Счастье потерянной жизни - http://horoshoe.info

Пиры у барина были очень частые, гостей съезжалось много. Когда Луша впервые принялась за работу с тестом, то к концу дня она упала на кровать, как мертвая. Утром все было не свое, слезы лились рекой, но признать свое неумение и отказаться было стыдно. Управляющий, однако, заметил ее состояние, ласково ободрил Лушу, сказав, что барин и барыня ею очень довольны и что первые дни ей будет нелегко, затем привыкнет. Привычка была очень тяжелая, но молодость взяла свое. К тому же, и барин через некоторое время, увидев ее старание и одновременно убедившись, что труд с приготовлением пищи был для Луши чрезмерно тяжел, решил принять кухарку в помощь ей, а Луша осталась горничной.

Наконец пришло время, когда она совсем освоилась со своими обязанностями. Одного только не могла преодолеть она - отвращения к уборке комнаты барыни, которая стала за это упрекать ее в непослушании. Сильно боролась Луша с собою, но победить себя не могла. И вот однажды господа не дождались ее к завтраку, не видели ее и за уборкой. Барин в недоумении стал разыскивать ее, но нигде Луши не было. Наконец он нашел ее в своей комнате. Вещи были разбросаны, а сама она, одетая, с узлом в руках, стояла перед окном и вытирала слезы.

- Луша, что с тобой случилось? Куда ты? Почему ты плачешь? - встревожено спросил барин.

Участливый тон в голосе его еще больше тронул Лушу, и она, сотрясаемая рыданиями, закрыв лицо руками, с трудом произнесла:

- Не могу! Не могу я больше выносить этого, барин. Как лошадь, я тащила все за это время... но не могу я терпеть такого унижения... Лучше опять буду ворочать дежу с тестом. Я не могу выносить ночные горшки за барыней, убирать и стирать ее сподники, а она кричит на меня и заставляет копаться в ее безобразиях.

Барин покраснел в смущении от этой простой деревенской откровенности и, доброжелательно посмотрев на Лушу, сказал успокоительно:

- Что же ты до сих пор молчала? И стоит ли тебе реветь из-за этого, да и жизнь свою мотать по ветру? - с этими словами он подошел к Луше, взял узел из ее рук, бросил его на кровать и внушительно сказал: - Снимай пальто и берись за работу, а барыне я скажу, чтобы она не принуждала тебя, к чему не следует. И ты так больше не поступай и не срами меня своими капризами.

Луша недоверчиво посмотрела на барина, но, как только он вышел, собрала разбросанные вещи, успокоилась и приступила к делам. С этих пор положение ее в доме совсем облегчилось. Барыня хоть первые дни и дулась на нее, но вскоре почему-то подобрела, расположилась больше прежнего, даже до того, что стала делиться с ней своими секретами-романами и увлечениями.

Хозяйское общество первое время для Луши было далеким и недоступным, но балы и пирушки стали учащаться. Она привыкала обращаться между людьми нового для нее сословия, да и барыня усиленно учила ее этому. Здесь были фабриканты, купцы, помещики, старые и молодые, простые и гордые, ласковые и суровые, военные люди и служащие. Все это для Луши казалось каким-то высоким, недосягаемым, особенно их женщины, разодетые по бесстыдному, в дорогих платьях, капризные и, по ее выражению, не барыни, а одно притворство. Когда же вся компания изрядно напивалась вина и развеселялась в танцевальных кадрилях, Луша стала, к своему ужасу, заходя в комнаты в поздние часы, замечать такие бесстыдные сцены, что убегала в свою комнатушку и до утра запиралась.

Но проходил месяц за месяцем, и она привыкла ко всему. Все больше у нее становилось свободного времени, все чаше на ум приходили веселые балы, кавалеры. К тому же барыня раздобрилась до того, что стала отдавать Луше кое-что из своего гардероба. Платья она сама перекраивала и перешивала Луше к балам. Луша так наряжалась, что трудно было различить: где барыня, где горничная. Ко всему прочему добавилось то, что ей полюбились увлекательные книжки, над которыми она, закрывшись в свою комнатушку, сидела часами, особенно в долгие зимние вечера. На балах она совсем осмелела и, празднично разодетая, сновала между гостями, угождая их прихотям. А к концу бала она и сама от предложенных выпитых рюмочек в своем воображении делалась барыней.

Минувший бал был каким-то необыкновенным. Многих старых гостей на этот раз не было. С вечера собравшиеся группками все о чем-то шептались между собой, танцевала только молодежь. И лишь после изрядно выпитого вина гости, распоясавшись, бушевали всю ночь: так господа встречали новый 1919 год.

Проснувшись после бала, Луша чувствовала себя совершенно разбитой. Эту ночь она проспала в платье, не раздеваясь. Сердце тревожно билось в груди, вспомнился ей Павлушка - худенький, зеленый, так легко бросивший ее и убежавший к бабушке. Вспомнился муж в неволе, голодный, заброшенный, далекий, а теперь и пропавший какой уже год без вести. Вспомнился и крестный Никита Иванович, по-отцовски строгий, простой и его последние слова: "Лушку надо брать в твердые руки..." После этого перед глазами промелькнули господа, их лицемерные, напыщенные, бессовестные, беззаботные лица и она среди них. Приступ стыда и глубокой вины облил лицо краской и пригнул голову к груди. "Пропадет баба!" - пронеслись в памяти слова крестного. Луша подняла голову и увидела свое отражение в зеркале. Медленно встала она с кровати и подошла к нему, пристально вглядываясь в себя, и так ей захотелось плюнуть на свое отражение.

"Да, сил у меня нет... Лушку надо брать в твердые руки, - промелькнуло опять в памяти, - а кому я нужна, где эти руки?"

Она подошла к окну. На улице бушевала метель. У подъезда торопливо суетился вокруг саней управляющий. На крыльце, провожая его, с опушенной головой стоял барин. Лошадь рванула с места, как только в сани прыгнул управляющий, и все скрылось в снежной пыли. С саней упал его сундучок, из которого пестрым ворохом вывалились какие-то вчера еще нужные ему документы, чеки, "керенки" и "катеринки". Поземка с воем подхватила и разметала их частью на дворе, часть, смешав со снежным шквалом, бросила в поле. Барин подбежал поднять один из них, но тот вырвался из его рук и взвился в небо.

Весть о революции не сразу дошла до их захолустья. Непонятными передавались из уст в уста новости, что царя-батюшку с престола куда-то сняли, что на престоле теперь комиссары в кожаной одежде, что по улицам бегают отряды людей и кого-то расстреливают, что многие богачи куда-то поубегали, городовых по улицам нет. Последнее лето мельница у барина почти не работала, потому что многие работники от барина ушли. Весь 1918 год прошел в тревоге, а осенью едва удалось потушить хозяйский амбар от поджога. Луша ничего не понимала из происходящих событий.

Управляющего известили, что якобы на фронте перемирие и происходит обмен пленными, и как его барин ни уговаривал, какие "золотые горы" ни обещал, он все же решил выбраться из захолустья в свою родную Австрию.