В позе трупа - Виктор Пронин

— Прекрасный балык, — еле смог проговорить Пафнутьев с набитым ртом. — Такого еще не ел. И, наверное, уже не придется…

— Спасибо, — Халандовский удовлетворенно кивнул, будто Пафнутьев похвалил его самого. — Спасибо… Еще нарезать?

— Конечно.

— Хорошо… Я попрошу девочек, приготовят.

— Слушаю тебя, Аркаша, — сказал Пафнутьев. — Я ведь вижу, что-то у тебя изнутри наружу просится. Поделись. Не таи в себе, это нехорошо.

— Поделюсь. — Халандовский повернул голову к окну, и лицо его, освещенное слабым осенним солнцем, показалось Пафнутьеву как никогда горестным. — Что сказать тебе… Есть такая фамилия… Байрамов. Слышал?

— Нет, не приходилось.

— Счастливый ты человек, Паша. Пора тебе эту фамилию знать… Мне кажется, пройдет совсем немного времени, и все твое заведение…

— Ты имеешь в виду прокуратуру?

— Да… Все ваше заведение может посвятить себя этому человеку. Если, конечно, он позволит вам заняться его персоной.

— А может и не позволить? — усмехнулся Пафнутьев.

— Может, — кивнул Халандовский без тени улыбки. — И не сомневайся.

— Чем он занимается?

— У него много интересов… Чрезвычайно разносторонняя личность. С подобным мы еще не сталкивались.

— Мы — это кто? — уточнил Пафнутьев.

— Я не сталкивался, и ты тоже… Это совершенно новое явление в нашей жизни. Подобного не было. В том питательном бульоне, в который наши демократы превратили Россию, вырастают такие чудовища, такие невиданные монстры, что… Дрожь пробирает в собственной постели.

— Это потому, что с девушками не общаешься, — рассмеялся Пафнутьев.

— Паша! — строго сказал Халандовский. — Прекрати. Не надо смеяться. Все гораздо серьезней, чем может показаться… Выпьем по стопке, и я продолжу. — Халандовский ткнулся толстой стопкой в стопку Пафнутьева несколько поспешно, и капелька драгоценной влаги потекла по его пальцам, но он этого не заметил. Выпил, хрустнул огурцом, потом сунул в рот еще один. Убедившись, что Пафнутьев тоже распрощался со своей стопкой и уже приступил к балыку, Халандовский решил продолжить: — Паша… Все то, с чем ты сталкивался в своей жизни до сих пор… Это детский сад. Ну наделал мальчик в штанишки, ну дернул девочку за косичку, ну опрокинул манную кашу на белую скатерть… Вот так примерно.

— Вот такой крутой бандюга? — озадаченно спросил Пафнутьев. — Почему же я о нем ничего не знаю?

— Паша, ты не понял. Не бандюга. Все проще и страшнее — не человек. Он мутант. Знаешь, писали газеты, что в московском метро крысы развелись в человеческий рост?

— И ты веришь?

— Верю! — твердо сказал Халандовский. — Раньше не верил, а когда в городе появился Байрамов, я и в московских крыс поверил. Это — мутант. Все издержки, злоупотребления, младенцы в мусорных ящиках, человеческие головы в городских скверах, вокзальные дети, которых можно выменять за бутылку водки, — вот все это, вместе взятое, привело к появлению новых существ. На земле до сих пор ничего подобного не было. Представь себе, что вирус СПИДа вымахал в человеческий рост! Представил? Вот это и есть Байрамов.

— Познакомимся, — кивнул Пафнутьев и бросил в рот последний огурчик. — Хорошие были огурчики.

— Лучше не надо с ним знакомиться.

— Почему?

— Опасно.

— Если не возражаешь, я еще глоточек пригублю, а? Для храбрости… А?

— Наливай… И мне тоже. Он редко бывает в городе. Чаще его можно поймать в Германии. Есть какой-то маленький городок, там его берлога. Оттуда звонит, пишет, шлет факсы… Но бывает и здесь. Но только в высших сферах.

— Или в самых низших, — добавил Пафнутьев.

— Почему ты так решил?

— Потому что это одно и то же. Высшие сферы — они же и низшие.

— Может быть, — согласился Халандовский. И, помолчав, добавил: — Да, наверно, так и есть. Ты прав.

— Чем он тебя достал, Аркаша?

— Положил глаз на мой магазин.

— Ну и пусть! Не дотянется из Германии-то?

— Уже дотянулся. У меня каждый день ревизии, проверки, какие-то типы устраивают драки прямо в магазине, бьют бутылки, сдирают шторы с окон, санитарные инспекторы не вылезают из моих подвалов, во дворе у моих окон какие-то самосвалы без опознавательных знаков вываливают горы зловонного мусора… На меня все время составляют протоколы, акты, собирают показания подставных свидетелей, подкарауливают моих покупателей, взвешивают их покупки, и опять акты, протоколы… При том, что я знаю — мой магазин едва ли не самый лучший, самый чистый…

— И кто стоит за всей этой деятельностью?

— Байрамов.

— Он может быть заказчиком… Но кто-то должен и осуществлять эту кампанию. Я не поверю, если ты скажешь, что не знаешь.

— Колов.

— Но у него же милиция! Зачем ему магазин?

— Магазин нужен Байрамову. Прикинь — центр города, прекрасное помещение, рядом остановка автобуса и троллейбуса, вокруг жилой массив, покупателей полно… Верные люди мне уже донесли — вопрос решен. На самом высоком уровне.

— Сысцов? — спросил Пафнутьев.

— Да. Он свое уже получил и теперь отрабатывает. И отработает. Мне уже дали понять — выметайся подобру-поздорову, пока с тобой ничего не случилось.

— Аркаша, и ты вместе со всей своей торговой братвой не можешь дать отпор?

— Послушай меня, Паша… Я же сказал — мутант. Все, что происходит в нашем городе в эти дни, — происходит впервые. И заметь — как и во всей России. Не было у нас такого. Деньги, валюта, связи, наемные убийцы — все идет в дело. Паша… Только между нами… Подозреваю, что Байрамов положил глаз не только на мой магазин.

— Еще что-то присмотрел?

— Мне кажется… Он наш город присмотрел.

— Да ну… Ты паникуешь.

— Ты знаешь, сколько магазинов только в центре принадлежит Байрамову?

— Сколько?

— Семь. Это только магазинов… Я не говорю о другом… Баня, школа, институт…

— Авось! — сказал Пафнутьев, все еще не в силах проникнуться чувством опасности.

Халандовский наклонился к тумбочке, достал еще одну бутылку водки, с хрустом свинтил пробку и, не говоря ни слова, наполнил стопки. После этого, убрав бутылку, он постучал кулаком в стенку за спиной. Там возникло какое-то движение, что-то звякнуло, скрипнуло, и через несколько секунд дверь в кабинет открылась, и женщина, пышная и белоснежная, как облако, вплыла, держа в руках поднос. Пафнутьев стыдливо бросил взгляд на закуску — свежие помидоры, тонко нарезанная копченая рыба, несколько кружочков свежеподжаренной домашней колбасы, от которой сумасшедше пахло мясом и чесноком.

— Аркаша! Так нельзя! — в ужасе воскликнул следователь, но Халандовский только досадливо махнул рукой — нашел, дескать, на что обращать внимание. Женщина-облако неслышно выплыла из кабинета, осторожно прикрыв за собой дверь, и снова собутыльники остались вдвоем. Халандовский придирчиво осмотрел принесенную закуску, бросил вопросительный взгляд на Пафнутьева.

— Ничего? — спросил он. — Есть можно?

— Что там есть! За такое угощение и сесть можно! Если, конечно, узнает Анцыферов, что меня вот так потчуют!

— Твоего Анцыферова потчуют не так, — проворчал Халандовский. — Я знаю, как его потчуют. — Он поднял свою стопку, подождал, пока Пафнутьев, преодолев смущение, поднимет свою, чокнулся и молча выпил. Посидел некоторое время, с горестной задумчивостью глядя на поднос, потом, словно преодолевая себя, подцепил вилкой половинку помидора, посмотрел на него, как бы все еще колеблясь, и сунул в рот. И отвернулся к окну, давая возможность Пафнутьеву бесконтрольно наслаждаться рыбьим балыком.

— Если кому-нибудь расскажу, чем меня угощает Халандовский… Мне никто не поверит.

— Тогда и рассказывать нечего… Он хочет завалить мой магазин зарубежным тряпьем, электроникой, зажигалками и прочим дерьмом. У него ведь не только магазины! У него баня, школа… У него автостоянка, заправочная станция, автомастерская… Говорю же — он положил глаз на наш город.

— Автостоянка? Заправочная станция? — переспросил Пафнутьев — последнее время его настораживало все, что касалось машин.

Халандовский не ответил. Он подцепил вилкой несколько срезов рыбы и сразу сунул их в рот.

— Моих девочек несколько раз ловили на недовесах, представляешь? При том, что я могу голову положить на прилавок — не было недовесов. Они, вонючки вонючие, никак не могут отказаться от прежних обвинений. Времена переменились. Мне выгоднее не делать недовесов. Мне выгоднее работать честно. Чтобы все знали, Халандовский — это фирма, это надежно, это качество. Мне незачем делать недовесы — я сам устанавливаю цену на товар. На кой черт мне эти старые большевистские хохмы? И девочкам своим я наказал строго-настрого — пусть лучше будет больше, но ни в коем случае этих вульгарных приемов прошлого. И вот уже несколько актов — недовесов. Девочки ревут, клянутся и падают передо мной на колени — утверждают, что работали чисто. Я верю девочкам.