К Барьеру! (запрещённая Дуэль) №7 от 16.02.2010 - К барьеру! (запрещенная Дуэль)

Прокурор продолжал демонстрировать свалку. Из громыхающих картонных коробок он, как фокусник на манеже, извлекал банки, стаканчики, коробочки с металлическим хламом – фрагментами начинки фугаса. Присяжные озадаченно и спешно передавали это добро друг другу, словно желая как можно скорее от него отделаться.

Сторона защиты просит прокурора уточнить, откуда эти «вещи», чтобы присяжные поняли их происхождение. Судья отказывает, она пытается найти понимание у самих заседателей: «Уважаемые присяжные, может быть, Вам и непонятно, что предъявляется и откуда это взято, но Вы, возможно, поймете позже. Ведь невозможно вложить в ваши головы всю информацию сразу». Никто не возражает, все продолжают сосредоточенно перебирать мусор.

Наконец, прокурор достает из большого картона тщательно свернутые туристические коврики – «фрагменты полимерного материала», на которых, по версии обвинения, лежали в засаде автоматчики. Он зачем-то предлагает присяжным их пощупать. Щупать коврики никто не решается, их складируют в углу.

Процесс демонстрации вещдоков нарастает. Перед глазами присяжных мельтешат «обрезок нитки с места происшествия», аккумуляторная батарея, бытовой переключатель, провода, панель из пластика, на которой, по уверению прокурора, написано «BMW» и «сделано в Германии». Это единственное, пожалуй, что осталось на складе вещдоков от броневика Чубайса. Наконец, прокурор вытягивает из коробки темный лоскут и, раскачивая им перед лицом судьи, торжественно провозглашает: «Обрывок тонировочной пленки с осколками стекла».

Судья опасливо отодвигается: «От какой машины?».

Прокурор пожимает плечами: «От БМВ, наверное, там же стекла тонированные».

Присутствующие не верят, разглядывая жалкие осколки, мало похожие на толстенные бронированные стекла БМВ Чубайса. «От «девятки», - поправляет прокурора кто-то из адвокатов подсудимых, вспомнив, что лишь у одной автомашины на месте взрыва высыпались стекла, и то у посторонней. Прокурор не спорит.

Как главное блюдо пиршественного стола в зал вносят основной документ обвинения – «Журнал суточных сводок ЧОП «Вымпел-ТН», в котором охрана Чубайса фиксировала все потенциальные угрозы «охраняемому объекту». Зачитываются две справки от 10 и 17 марта 2005 года. В первой сообщается о группе подозрительных мужчин у станции Жаворонки в 7.50 утра, во второй – о взрыве БМВ и «мицубиси» на Митькинском шоссе. Скупо, сжато, но с деталями, от которых на суде те же самые охранники - авторы журнала - отклонялись весьма далеко.

Сторона защиты просит разрешения огласить сомнения в подлинности документа.

Миронов: «В данном журнале отсутствует нумерация страниц. В справке нет подписей лиц, ее составлявших. В документе отсутствует время его составления, какие-либо печати, что свидетельствовало бы о его подлинности».

Квачков: «За справкой от 17 марта 2005 года сразу следует справка от 2-3 августа того же года. Неужели столько времени охранники жили без всяких потенциальных угроз охраняемому лицу, и это сразу после неудавшегося покушения?».

Закалюжный, адвокат Яшина: «Журнал представляет собой скоросшиватель. Такая структура журнала позволяет изымать и удалять листы, а также вставлять их. Поэтому невозможно установить, когда появились в журнале эти справки».

Судья прерывает адвоката и просит присяжных оставить без внимания слова стороны защиты. Ее интересует, кто писал исторические справки.

«Я писал справку от 10 марта», - как провинившийся ученик, поднимается водитель машины сопровождения Чубайса Хлебников и тут же препровождается судьей к микрофону.

Его в очередной раз допрашивают, и что удивительно: с каждым новым допросом Хлебникова суд открывает для себя все новые и новые факты, бывшие доселе никому неизвестными.

Яшин: «В справке указано, что группа мужчин появилась на станции Жаворонки в 7.50 утра, а уехала в 9.35. Вы это своими глазами видели?».

Хлебников: «Нет, я лично сам этого не видел. Справка пишется коллективно».

Першин, адвокат Квачкова: «Кто конкретно видел, что группа мужчин уехала в 9.35 со станции?».

Хлебников: «Сотрудники второго экипажа Ларюшин и Кутейников».

Все в шоке. Ошеломительная новость! Никто никогда за пять лет расследования, допросов, судов ничего подобного не слышал ни про Ларюшина, ни про Кутейникова, ни про второй экипаж сопровождения Чубайса вообще. О них почему-то целых пять лет все свидетели, все потерпевшие молчали, сцепив до судороги зубы.

Першин: «Почему Вы не сообщили, что Ларюшин и Кутейников видели, как группа мужчин уезжала со станции?».

Хлебников: «Меня об этом никто не спрашивал».

Першин: «Объясните, почему второй экипаж оказался на круге 10 марта?».

Хлебников: «А откуда Вы знаете?».

Першин изумлённо: «Вы сами сказали... А 17 марта второй экипаж был в Жаворонках?».

Хлебников: «Может, и был».

Михалкина, адвокат Миронова: «Кто из двух экипажей именно так описал внешность группы мужчин на станции Жаворонки 10 марта?».

Хлебников: «Что мне продиктовали, то я и написал, а кто диктовал - не помню».

Квачков: «17 марта второй экипаж уходил к РАО ЕЭС, чтобы там встретить БМВ Чубайса?».

Хлебников: «Я не помню».

Квачков: «К даче Чубайса 17 марта вы ехали с этим экипажем вместе или порознь?».

Хлебников: «Не помню».

Яшин: «Почему за пять лет Вы только сегодня упомянули, что второй экипаж присутствовал в этом районе 10 марта и 17 марта?».

Судья почему-то снимает вопрос.

Закалюжный: «Почему за пять лет мы впервые слышим такую версию и почему второй экипаж до сих пор не допрошен?».

Но и этот вопрос почему-то судьёй снят.

Да как же узнать хоть что-нибудь про таинственный «второй экипаж», про этих двоих Ларюшина и Кутейникова, которые, как фантомы, оказывается, везде присутствовали, всё видели, документы составляли, но в уголовном деле как свидетели напрочь отсутствуют?

Сначала лесовоз, теперь вот второй экипаж сопровождения машины Чубайса… Сколько еще таинственно появляющихся и исчезающих неопознанных объектов появится в этом деле, остается только гадать и внимательно следить за ходом судебного следствия.

Свидетель по вызову

Заседание двенадцатое

Любое событие становится непреложным историческим фактом, если у него есть очевидцы или, выражаясь языком юриспруденции, свидетели. Свидетель – лицо, видевшее нечто, запечатлевшее это нечто в памяти и поведавшее об этом миру. Как всякое лицо, свидетель может оказаться субъективен, избирателен в своих пристрастиях или зависим, то есть быть подверженным давлению, подкупу, уговору, даже если делает вид, что он абсолютно беспристрастен. А бывает и так, что свидетеля определяют заранее и он оказывается в нужное время в нужном месте, чтобы засвидетельствовать нужное следствию.

В деле о покушении на Чубайса присяжным заседателям после потерпевших представили первого свидетеля обвинения – милицейского подполковника Сергея Иванова, в марте 2005 года служившего начальником штаба батальона ДПС и ходившего тогда ещё в майорах.

Свой рассказ о событиях 17 марта 2005 года Иванов неожиданно начал с извинения: «Рассказать – расскажу, но если что-то не то, простите…».

Повествовал он ладно и складно: «Был я в тот день ответственным по подразделению. Утром поднялся к себе в кабинет, потом начал спускаться со второго этажа и в этот момент дежурный сообщил, что на Минском шоссе идет перестрелка. Я сел в машину и поехал выяснить, что происходит, где происходит. Все эти события происходили не на нашей территории обслуживания. Я выдвинулся по Минскому шоссе, доехал до перекрестка, потом чутьем почувствовал, что надо ехать налево. Подъезжаю, а навстречу мне машина простреленная катит, «мицубиси», ну прямо в лоб. Приехал на место происшествия. Посмотрел. Ко мне подошли люди, показали пробоины, повреждения. Моя задача – сразу попробовать экипажи подтянуть, огородить место, там еще ДТП было неподалеку… До прибытия более компетентных органов мы кое-какие действия сделали и начали заниматься своей территорией».

Милиционер, ведомый чутьем к месту происшествия, замолчал, ожидая вопросов. Их не замедлил задать прокурор: «В какое время Вы получили информацию о стрельбе?».

Иванов: «Точно не помню, где-то в 9.28 - 9.33».

Прокурор: «До поворота с Минского на Митькинское шоссе Вы каких-либо людей, машины замечали?».

Иванов, как по команде, зачастил: «Когда много работаешь, все обозреваешь. Я выехал, полетел. Скорость 100-120 километров в час. Я всегда обращаю внимание, когда автомашины стоят на обочинах, потому что обочины – это такое место, там и угоняют машины, и всякие преступления совершаются, и помощь людям нужна… Лично я всегда смотрю – почему машина стоит? Не доезжая метров 600-700 в сторону Москвы, на противоходе, возле садового товарищества, там есть еще пара пеньков, на которых люди отдыхают, смотрю – иномарка. Голова одна уже в машине, а другая – заходит, и машина с пробуксовкой начинает уходить».