Адские врата - Сергей Фокин

— Не было, верно. Только судьба детушек тебя тревожит, спокойно спать не даёт.

— Да уж не до сна, — согласился Никола. — Забыл, когда в последний раз глаза закрывал.

— Это хорошо! — Чёрт потёр руки, ухмыляясь.

— Зачем на дерево-то залез? Так добрые люди не разговаривают.

— Запомнил, как ты в прошлый раз беседу вел! — снова хмыкнул нечистый. — Подумал, здесь безопаснее будет.

— Почто детей украл?

— А! — лицо чёрта сразу сделалось злым. — Или ты забыл, как обошёлся тогда со мной?

— На чужой каравай рот не разевай! — отозвался кузнец. — Жил бы спокойно, не досталось бы на орехи.

— Какой же это каравай ты называешь чужим?

— Жену мою. Или права ты на неё какие имел, когда подхалимничал да в ухажёры навязывался?

— Не была она тогда твоей женой, кузнец!

— А если и не была, то тебе лучше моего известно, какая её судьба ждала. — Никола, вступая в препирательство, цель имел одну — выиграть время да оглядеться на месте. Знал он, что в споре не силён, и на эту карту не ставил.

— Знать про судьбу нам не положено. Вертеть ею — другое дело, тут запретов нет. Молода и красива была Оксана. Но ведь баба есть баба. Сказать по совести, моё право на неё от твоего ничем не отличалось. Даже больше — совратить чёрту такую девку доблестно. Ты вот что получил, влюбив её в себя? Домишко жалкий да мальцов парочку. А я бы власть поимел огромную. Чувствуешь разницу? Сейчас не сам бы бегал, а помощников заставлял. Не воровал детишек, а только планы строил, как напакостить…

— И не рисковал своей шеей, — понятливо кивнул Никола. — Хороши у вас порядки…

— Всё от души зависит, кузнец. — Чёрт двусмысленно подмигнул ему. — Одна другой рознь.

Понял Никола, куда собеседник клонит, не стал противиться встречному ветру, а повернул парус да расправил его.

— За моей, знать, пришёл? — спросил напрямую, а сам от досады так двинул по дереву, что будь на месте кулака молот, наверно, пробил бы дыру насквозь. Только в этот раз не получилось, лишь кулак до крови расколотил.

— Не злись, не поможет! — торжествующе произнёс нечистый. — Правильно рассуждаешь: твоя душа немалого стоит. Может, не получу я за неё повышения, но кредиты погашу, и ещё в прибыли останусь. — Хотел сказать чёрт, что после нескольких лет работы на других он сможет сам ссужать деньгами и потом заставлять неудачников отрабатывать невыплаченные вовремя долги. Но не стал: незачем противника в свои финансовые дела посвящать.

— Как же ты меня заставить-то хочешь? — спросил Никола, сделавшись ещё более угрюмым. — Против воли, я слышал, это не делается?

— Сам согласишься, кузнец, когда узнаешь, какие страдания испытывают твои дети.

Опять сжал кулаки Никола, и злость его, похоже, на первый план выбираться стала.

— Ну-ну, рассказывай! — произнёс он, а угроза в словах недвусмысленная. Почувствовал её чёрт, но думалось ему, что там, наверху, в безопасности он. Не подпрыгнуть человеку так высоко, он же не кузнечик. Собрался поведать о страхах адовых, уже рот открыл пошире, чтобы живописнее звучало, только послышались шаги совсем рядом, и вышла из-за кусточков Оксана.

Она была такой же задумчивой, и лицо, будто маска деревянное — ничего на нём не отражается. Пустота в душе и голове звенящая, не иначе.

— Оксанушка, что ты здесь делаешь? — изумился и испугался за жену кузнец.

— Записку ты мне оставил, — спокойно ответила та, и протянула ему листочек. Взглянул Никола — там список забот и хлопот, которые нужно переделать до вечера. Не понял ничего, переспросил. Вместо ответа перевернула девушка листок, а там слова чёрта накарябаны: «Приходи к большому дубу за Матрёниным концом. Сигизмунд».

Хлопнул себя кузнец от досады, поморщился. Вот недотёпа, не смог догадаться, как получится!

Хихикнул сверху чёрт, заулыбался во весь рот. Приятно ему на дело рук своих посмотреть. По его же задумке Оксана стала такой. Хотя, может, и он не мог просчитать всего. А для Николы появление жены — помеха лишняя. Только душа болеть сильнее станет да руки связываются.

— Послушная стала Оксана! — ухмыльнулся нечистый. Триумф, почитай что, полный. И острить можно без всяких последствий. Вот что значит хорошо составить, и — главное — скрупулезно воплотить, план. Понятно, что собеседнику обидно, будто по голым нервам железным серпом водят. В том и состоит искусство дипломатии, чтобы сразу раздавить морально, психологической опоры лишить. Куклой безвольной обернуть, а самому кукловодом заделаться.

— Давай ближе к делу разговор вести, — буркнул Никола. Кипит у него внутри, давление копится. — Что ты с ней сделал? Никогда не была она такой.

— Ничего, ровным счётом ничего! — осклабился чёрт. — Сама во всём виновата. Никто не просил её вылезать из тела и соваться в преисподнюю. Попала, небось, в самое пекло. Заблудиться там ничего не стоит, а все дороги ведут к жаровням. Её, конечно, уже схватили и посадили. Попала она, думаю, туда, откуда все мучения грешников видны, как на ладони. Это для профилактики, — пояснил он, — чтобы в другой раз неповадно было лезть, куда не положено.

— Что с нею будет?

— Всё зависит от твоего слова, кузнец! Самой ей никогда наверх не выбраться. Ключ надобно иметь. Или, например, моё согласие. Тогда я для неё ворота открою.

— Знать, можешь ты и меня провести? — Мелькнула у Николы мысль, что сподручнее самому за душой Оксаны сходить, раз всё равно договор с чёртом подписывать придётся.

— Тебя — нет, — покачал лысеющей головой нечистый. И по всему было видно, что это обстоятельство очень его удручает. — Это не в моих силах. Ранг у меня маловат. Для этого нужно найти хорошую ведьму или звать кого-нибудь постарше званием… Только придётся делиться с ними, — быстро пояснил он. — А что мне тогда достанется?

— Мать-то моя, я слышал, тоже ведьмою стала?

Чёрт при упоминании Степаниды Ивановны в очередной раз расплылся от удовольствия. Знать, Леший рассказал, чьих рук дело то, что с нею приключилось.

— Она и была ею с самого рождения, только не знала об этом. Ворота открыть для неё — раз плюнуть.

— Что же ты, собака поганая, сотворил? Её-то зачем в дело вплёл? — взбеленился Никола.

— Тогда уж выплел! — хихикнул чёрт над каламбуром. — А потому всё, что мать твоя неминуемо встревать стала бы. Сила у неё немалая, натворить бед могла бы.

— Чем её лечить-то прикажешь?

Чёрт задумался на мгновение, решая, стоит ли раскрывать свои карты. Но, видя обескураженное лицо собеседника, понял, что опасности в том не будет. На коленях уже стоит враг его, голову склонил. Остаётся только махнуть топором — и покатится, горемычная, по траве росистой. Потому хмыкнул и признался:

— Это средство для памяти не я готовил. Сказали мне, пройдёт время — и действие само закончится. А на людей оно по-разному влияет. От силы внутренней человека зависит. Одного, может, год в забытьи продержать, второго пару месяцев всего.

Добил он этим кузнеца. Не смогут выжить Алёша с Настенькой в преисподней два месяца. Он и сам без них засохнет. Замахнулся Никола, чтобы ещё раз двинуть по дереву, но рука уже саднила — не стал. Закипевшая было злость его снова понемногу в отчаяние переплавляться стала. В самом деле, нет другого выхода. Обнял жену, посадил на пенёк ближайший, и повернулся к собеседнику:

— Припёр ты меня к стене. Называй свою цену, Сигизмунд!

16

Квартальный отчёт подходил к завершению. Среди баб отдела созрел бунт. Степанида Ивановна категорически отказалась общаться с шефом лично, возомнив себя угнетённой пролетаркой, над которой издевается проклятый буржуин. В лучшем случае через подруг она отправляла заявки прислать ещё бумаги, карандашей, скрепок, и иногда выдвигала политические требования типа шестичасового рабочего дня, спецпайка для сверхурочников и молока за вредность. Лишь Зинаида оставалась верна обеим сторонам, и это спасало Лешего от многих проблем. Он даже подумывать стал, не оставить ли потом, когда женщина вернётся в чувство, Зинаиду у себя, но потом хлопал по собственному лбу рукой и говорил:

— Какой же я дурень! Ведь это всё она!

Запутаться в личном составе было немудрено. У каждой сотрудницы имелся свой характер, своя семья, свои заботы и проблемы. Помнить это для мужика, живущего в лесу, представлялось затруднительным. Леший и забывал половину, а потом, получив очередную угрозу от одной, увернувшись от степлера, брошенного другой, вечерами находил утешения в объятьях третьей. Зинаида оказалась сговорчивой и заботливой. Мужа у неё не было, тот сбежал к любовнице пару лет назад, поэтому страсть как хотелось женщине создать для кого-нибудь семейный уют.

Привыкать уже начал Леший к такой тройной жизни. А потом вся эта канитель разом закончилась. Пришла к нему Степанида Ивановна под вечер с огромной стопкой бумаг, бросила их на землю так, что разлетелись они чуть не на пять метров, и сказала с ненавистью в голосе: