы.

– Я вижу живых, которые скоро станут мертвыми! Тех, над кем простерта длань Азраила.[52]

Айхан удивился:

– При чем здесь я?

Старик сверкнул глазами:

– Думай, купец! Думай, откуда явится к тебе посланник рока! Бывало так, что те, кому я предсказывал худшее, молитвами и заступничеством Аллаха находили выход!

Озтюрк сделал непроницаемое выражение лица. Сейчас этот оборванец заявит, что за небольшую плату он возьмется решить эту проблему… Сейчас… Купец еле сдерживался. Только брякни лжепророк что-то подобное, и Айхан тогда уже не посмотрит на белый хадж на голове незнакомца. Люди Озтюрка проучат прохиндея так, чтобы тот навеки забыл дорогу в Котор!