Черные розы - Саманта Кристи

именно Кэссиди сделала бы с этой информацией, но уверен, что ничего хорошего. Подозреваю, что она не в восторге от того, что я опять начал с кем-то встречаться.

– Нет, Кэсс, не стоит приглашать его к нам, потому что нет никаких нас. Пожалуйста, оставь меня в покое и возвращайся к своей декоративной собачке.

Она вздергивает носик:

– Не знаю, почему ты меня так ненавидишь, Мейсон. Ты не считаешь, что нам стоит жить мирно ради Хейли?

– Насколько нашей дочери известно, мы и так живем мирно. И я не намерен этого менять. Ради нее я готов на все, даже притворяться, что мне нравится ее мать.

Я отхожу от Кэссиди и беру у официанта два бокала шампанского:

– А теперь прошу прощения, мне надо найти… м-м-м… Сноу.

Кэссиди останавливает меня за руку, и немного шампанского проливается из бокала на пол.

– К чему это вымышленное имя? А ее волосы? Такое окрашивание вышло из моды десять лет назад. Ты что, не мог себе найти не такую уродину, мой сладкий?

Мой суровый взгляд прожигает ее руку:

– Убери руку, Кэссиди. И следи за языком. Ты и представить себе не можешь, к каким юристам у меня есть доступ. Запомни, как только я решу с тобой судиться, ты об этом пожалеешь.

– Ты что, мне угрожаешь, Мейсон? Ты правда думаешь, что судья отдаст тебе Хейли? – смеется она. – Тебе? Псевдофутболисту, которого по полгода нет дома?

Кэссиди ударила по больному. Именно поэтому я и не судился за родительские права. Хейли нужна структура и стабильность. Ей нужен полноценный родитель, который не находится в разъездах почти все время с августа по январь. И даже несмотря на то что Кэссиди – сертифицированная шлюха, я не могу не признать, что она неплохая мать.

Я замечаю, что из-за угла появилась Пайпер, и вырываюсь из захвата Кэссиди.

– Пока, Кэсс.

Я иду навстречу к Пайпер через просторный зал. Передаю ей бокал шампанского. Она берет его и с прискорбием разглядывает:

– Я думала, мы не пьем, – говорит она.

– Мы и не пьем. Но один бокал нам не повредит, верно?

Я тянусь к ней своим бокалом.

Дрожащей рукой она хочет чокнуться со мной, но прикладывает слишком большое усилие – и осколки обоих бокалов летят на блестящий мраморный пол. Пайпер делает долгий, полный сожаления вздох и извиняется:

– Прости, иногда я ужасно неуклюжая.

Я ботинком отодвигаю осколки стекла в сторону, а два официанта уже спешат со щеткой и шваброй, чтобы все убрать.

Сзади кто-то тихонько шепчет мне в ухо:

– Я же говорила – уродина. Она хоть к лотку-то приучена, Мейсон?

Я поворачиваюсь и бросаю на Кэссиди убийственный взгляд, но она лишь пожимает плечами и идет дальше.

– Все в порядке, Пайпер. Никто не пострадал.

Я показываю ей свои руки. Хорошо, что осколки не поцарапали мою бросающую руку.

– Покажи руки, ты не порезалась?

Пайпер приподнимает руки, и я их осматриваю, пораженный теплыми искрами, возникающими между нами во время этого прикосновения. Я поднимаю глаза и вижу, что она наблюдает за тем, как я осматриваю ее руки. У нее перехватило дыхание. На нее это действует так же сильно, как и на меня. Но по какой-то причине она изо всех сил пытается это скрыть.

– Пожалуй, мне все же нужно выпить, – произносит она, отдергивая руку.

Глава 9. Пайпер

Мейсон пытается поймать официанта, но я не жду, пока ему это удастся.

– Не нужно, я сама возьму в баре. Сейчас вернусь.

Мейсон не успевает последовать за мной, потому что его ловит кто-то важный. Кто-то, кто выглядит как потомственный богач. Кто-то, кто таскает за собой топ-модель.

Я сосредотачиваю свое внимание на барной стойке и прохожу мимо официантов, предлагающих шампанское. Я ругаю себя за то, что позволила Мейсону и Скайлар уговорить меня сюда прийти. А встреча с его бывшей? Это была просто пытка! Я снова забыла, что у него вообще есть ребенок. Как я могла позволить себе завести отношения с кем-то вроде него? Нет, не завести отношения – просто оказать ему услугу, убеждаю я саму себя.

В эту минуту я нахожусь настолько далеко от своей зоны комфорта, что любой пустяк может выбить меня из колеи. Я раздумываю, не смыться ли отсюда через боковой выход. Тогда я могла бы сбросить эти туфли на десятисантиметровых каблуках, переобуться в уютные кроссовки и вернуться в ту зону, где нет ничего, кроме меня и моего дыхания. Но у меня просыпается совесть, и я клянусь выдержать это ради Скайлар. И может быть, немножко ради себя.

Мейсон сказал, что это займет всего пару часов. Я смотрю на большие часы, висящие на стене, – значит, осталось всего полтора часа. Мейсон Лоуренс, может, и неисправимый квотербек, но он кажется искренним. Он подтверждает все то хорошее, что я про него слышала. А то, что ему понравилось, как я отделала его бывшую, – это лишь дополнительный бонус.

Я стою у барной стойки за спинами двух очень крупных мужчин, которые, кажется, больше увлечены своей беседой, чем тем, чтобы сделать заказ. Им, наверное, пришлось сшить смокинги на заказ, чтобы они налезли на их накачанные тела. Один из них афроамериканец, у него длинные дреды, спадающие ниже его широких плеч. Второй почти лысый, на шее у него вытатуированы цифры «88» и логотип «Нью-Йорк Джайентс» поверх них. Они что, никогда не переходят из клуба в клуб? А вдруг у них поменяется номер? Я помню, как больно было делать татуировку, и задумываюсь о том, насколько сложно от нее будет избавиться.

– Ей нравится твоя татуировка, Сондерс, – произносит низкий, грубый голос, как у Дарта Вейдера.

Парень с татуировкой оборачивается и одаривает меня широчайшей улыбкой.

– Ну и кто это тут у нас? – Он плотоядно разглядывает мое платье. – Кажется, я тебя тут раньше не видел. Ты чья?

Я открываю рот от изумления:

– Я ничья.

Я стараюсь казаться выше ростом. Совершенно бесполезная попытка, учитывая, что эти парни выше меня сантиметров на тридцать, даже несмотря на мои десятисантиметровые каблуки.

– Вместо того чтобы просто стоять тут, может, дадите мне пройти и заказать себе выпить?

– Что бы ты хотела? – спрашивает парень с дредами. – Заказывай что хочешь, я угощаю.

Я крепко сжимаю в руках сумочку, думая о том, что в кошельке у меня пусто. Я думала, что на таких мероприятиях напитки бесплатные. Внезапно на моей верхней губе проступает пот, и я испытываю клаустрофобию от того, что надо мной нависают эти гиганты.