Без любви жить нельзя. Рассказы о святых и верующих - Наталья Горбачева

– Что? – переспросил он. – А… это твоя шутка. Понял.

– Какая шутка! – возмутилась я. – Мне – что про тезку писать, что про корпускулярно-волновой дуализм. Одинаковое нулевое знание. Что-то когда-то проходили. И всё.

– Ну и что? Руки мне не скручивай, этих фокусов не люблю, – строго сказал Мих Абр. – Другой работы не будет. Я тебе много времени дам – месяцев пять.

– На четыреста исторических страниц – пять месяцев?

– А ты хочешь пять лет? Тогда иди в другое издательство. Всё, свободна. Настенька, чай она пьет в другом издательстве, – он завернул входящую в кабинет секретаршу с подносом.

– Михаил Абрамович, это же нож в спину, – заскулила я.

– Кому? Нож в спину благодетеля…

Я закрыла глаза, чтобы не видеть его напрягшихся желваков. И тут сам собой всплыл в сознании сон. «Пушкин. Обрати внимание»…

– Какое сегодня число? – встрепенулась я.

– Шестнадцатое. Месяц знаешь какой? Декабрь… К июню надо написать, – начал новый приступ МихАбр. – Иди подумай, через три дня придешь, договор подпишем.

Шестнадцатое декабря, через три дня – девятнадцатое. Память святителя Николая. Сон приобретал объем, наполнялся смыслом… В голове появилась мысль, явно не моя: надо ее реабилитировать. Кого ее? Наталью Гончарову… По дороге домой я чуть под машину не попала, разговаривая с невидимым собеседником. Вернее, я вопрошала: да как же ее реабилитировать, если сама про нее знаю в объеме школьной программы. А там как учили: молодая жена Пушкина, кокетка, явилась причиной смерти великого поэта. Я никогда в это не верила, зная о пушкинском африканском нраве, но и разбираться не было желания… В ответ на все мои недоумения был один ответ: «Надо ее реабилитировать».

Порывшись в своей библиотеке, я обнаружила, что у меня почти не было литературы о Пушкине; про его жену и говорить нечего. Как же так, дорогая редакция, просто смешно… Чего они все хотят от меня? Наваждение какое-то…

В день празднования Николы зимнего я была на литургии, причастилась. На молебне просила Угодника, чтобы разрешил свою шараду.

После церкви пришла в издательство. Подождала, пока МихАбр освободится, вошла в кабинет. Поглядел он на меня и сказал свое знаменитое:

– Ну?

– Баранки гну, – по-писательски веско ответила я.

– Это ты можешь. Зачем пришла-то?

– Как? А…

– Значит, согласна, – кивнул он.

– Да не согласна, а выбора нет.

– Тогда иди еще подумай, через три дня приходи, подпишем договор.

Еще три дня дрожать, нет, спасибо. И рубанула сплеча:

– Или сегодня подписывайте или никогда.

МихАбр даже телефонную трубку от уха отодвинул:

– Ты как со мной разговариваешь, директива партии?

Я поднялась со стула: подташнивало от какой-то безнадеги. Ну почему я должна снова бросаться на амбразуру? Может, на дамский роман согласиться?

– Настюшка, подпиши с ней договор, – сказал в трубку МихАбр. – А то сбежит… – и сердито глянул на меня, – вязать надо. Сроки те же, да.

Договор по моему настоянию был подписан в тот же день, и этот факт давал основание полагать, что покровительствует мне именно святитель Николай, Мирлийкийский чудотворец.

Для кого тут и сказке конец, а для меня только начиналась страда – страдание. Первые две недели я пребывала в полуобморочном состоянии, почитывая имеющуюся в наличии пушкиниану. Страшными призраками на моем творческом горизонте вставали пушкинисты – люди, посвятившие себя изучению жизни и творчества «солнца нашей поэзии». Сколько копий ими сломано! Сколько диссертаций защищено… Мне, полному дилетанту в этом вопросе, оставалось только жаловаться своим близким и дальним на кровожадного МихАбра, который решил, видимо, выставить меня на посмешище всему миру. Я просто сумасшедшая, если согласилась писать книгу про жену Пушкина. Но, вспоминая трехгодичной давности сон, я брала себя в руки…

Результатом звонков и посещений знакомых было то, что в моем доме быстро собралась вся известная пушкиниана, многие книги которой тогда, в доисторические времена без Интернета, были практически недоступны рядовому читателю. Но теперь большая их часть – томов сорок – лежали стопками около моего дивана. Я начала их проглатывать – одну за одной, и вскоре в моей голове, как в доме Облонских, всё смешалось. Друзья, недруги, дамы света и тьмы из «донжуанского списка» Пушкина пытались мне по-своему рассказать про него. Натали всегда оказывалась где-то на задворках его шумной жизни, и ее искреннее смирение перед обстоятельствами невольно выпячивалось, становясь главной чертой ее характера. И когда сам поэт в письме жене написал: «Я мало Богу молюсь и надеюсь, что твоя чистая молитва лучше моих, как для меня, так и для нас…» – я поняла, какова она. Наталья Гончарова была глубоко верующей, любящей и умной женой великого человека, об этом и была написана книга. Но поначалу идея показалась мне очень новаторской.

Я позвонила в издательство, требуя себе консультанта, и мне дали телефон одной известной пушкинистки. Прекрасно понимая, что она в два счета положит меня на лопатки, я медлила звонить. Наконец, набравшись храбрости, я набрала номер. Полусонный голос начал меня лениво терзать: «А кто вы? А что вы? А зачем вы?..» Филологическими регалиями похвастаться я не могла, поэтому сразу вступила в бой, развивая мысль, что только сквозь призму религиозности Натальи Гончаровой можно понять ее жизнь. «Она была христианка в полном смысле этого слова, вспоминала про мать Александра Арапова. Грубые нападки, язвительные уколы уязвляли неповинное сердце, но горький протест или ропот возмущения никогда не срывался с ее уст». Сам Пушкин писал ей: «…а душу твою люблю больше твоего лица» Но почему-то никто никогда не придавал этому значения. Миф о жене Пушкина как о бездушной красавице, погубившей величайшего русского поэта, был дорог многим поколениям исследователей, а вслед за ними – миллионам читающей публики, здравый смысл в оценке ее личности был утрачен еще на заре научного пушкиноведения… Выслушав мой панегирик, пушкинистка встрепенулась, сменила тон и заинтересованно предложила прийти к ней в институт и поговорить.

В издательстве мне сказали, судя по реакции, я на правильном пути. Никуда не надо ходить, а срочно начинать писать… Легко сказать! Прошло уже полтора месяца из пяти, а у меня все еще недоставало решимости начать. Наконец я назначила себе последний срок для начала работы – в день смерти Пушкина. На панихиде 11 февраля (29 января по старому стилю), помолившись об упокоении душ болярина Александра и его супруги Натальи, я слезно просила их помочь мне написать про них…

Работа предстояла тяжелая: опять листаж, опять ни дня без пяти страниц! Но теперь можно составить целую книгу о том, как невидимый помощник направлял мои мысли, указывал на ошибки и неточности, подсказывал, где найти нужную информацию, подобрать цитату.

Ну, например… Какой-то не благоволивший к красавице исследователь, не сильно задумываясь, написал, что «по пятницам она постилась». Мне было непонятно, почему она, верующая христианка, не соблюдала пост и в среду? Искать объяснений не было времени. Но буквально через полчаса, наобум открыв какую-то книгу, я увидела дословную цитату, сообщающую о том, что пятница, день смерти мужа, стала траурным днем для Натальи Николаевны. До конца жизни в пятницу она никуда не выезжала, «предавалась печальным воспоминаниям и целый день ничего не ела». Что называется, почувствуйте разницу. Так постепенно расхожие обвинения в адрес первой красавицы Петербурга и любимой женщины Пушкина рассыпались в прах сами собой… Книга так и называлась – «Прекрасная Натали»…

Она была закончена в срок, быстро напечатана и выдержала несколько переизданий. Спустя полтора года после подписания договора, в самый день Николы летнего она получила диплом Международной книжной ярмарки. И современные пушкинисты, открестившись от своих товарищей по цеху, которые на протяжении десятилетий вольно или невольно марали в грязи «чистейшей прелести чистейший образец», на заседании оценочной комиссии с восторгом кричали: «Прекрасная книжка!», а в дипломе написали, что он дан «за большую исследовательскую работу и правдивое жизнеописание Натальи Гончаровой-Пушкиной-Ланской». Знали бы они, что «большая исследовательская работа» продолжалась полтора месяца! Теперь я точно знаю, что правильная идея удесятеряет силы, а с помощью Божией можно сделать по-человечески невозможное.

Книга была написана в преддверии двухсотлетнего юбилея со дня рождения Пушкина. Долгонько смиренной христианке Наталье Гончаровой-Пушкиной-Ланской пришлось ждать восстановления своего доброго имени.

Спустя некоторое время я случайно встретилась с Екатериной, прапрапрапраправнучкой Пушкина, на лицо она была – вылитая Надежда Осиповна, мать поэта. Катя сказала мне слова, не сравнимые ни с какими наградами: «Спасибо вам за книгу от всего пушкинского рода». После этого с радостным чувством исполненного долга я отслужила благодарственный молебен чудотворцу Николаю. Потому что конец – делу венец.