Война кротов - Александр Шакилов

– За воровство тут смертельная казнь положена. – Разбирая тюки с халатами, Сайгон прикидывал, не захватить ли ещё парочку.

– Четвертуют, босс. Лучше не надо. – Лектор вышел из палатки, оставив Сайгона одного.

Так уж получилось, что фермер замешкался – столько бесхозного товара, бери, не хочу. Глаза разбегались: расцветки самые разные, но неизменно яркие, за годы ткань не выцвела. Все спасатели уже затерялись в толпе у туннеля на Шулявскую, а Сайгон никак не мог определиться. Новый бизнес, что ли, организовать? Помимо мяса?..

Ветер поцеловал фермера в щёку. Холодок побежал по спине.

Сайгон застыл на месте, затем резко обернулся – и встретился взглядом с самым крутым мужчиной на Берестейской. В палатку пожаловал Борис, собственной персоной. И без охраны. Видать, решил осмотреть подарки в честь инаугурации.

Мозги Сайгона мгновенно прочистились. Ударом в солнечное сплетение он опрокинул Бориса на спину и тут же нацелил ему в живот свой лук. Мышка предлагал выпустить толстопузу кишки. Хорошая идея, но Сайгон поступит иначе – он попросту их продырявит. Смерть у новоявленного императора будет мучительная и долгая.

– Не делай этого. – Борис вовсе не рыдал, ползая перед убийцей на коленях. Он… попросил. Так просят подать соль или разговаривать потише.

– Живи. – Стрела вернулась в колчан.

Сайгон так и не понял, почему он опустил оружие.

Одно точно: милиция Берестейской спасателей не преследовала. Быть может, это была плата Бориса за жизнь? Или на станции и без того хватало чем заняться?

Фидель и остальные ждали Сайгона в полусотне метров от входа в туннель.

– Ты где это пропадал? – Фидель тщательно вытирал меч специальной тряпочкой. Похоже, команданте пришлось неоднократно им воспользоваться. – Я уже думал за тобой возвращаться. – Заметив недоумение на лице святошинца, он пояснил: – Спасатели своих не бросают. Ты ведь теперь спасатель, малыш. Не забыл ещё?

На миг Сайгону показалось, что команданте ударит его мечом, развалив от ключицы до таза. Но нет, Фидель спрятал катану в ножны и закрепил их ремнями за спиной. Конечно, из такого положения мгновенно извлечь лезвие не получится, но у команданте есть пистолет, себя в обиду он не даст.

– Спасатель. Не забыл. – Сайгон умолчал о милосердии, проявленном к Борису.

– Осторожно! Двери закрываются! – хохотнул Че. – Следующая станция – Шулявская!

Сайгон топал за Мышкой и морщил лоб, пытаясь вспомнить, что он слышал о Шулявской.

Удивительно, но ничего. То есть вообще!

Известно, что такая станция есть, но кто на ней живёт, что там – пусто, нет информации. Раньше у Сайгона других проблем хватало, его мало интересовало то, что происходит за пределами Святошина, зато теперь…

Даже о станции Днепр какие-никакие слухи бродили по метро, мол, там мутанты и радиация. Короче – смерть и ужас. А о Шулявской, которая под боком у самой оживлённой станции киевского метро – Берестейской, ни полслова.

Быть такого не может! Но есть.

– В облаках витаешь? – Такое мог сказать только человек, родившийся на поверхности. Че сильно толкнул Сайгона в спину. – Под ноги смотри!

Сайгон скрипнул зубами. Уж очень хотелось вмазать растаману в челюсть. Жаль, нужно след вслед идти за Мышкой, потому что туннель иссверлен выползками. Что-то не то творится в подземелье. Или ему кажется, что раньше червей было в разы меньше?..

Заговорил Лектор, который шёл в авангарде группы:

– У моих соплеменников было четыре души. Первая – это оккан, вместилище разума, или, проще говоря, сердце и тень. Вторая – оку. Так называют мертвеца, труп и душу его. Оджиджи умирает вместе с физическим телом. Зато эмми – бессмертна.

– У новых христиан на Житомирской система не такая запутанная, – не удержался от комментария Мышка. Он сбросил халат и вновь щеголял в шляпе.

– Это уж точно, – поддакнул мародёру Сайгон. – На Житомирской вообще всё легко и просто: чуть что не так – ты еретик, тебя на виселицу. Знаем, бывали.

– Я – последний из своего народа! Я оку! – вдруг разоткровенничался Лектор.

На сей раз спасатели промолчали. Сайгон лишь подумал, что не надо было африканцам лезть на Святошин. А то жертвовать честного фермера своим ориша[12] – это нормально, а получить по сусалам – уже нет.

– Не печалься, браза. Давай-ка лучше споём гимн Эфиопии! – предложил нигерийцу Че и тут же затянул: – Respect for citizenship is strong in our Ethiopia!..

Заметив, что никто ему не подпевает, растаман попытался изменить репертуар:

– А как насчёт гимна Ямайки? Ну же, друзья, неужели никто не знает гимн Ямайки?! Eternal Father bless our land! Guard us with Thy mighty hand!.. Нет? Никто?!

– Че, дружище, будь добр, потише. – В голосе Фиделя прозвучало сочувствие старому боевому товарищу.

– Фидель, ты только представь, никто не знает гимна Ямайки! О времена, о нравы! Куда катится метро?! Команданте, может, перекур? Червивый сектор позади, а на Шулявскую невмазанным соваться себе дороже.

– Перекур, – поспешно согласился Фидель, будто только и ждал предложения Че.

Растаман тотчас грохнулся на колени, извлёк из-под одежд расшитый бисером мешочек и торжественно провозгласил:

– И возьмет горящих угольев полную кадильницу с жертвенника, который пред лицем Господним, и благовонного мелко истолченного курения полные горсти, и внесет за завесу; и положит курение на огонь пред лицем Господним, и облако курения покроет крышку, которая над ковчегом откровения, дабы ему не умереть![13]

При этом растаман набивал коноплёй напёрсток, вставленный в горлышко пластиковой бутылки. Согласно надписи на потёртой этикетке, раньше в ёмкости помещалось полтора литра напитка «Тархун». Поднесся к измельчённым листьям зажигалку, Че втянул дым через отверстие у самого дна бутылки.

– Это конопля, я правильно понял? – уточнил Сайгон, когда растаман протянул ему пластик, внутри которого клубилась сизая хмарь.

– Так точно. Мэри Джейн. Марихуана. Ганч. Травка. Как угодно назови, но суть одна – это подарок Джа.

– Но ведь запрещено на всех станциях…

– Даже в Библии написано о траве, а ты – запрещено. Сопляк ты ещё о божьей милости рассуждать. Кстати, в Библии есть и про метро. Вот послушай: «Беззакония ваши, говорит Господь, и вместе беззакония отцов ваших, которые воскуряли фимиам на горах и на холмах поносили Меня; и отмерю в недра их прежние деяния их»[14]. В недра вас, кротов эдаких, понял, да? За диарею! Так что смело бери бульбулятор и дуй так, чтобы во лбу у тебя открылся третий глаз, зрящий в суть. Это очень важно там, куда мы направляемся.

Сайгон принял из рук Че бульбулятор – так называлась приспособа для курения, сделанная из бутылки и напёрстка.

Едва не уронив «полную кадильницу с жертвенника», он успел затянуться всего дважды, когда по туннелю, отражаясь от стен многократным эхом, прокатился душераздирающий вой.

– Что это? – прошептала Гильза.

– Шулявская рядом, – сказал Че так, будто это всё объясняло.

Глава 9

Обитель скорби

– А что на Шулявской? – Сайгон передал бульбулятор Фиделю.

Команданте чуть ли не вырвал его из рук фермера и надолго присосался к дыре у дна. В полумраке ярко вспыхнула трава, тлеющая в напёрстке.

– Увидишь, – ответил Че вместо команданте. В голосе его не было и намёка на прежнюю весёлость.

Зато Сайгона смешило происходящее вокруг. Шляпа Мышки и револьверы – ну просто уморительны. А оселедец Байды?! Оборжаться можно, глядя на этот клок волос! Шрамы на лице Лектора, грудь Гильзы, клетчатая рубаха Фиделя и его слегка раскосые глаза – всё это забавляло Сайгона до колик в груди. Он шёл за мародёром, которого кидало из стороны в сторону, и радостно хихикал, прекрасно понимая, что виной тому сладковатый дымок из бульбулятора. Ну и пусть, когда он ещё попробует? Ведь его приключения скоро закончатся. Раз-два – и спасатели нашли проходческий комплекс. Ключ в замок зажигания, лапку на красную кнопку, врубить маршевые двигатели, выйти в стратосферу и отстрелить лишнюю уже ступень! Это если книжкам верить.

– Война – фигня, главное – туннели, новые туннели! – шептал себе под нос Сайгон.

Послезавтра, а то и раньше он примчит на крыльях любви к супруге, обнимет сына и будет жить долго и счастливо, а потом покинет этот мир, будучи старым и очень здоровым. Малой кровью на чужой территории. Вмиг. С лёту. Быстрее быстрого.

Уверенность, вот что переполняло Сайгона.

– Мамочки!!! – вдруг заверещала Гильза так, что фермер едва не оглох.

– Ты чего это? – разволновался он, подбежав к девушке, которая застыла на месте, будто отлитая из чугуна.

От ощущения безграничного счастья не осталось и намёка. Наоборот – Сайгона охватила тревога, колени затряслись. Его знобило. Была уверенность в собственных силах, и нет её.

– Чего ты, Барби? – повторил он, озираясь по сторонам и водя лучом фонаря по полу и стенам.