Ночи становятся короче - Геза Мольнар

несчастных оказался и тот жандарм, который привел вас сюда… Какой человек был, вернее пса… Все это произошло у меня на глазах. Пуля попала мне в каску…

Это не жизнь, а черт знает что… А танк выбрался из полуобвалившегося окопа и ушел как ни в чем не бывало… Все это было похоже на страшный сон… Это какие-то варвары…

Через несколько минут офицер уже крепко спал, положив голову на стол.

Магда прилегла на нарах, свернувшись калачиком. Перед глазами у нее все еще стояла картина, которую ей нарисовал офицер.

«Наверное, это был разведывательный танк. Но почему они не наступают?.. Когда же наконец русские возьмут Будапешт? Почему все так долго тянется?..»

Сон и нервное напряжение взяли свое, и Магда уснула.

Проснулась она от того, что почувствовала, как кто-то навалился на нее. Началась борьба.

— Подлец! Вот чего стоят твои слова!..

В этот момент то ли от страха, то ли от отвращения у Магды пошла горлом кровь. Старший лейтенант мгновенно вскочил на ноги.

— Почему ты не сказала, что больна…

Магда села: ее душил приступ кашля. Прижимала к губам носовой платок.

— Боже мой… да у тебя, наверное, чахотка… — с отвращением проговорил офицер.

Он вышел из бункера, оставив плачущую девушку одну.

В голове у Магды кружились мысли одна печальнее другой. Чего она только не передумала за эти несколько минут! То ей казалось, что она умрет и никогда больше не увидит своего Лаци, то ее мучила мысль, что Лаци теперь отвернется от нее.

Магда встала и, подойдя к полке, взяла ковш с водой. Умылась.

Потом снова уселась на нарах, решив будь что будет. Магда была в каком-то полузабытьи. В себя она пришла от холода.

Встала, подошла к открытой двери. Начало светать. Ухо уловило шаги и голоса солдат. Неожиданно на пороге показалась фигура старшего лейтенанта.

— Ты еще здесь?! — удивился он. — Немедленно убирайся… — И с этими словами он снова исчез.

Магда с трудом поднялась по ступенькам и поплелась домой.

На земле лежал густой туман.

«Мама, наверное, уже искала меня. Но где? Наверняка у Лаци», — подумала Магда и первым делом направилась к нему. И она не ошиблась: старушка действительно оказалась у Лаци.

Магда рассказала, что с ней случилось. Умолчала только о том, что у нее горлом пошла кровь.

— Как хорошо, что ты здесь, — шептала мать, гладя дочь по руке. — Я все смотрела на часы: одиннадцать, два часа ночи, три, а тебя все нет. Я думала, с ума сойду. Слышу, и старик потихоньку плачет. Поначалу держался, а потом не выдержал… А утром приходит к нам Кечкешне и рассказывает, что где-то в окопах нашли труп девушки. Я бегу туда, гляжу и вижу, что это не ты. Чего я только не передумала…

— Ну, если этот офицер попадется мне в руки, я ему морду разобью! — негодовал Лаци. И, словно обращаясь к Йене, продолжал: — А ведь он тоже венгр. Есть у меня право пристрелить его или нет?!

— Лаци, успокойся, не горячись, — перебила друга Магда.

Через несколько минут Магда и тетушка Ач пошли домой. Магде нужно было выспаться, чтобы вечером быть в состоянии снова вернуться сюда и перевести Лаци на новое место, как ей приказали в организации.

Марци Папир давно уже понял, что гитлеровцы проиграли эту войну. Своим тугим крестьянским умом он, хоть и не сразу, дошел, что недалеко время, когда этот Йене будет для него дороже мешка золота. Он понимал, когда сюда придут русские и узнают, что он во времена фашистов и нилашистов скрывал у себя беглого солдата, он сможет извлечь из этого большую выгоду. Такого человека новым властям не жалко будет назначить привратником на какую-нибудь богатую виллу на проспекте Пашарети в Буде, а уж что это значит, знает каждый. На такую должность назначают только своего человека, на которого всегда можно положиться. И само собой разумеется, человек, скрывавший у себя дезертира, — а за это грозит смертная казнь — никак не может быть другом нилашистов.

«Он укрывал у себя своего дальнего родственника и его друга, коммуниста, который чуть ли не каждый день рассказывал ему о Ленине и говорил, что им, коммунистам, нужны такие люди, как Марци Папир. Этим самым он покажет остальным, чем занимался тогда, когда многие все еще верили в силу гитлеровской армии и болтали о чудо-оружии. И вот теперь этот самый коммунист ушел из его дома».

— Скажи, старушенция, — обратился он к жене. — Неужели этим ребятам было плохо у нас? Уж мы ли не старались для них? Может, чем обидели их? Газеты и те каждый день приносили. А как утешали?!

А однажды, когда Марци стало совсем невмоготу, он пошел в Маргитварош и там стал жаловаться матери Йене, говоря, что не успокоится до тех пор, пока Йене снова не поселится у него. Тетушка Риго, разумеется, сказала об этом Магде, ну а что касается самого Йене, то его не пришлось долго упрашивать. Парню после ухода Лаци так надоело сидеть одному в своем «укрытии», что он с радостью согласился переселиться в пустую будайскую виллу, где он будет чувствовать себя в большей безопасности.

По дороге к Ситашу Магда разговаривала с Лаци.

— За тебя, дорогой, отвечаю я и Колар. Об одном тебя прошу — будь дисциплинированным. Тебе ведь еще не приходилось работать в нелегальных условиях, когда особенно важен принцип: все за одного и один за всех. Успех каждой операции порой зависит от точности.

Однако в действительности не всегда и не все удавалось проводить так, как планировалось. Бомбардировки, артиллерийские обстрелы, перемещения войск, частые проверки документов — все это нередко заставляло менять планы и сроки их проведения в жизнь.

Все ребята в группе Колара для маскировки носили военную форму. Франци Бордаш отпустил усы. По документам он числился лейтенантом запаса. Рац-Уйфалуши выдавал себя за капитана.

За исключением Деже Ситаша, который жил в здании школы, все остальные члены группы жили в подвале разрушенного дома. Дом этот, находившийся на площади Петефи, был разбомблен еще в начале апреля. Однако для полной безопасности Лаци написал табличку: «Неразорвавшаяся бомба! Опасно для жизни!» Ее установили возле развалин дома.

Несмотря на отличные документы, члены группы старались показываться на улице днем как можно реже. Обязанности разведчицы и связной выполняла Магда. Составляли списки людей, которых можно было вовлечь в работу, чертили схемы с обозначением местонахождения военных объектов.

Лаци с большим желанием включился в работу. К военной форме привык довольно быстро, потому что во время сборов