Ангел в эфире - Светлана Владимировна Успенская

кроме шоферских услуг выполнял еще и обязанности ее персонального любовника. (О, злые языки! О, завистливые сердца!)

Настя теперь считалась единственной примой на местном телевидении: Поречная давно была забыта, как дурной сон, а другие ведущие, скупо и скудно мелькавшие в новостях, Плотниковой и в подметки не годились.

Больше, кажется, не о чем было мечтать, нечего было желать. Выше головы в провинции не прыгнешь, а в Москве и не таких видали…

Ну, признаться, ездила Настя в Останкино на кастинг ведущих… Тайно ездила, чтобы ни одна собака не прознала об истинной цели ее путешествия, чтобы никто не обсмеял ее в случае неудачи, не насладился ее провалом. Между тем кто, как не она, достоин столичной участи! Во-первых, у нее опыт, во-вторых, внешность, в-третьих… В-третьих была мама, но мама в Москве не «играла». Маминого влияния хватило лишь на то, чтобы про объявленный кастинг прознать, записать на него свою дочь, заручиться содействием члена жюри, удачливого беглеца из родного болотца, который к тому времени обосновался в столице (речь о Шумском — но не о знаменитом урологе, а о его родном брате, который сыграет не последнюю роль в нашем повествовании).

Но, увы… Что может сделать один-единственный член, когда у других конкурсанток все жюри подкуплено! По дороге домой Настя глотала обиженные слезы, а мама ее задумчиво играла бровью, не зная, что теперь насчет дочери предпринять: то ли отобрать губернатора у его жены и выдать за него Настю, поставив на столичных амбициях дочери жирный крест, то ли дальше бороться за ее карьеру. Да только с кем бороться? С самой собой? И где? В родном городе уже все побеждены, а в столицах, увы и ах, бороться не получается.

Итак, ничего путного из Настиной поездки не вышло. О ее позоре никто не дознался — и то ладно. Правда, если бы проведали о нем доброхоты, все равно не поверили бы, — потому что по городу вовсю циркулировали слухи о том, что в столицу Настя ездила не просто так, а делать аборт от своего сиятельного поклонника. Слухи унизительные, гнусные, несправедливые!

Ладно, если б между Настей и Земцевым было что-то, так ведь нет! Не было ничего, кроме пары свиданий при свидетелях, нескольких птичьих, клацающих «инговыми» глаголами разговорчиков, кроме просьбы Земцева помочь ему с английским, без которого он как без рук, и ответного смеха Насти, означающего отказ, и ее ехидной усмешки — мол, как медведя ни учи, танцора из него все равно не выйдет!

Знали бы Плотниковы, что источник слухов, шедших, кстати, из администрации области, — это небезызвестный Бараненок, сын дяди Коли, который все ходил к Плотниковым с женой, все гонял чаи, все рассказывал про свою ломкую иномарку и про неудобосказуемую болезнь своей супруги, что-то там с пищеварением и газообразованием…

Итак, роман, свершившийся в устах всего города, но не в действительности, то мнимо возгорался, когда Настя оправлялась с губернаторской командой в деловую поездку по области, то затихал, когда слухи о том, что Земцева собираются посадить как проворовавшегося бессребреника, вновь обретали очевидную несомненность.

Однажды Настя с губернатором засиделись за полночь в небольшом кафе под гитарный перебор приглашенных музыкантов. Народу за столиками было мало. Парочка самозабвенно болтала, перескакивая с беглого русского на тугой профилактический английский, смеялась чему-то — кажется, Земцев рассказывал про какого-то балбеса из администрации области, которому, что ни поручи, все провалит. «Бараненок!» — с улыбкой узнавания восклицала Настя, громко прыская.

Потом, засобиравшись домой, музыканты начали складывать инструменты. Им помогал один длинноволосый, странно знакомый Насте человек. Почувствовав на своей щеке пытливый взгляд, девушка небрежно покосилась в его сторону… А тот длинноволосый, небритый, в тертой кожаной куртке, не настаивая на узнавании, поспешил скрыться… Это был ее первый муж, Илья.

Тем временем Земцев жаловался своей собеседнице на жизнь — мол, Москва местную инициативу зажимает, а потом обольщал ее поездкой в одну из англоязычных колоний, а потом просил помочь ему с языком, на что Настя задорно, совершенно не боясь двусмыслия и пошлости, демонстрировала ему розовый межзубный кончик, этим не то приглашая губернатора к поцелую, не то отказывая ему во всем, даже и в языке…

Вскоре освободилось место в региональном управлении, куда надо было командировать чиновника из области, толкового и знающего, который сумел бы постоять за интересы родного города. Сразу же разгорелась подковерная борьба: многие хотели занять эту перспективную должность. Баранов считал, что его Сережа — это человек прямо-таки созданный для лакомой должности. Он вознамерился протолкнуть на нее свое дитятко. совершив возможное и невозможное, совершив отцовский подвиг, а при необходимости и должностной подлог.

Встретившись с Настей во время семейного чаепития, он шутливо назвал девушку Еленой Прекрасной, а потом вдруг попросил ее замолвить за Сережу словечко, расписав дело так, будто бы это прямая ее обязанность. Ведь все знают, что она с губернатором на короткой ноге, про иное даже не говоря… Так почему бы ей не помочь другу детства?

Но Настя, уже освоившая искусство лавировки. к которому она прибегала, чтобы отбиться от чужих интересов во имя собственного спокойствия, поинтересовалась, почему это дядя Коля возомнил, будто ей по силам мировые перестановки, если она всего лишь рядовой диктор на телевидении. Дядя Коля, не очень трезво рассмеявшись (чай был сдобрен изрядной порцией «Хеннесси», к которому Баранов в последнее время пристрастился — не по чину и не по карману), высказался в том смысле, что людям глаза не замажешь и надо пользоваться случаем, пока есть чем пользоваться…

Вынужденно улыбнувшись пьяному дяди-Колиному бреду, Настя никому не пожаловалась на него — ни родителям. ни Земцеву, однако не преминула занести обидные слова в тайный шорт-лист памяти. Через неделю в эфир вышел злобный репортаж о том. что штаты областной администрации неимоверно разлады. вокруг власти кормится множество бестолковых людей, которые только даром хлеб переводят, перебирая никчемушные бумажки и не принося пользы обществу.

Результатом журналистского выпада, о справедливости которого не стоит здесь рассуждать, стадо сокращение управленческих штатов, давно уже планируемое властью (только выборов ждали, чтобы на новый срок проскочить). И кто виноват, что именно Бараненок, как самый молодой и самый бестолковый, попал под это сокращение? Что именно его показали на всю область, с умелой дерзостью вставив в кадр? Да еще в качестве комментария картинку народного возмущения подклеили: опрашиваемые старушки верещали, яростно брызгая слюной на корреспондентку: «Здоровые лбы! Ряхи наели, да на них пахать надо, трудовые наши деньги прожирают…» И что Барененку теперь грозила если не армия,