Собрание сочинений. Том 2. Путешествие во внутреннюю Африку - Егор Петрович Ковалевский

этот еще не вошел в историю. Черту пришлось так худо, что он в одну прекрасную ночь покинул свой благословенный Судан и бежал, куда глаза глядят, бежал, куда не могла последовать за ним его дражайшая половина, в Большую Нубийскую пустыню, которая и тогда носила это же название, и тогда была так страшна, как теперь. Только здесь, на горе, он приостановился перевести дух, и довольный тем, что уже далеко от жены, задал себе пирушку, которая была слышна на другом конце пустыни. В это время проходил тут ученый, из Каира; шел он долго, устал, проголодался, и как ни подозрителен казался этот гам среди пустыни, но он решился идти на него: голод и ученым придает храбрость. Черт обрадовался посетителю; видите ли, он был черт социабельный и скучал в одиночестве. Пошли расспросы, как, зачем, откуда?

– Из Каира, – отвечал эфенди.

– А я в Каир, – говорил черт. – Что там?

– Худо! От жен житья нет. Я ушел от жены.

– Вот хорошо! а я убежал от своей из Судана.

Известно, что несчастья сближают людей, но не известно было, что они сближают черта с человеком. Нечистый, за веселым ужином с эфенди, предложил ему следующую сделку.

– Идем в Каир, – сказал он, – и дадим себя знать женщинам; я стану поселяться то в той, то в другой, разумеется знатнейшей и богатейшей, стану мучить ее, тешиться ей, а ты станешь заклинать и выживать меня; я буду слушаться и оставлять свое жилище, переходя в другое, еще избраннейшее, а ты станешь наживать деньги за свое искусство. Натешимся вволю.

Ученый был не промах. Помялся, будто и не по нем сделка; представил затруднения со стороны совести, жены и прочего, насказал, что говорится в подобных сделках с чертом, и кончил тем, что согласился. Дьявол даже не выторговал себе при этом души эфенди, потому ли, что был добрый черт, или потому, что не дорожил таким приобретением. И в самом деле, черт ли ему в душе эфенди! за рубль купишь ее в Египте.

При содействии нечистой силы, наши путники перенеслись скоро в Каир. Черт начал кутить. Прежде всего он поселился в дочери визиря. Девушка взбеленилась; весь дом переполошился. Стали искать знахаря, отыскали нашего эфенди, и тот, как рукой снял беду: черт выпрыгнул из хорошенького тельца, с тем, чтобы перенестись еще в лучшее, более развитое, роскошное, полное неги и пламени, в котором он зажил, как в своей стихии; не помню, кому принадлежало это тело, только эфенди и отсюда выгнал его, не поморщившись от усилия. Словом, работа пошла спешно. Деньги сыпались на эфенди, который жил, как ни в чем не бывало.

Наконец черт, как ни глуп был, надоумился, что он работает для другого, работает прилежно и безвозмездно. Он отправился к эфенди и стал ему приводить резоны, что добытые общими усилиями деньги следует разделить пополам; но ученый муж, который, по турецкой привычке, спешил понажиться, зная, что завтрашний день не принадлежит ему, и, видя, что нечего больше ожидать от своего товарища, потому что тот уже обошел все богатейшие семейства, отказал ему наотрез.

– Хорошо же, – сказал дьявол, – я сумею погубить тебя; не помогут и богатства. И он поселился в жене и первой любимице султана.

Эфенди понял его замыслы и, догадываясь, что черт, на этот раз, ни за что не согласится выйти из своего жилища, бежал. Но беднягу поймали и объявили, что будут бить до тех пор, пока не выживет нечистого из султанши или пока не забьют его до смерти.

Ученый смутился перед чертом, молил, заклинал, предлагал не половину – все свои богатства; напрасно: черт решился отомстить. Наконец эфенди спохватился.

– Хорошо, – сказал он, – я погибну, это так, но и тебе будет не легче.

– А что?

– Когда я бежал из Каира, мне попалась навстречу твоя жена и стала спрашивать, где отыскать тебя? Я все рассказал; она недалеко.

Черт опрометью кинулся из тела султанши и пустился бежать, куда глаза глядят, а эфенди зажил себе припеваючи, сдавши жену какому-то бедняку с значительною прибавкою денег.

– А музыка-то на горе отчего? а Чертова гора отчего? – спросил я, уже позабывши начало рассказа.

– Как, отчего! – говорил Ахмет, – оттого, что черт тут останавливался и пировал с эфенди: музыка с тех пор отдается на горе.

– Так, так!

Боже, какая жара! какая жажда! и что должны мы пить! На пол-пути у горько-соленых колодцев Мурата, наполнили мы водою гербе; но эта вода, которую едва можно было пить вначале, на третий день, сбитая в кожаных мешках с растворившеюся под влиянием солнечных лучей солью, приняла запах, вкус и цвет отвратительный. Возьмите стакан чистой воды, смешайте в ней ложки две грязи, прибавьте соли и часть гнилого яйца, настойте все это на полыни, и вы получите воду, во всем подобную той, которую мы последнее время пили в пустыне.

От этого напитка и жару, к которому мы еще не привыкли, кожа на лице и всем теле покрылась красными пятнами.

Я не обозначил вам названий наших ночлегов; к чему послужат названия, которые вы сейчас забудете! притом же, вы найдете их на карте. Путь через пустыню определен мной географически и возвышенности измерены посредством барометра, сколько жар и жажда дозволяли это сделать.

Конечно, едва ли найдется, – как бы это выразить поделикатнее, – ну, словом, едва ли найдется человек, который бы вздумал посетить Большую Нубийскую пустыню; но путешественник легко может случиться в подобном моему положении в другом месте; для того предлагаю следующий совет: никогда не принимать вначале сильных средств, и беречь их для будущего; как ни худо вам, имейте в виду, что под конец будет еще хуже. – Если, например, вы почувствуете, от жару, кружение головы, приподымите только свою шляпу; самый слабый ветер, дрожание воздуха, неизбежное в пустыне, достаточно охолодит вас на первый случай. Впоследствии, когда это не будет действовать, можете несколько времени употреблять одеколон, потом, конечно, и это окажется недействительным, тогда нюхайте спирт и наконец уже, как к крайнему средству, в случае продолжительных обмороков, прибегайте к кровопусканию. Иначе, вы привыкните к сильным средствам, и они, впоследствии, останутся не действительными. Голода вы никогда не чувствуете в пустыне; усталость и жажда отнимают всякий аппетит, но за апельсин, гранат, лимон вы заплатили бы очень, очень дорого; а потому, запасайтесь всем этим в Каире. Месяц пути до пустыни не испортит их, потому что чрезвычайная сухость воздуха сжимает герметически кору и высушивает ее, как пергамент. Чай всего надежнее утоляет жажду и составляет единственную пишу и лучшее питье, как бы ни дурна