Шантажировать посредством дона мафии (ЛП) - Кресент Сэм

— Что, черт возьми, с тобой случилось? — она бросилась к нему, не заботясь о том, что он сказал.

Он повернулся к ней, когда она обогнула стол и коснулась его лица.

— Похоже, ты наткнулся на кулаки, их так много.

— Это не так уж и неправильно.

Она осторожно прикоснулась к его щеке и поморщилась.

— Допустим, у меня был плохой день в офисе.

— Кто это сделал?

— Работа сделала это. У меня была небольшая проблема, о которой мне нужно было позаботиться.

Он взял ее руки и положил их по бокам.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Джино.

— Ты знаешь, почему я здесь, и я никуда не уйду.

— Эйвери, это не…

— Я влюблена в тебя. Мне плевать, какую жизнь ты ведешь. Ненавижу, что ты выгнал меня, но мне все равно. Я прощаю тебя. Ты можешь дать мне многократный оргазм. Я знаю, что у тебя тоже есть чувства ко мне. Видя тебя в таком состоянии, ты заставил меня уйти, не так ли?

Губы Джино сложились в строгую линию.

— Я не принимаю «нет» за ответ, мистер Мацца. Ты напугал меня один раз, но не более.

— Ты заноза в моей заднице.

— Но я та боль, которая тебе нравится. Теперь ответь на мой вопрос. Ты отослал меня из-за того, что тебе нужно было сделать?

* * *

Джино не ожидал снова увидеть Эйвери. Не тогда, когда он дал своим людям строгие инструкции выгнать ее из дома и позаботиться о том, чтобы он никогда больше ее не видел. Та последняя ночь — это все, что он собирался себе позволить. Ночь, когда он позволил своим действиям сказать этой женщине, что он любит ее, каждый ее раздражающий дюйм. Он не мог произнести эти слова, так как не знал, будет ли он рядом, чтобы рассказать ей, как много. Он получил информацию о нападении Картеля. Людей, которых послал к нему босс, будет недостаточно, и у него не было времени собрать ряды.

В доках он забрал своих людей, и это была бойня. Он потерял много людей и почти свою жизнь. Сломанное лицо и рука были ничем по сравнению с кровавой баней. Картели недооценили их, и им едва удалось выбраться живыми.

Перед нападением он опасался за жизнь Эйвери. Находясь с ним и поддерживая связь, она подвергала свою жизнь опасности. Отправив ее домой, спрятав, уничтожив все следы долга ее отца, он смог каким-то образом защитить ее.

Последние две недели были адом.

Он наконец понял, с чем столкнулся его отец, только Джино знал, что его женщина все еще жива. Он хотел пойти к ней снова и снова, но каждый раз останавливал себя.

С ним у нее не было большой жизни.

Без него она могла бы иметь все.

Он приложил ее щеку, видя слезы в ее глазах.

— Я не должен любить тебя, Эйвери. Твой отец занял деньги. Ты должна была быть для меня всего лишь игрушкой.

Она усмехнулась.

— Но я игрушка, которую ты любишь?

Он сжал губы.

— Ты можешь попытаться притвориться здесь большим человеком, но я тебя знаю. Я была с тобой, когда тебе не приходилось притворяться тем, кем ты не являешься. Не ври мне, Джино. Я знаю, что ты мне ничего не должен, что мы оба здесь равны, но я люблю тебя. Я люблю тебя так сильно, что ненавижу находиться вдали от тебя.

Она взяла его за руки.

— Это причиняет столько боли, и мне все равно. Я тебя люблю. Только тебя. Я хочу быть с тобой всегда. Я выкладываю все, чтобы ты знал, когда я выйду из этой комнаты, частичка меня будет с тобой… всегда.

Она наклонилась, целуя его в губы.

Он ничего не сказал. Ни одного слова.

Она тихо ахнула, как будто ее сердце разрывалось слишком сильно.

Он не мог видеть, как она плачет.

— Думаю, я ошибалась, — она отошла, направляясь к двери, и он не выдержал.

— Ты лучшая игрушка, которую я когда-либо хотел, — сказал он.

Она повернулась к нему.

— Я влюбился в тебя, Эйвери Финч, и черт возьми, женщина, я не знаю, что, черт возьми, делать с этими чувствами.

Он поднялся на ноги, и Эйвери бросилась к нему. Она обвила руками его шею, и, несмотря на боль в его избитом теле, он прижал ее к себе.

Впервые в жизни его поставила на колени женщина. Он закрыл глаза, вдыхая ее, просто наслаждаясь всем, что было с Эйвери. Ее запах, ее ощущение, все, он не хотел, чтобы она уходила.

— Ты выйдешь за меня замуж, — сказал он. — Тебе больше не сделают прививку, и у нас будут дети.

Она отстранилась, смеясь.

— Тебе не кажется, что тебе следует сначала спросить меня об этом?

— Нет, я думаю, ты получаешь удовольствие, когда тебе говорят, что делать, — он провел рукой по ее телу, сжимая ее задницу.

Она вздохнула.

— Я скучал по этой заднице.

— Я скучал по тебе.

— Ты хочешь вернуться в свою башню? — спросил он.

— Нет, я думаю, мое место в твоей постели, — она поцеловала его. — Когда тебе станет лучше, ты получишь пощечину.

— Я, я?

— Да. За то, что оставил меня. Думая, что ты покончил со мной.

— Я закончил с тобой. Я просто не осознавал, что в процессе разобью себе чертово сердце.

Он поднял ее на свой стол. Откинув голову назад, она посмотрела ему в глаза.

— Когда я был маленьким, я держал труп своей мамы.

— Джино?

— Моя семья, мой отец был капо, и он, эм, он так сильно любил мою мать. За закрытыми дверями мы были как любая нормальная семья. Мы ели вместе каждый вечер. Она была любовью всей жизни моего отца. Она была чертовски крутой женщиной. Что бы ни случилось на ее пути, она всегда была рядом с ним. Всегда верна. Всегда любящая. Ты немного напоминаешь мне ее. В тот день, когда ее убили, мой отец изменился. Он стал монстром. Он правил этим городом, и всех, кто был хотя бы близко связан с мужчинами, убившими ее, он уничтожал. Когда я вступил во владение, я пообещал себе, что не позволю себе стать слабым.

— Я не делаю тебя слабым.

— Мне потребовалось все это время, чтобы понять, что моя мать не сделала моего отца слабым. Потеря ее сделала его слабым.

— Почему ты говоришь мне это? — спросила она.

— Ты просила разделить стол. Сидя всей семьей. Я не могу точно вспомнить, что это было, но я делал это постоянно, пока его у меня не забрали. Я хочу это снова. Я хочу семью, Эйвери. Не просто наследника, а семью.

Улыбка, которую она ему подарила, наполнила его надеждой.

— Тогда нам лучше начать.

Она обвила руками его шею, и он поднял подол ее платья. Ему нужно было оказаться внутри нее, сейчас, без малейшего промедления.

Пока он терал ее трусики, Эйвери атаковал его ремень, снимая штаны. Он схватил свой член, протер его через ее щель, ударив ее клитор, прежде чем скользнуть вниз, чтобы наполнить ее.

Они оба застонали, и он прижал ее так близко, как только мог, до самого основания, желая завладеть частью ее души.

— Я люблю тебя, Эйвери, чертовски сильно.

— Никогда больше не покидай меня. Мне все равно, что еще произойдет. Ты забрал мое тело, Джино, и теперь ты владеешь моим сердцем и душой.

Он крепко поцеловал ее, зная, что отдаст все, чтобы сохранить эту женщину. Она была всем его миром, и ему посчастливилось найти ее для себя.

Эпилог

Пять лет спустя.

— Дада. Дада.

Джино Мацца улыбнулся этому сыну.

— Его первые слова, — сказала Эйвери, хлопая в ладоши. — Ты такой умный мальчик.

Она поцеловала своего мальчика в макушку, пока её маленькая девочка ходила по комнате, пела и танцевала.

Отец Эйвери был на кухне и готовил воскресный обед, а Джино сидел на полу своего кабинета, отодвигая два дивана, чтобы освободить место для себя, Эйвери и их двоих детей.

Джоанна, названная в честь матери, продолжала танцевать и доставать книги с полок, просматривая их и качая головой. В три с половиной года она была маленькой петардой. Он все еще помнил долгие роды, которые ему пришлось пережить. Никогда в жизни он не боялся так, как когда Джоанна наконец появилась на свет.

Эйвери была такой сильной женщиной, но во время родов она кричала в агонии. После того, как у них родилась девочка, он держал жену на руках, благодаря всех, кто слушал, за то, что сохранили ей жизнь.