Штурм Пика Сталина - Михаил Ромм

Завязываются беседы, ведутся рассказы. Они вращаются конечно вокруг альпинизма. Есть области в жизни, обладающие для «посвящённых» неисчерпаемой занимательностью, непреодолимой притягательностью. Заговорите со спортсменом о спорте, с охотником об охоте, и вы почувствуете, что эти люди влюблены в своё дело, влюблены непосредственно и эмоционально.

Горы покоряют всякого, обладающего способностью воспринимать природу. Они оставляют неизгладимый след в человеке, очищают и успокаивают своей величавой красотой, своим могучим ритмом, оздоровляют и укрепляют. Кто раз побывал в горах, тот будет возвращаться туда снова и снова.

Каждый из нас любит альпинизм по-своему. У Гетье и Абалакова первенствует стремление к борьбе, к преодолению трудностей. Маслов смотрит на горы взглядом художника. Наиболее цельно и всесторонне любит горы, пожалуй, Гущин. Он без конца может говорить о своих кавказских восхождениях. Гущин — рабочий, телефонный техник. Его язык прост и не всегда правилен, но рассказ его сочен, интересен, проникнут настоящей поэзией гор,

После ужина, когда стемнеет, центром лагерной жизни становится палатка кинооператора Каплана. К ней стекаются фотолюбители с плёнками и светонепроницаемыми мешками. Каплан составляет таинственные специи — проявительные и закрепительные, — и в красном полумраке палатки кипит работа.

Всходит луна. Величественно и холодно голубеет громада пика Сталина. Лагерь засыпает. Грохот камнепадов нарушает иногда наш сон. Мы поворачиваемся на спину, чтобы ориентироваться, откуда идёт камнепад. И, если он идёт со склона Орджоникидзе, у подножья которого стоят наши палатки, мы прислушиваемся к нему до тех пор, пока стремительный полет камней не осядет в рыхлой осыпи и тяжёлый гул не смолкнет.

Таким представляется мне сейчас это время. Но вот я беру дневник и перечитываю его — страницу за страницей. И тогда эти десять дней встают передо мною, полные интересных и значительных событий, и смерть маленького круглолицего киргиза Джамбая Ирале ложится на них тенью подлинной трагедии.

Откуда это противоречие? Очевидно, тогда в величавом и грозном окружении скал и ледников, в суровом ритме трудной и опасной экспедиции, в борьбе за достижение вершины, в борьбе, где не могло быть отступления и где каждый из нас заранее был готов ко всему, мы воспринимали события легко и просто…

А положение было, в сущности говоря, далеко не лёгким и не простым. Гибель Николаева и болезнь обоих Харлампиевых вывели из строя нашу подготовительную группу в самом начале работы. Дальнейшую подготовку пришлось взять на себя нашим штурмовикам, лучшим альпинистам, чьи силы следовало беречь Для восхождения.

Николаев погиб 30 июля. 31-го заболел Гок Харлампиев. 3 августа трое штурмовиков — Абалаков, Гетье и Гущин — с носильщиками Ураимом Керимом, Нишаном и Зекиром поднялись в лагерь «5600», чтобы продолжать обработку ребра.

4 августа был взят и обработан третий «жандарм». Абалаков шёл первым, за ним, тщательно страхуя его, шли Гетье и Гущин. Работа была очень опасна. «Жандармы» были трудны не только своей крутизной и километровыми кручами, развёртывавшимися по обе стороны, но и предательской ломкостью скал. Каждый камень, каждая опора, какой бы надёжной она ни казалась, могла обломиться, выскользнуть, покатиться вниз. Гетье и Гущин, не отрываясь, следили за каждым движением Абалакова, готовясь удержать его на верёвке в случае падения.

Несмотря на весь его опыт и осторожность, им нередко приходилось уклоняться от камней, сыпавшихся из-под его рук и ног.

Трудности, встреченные при обработке третьего «жандарма», показали, что вряд ли удастся при восхождении пройти ребро в один день. Надо было установить на нём промежуточный лагерь. Нелегко было найти для него место. На скалах не было ровных площадок, фирн был слишком крут. В конце концов решили поставить лагерь на широком краю подгорной трещины между вторым и третьим «жандармом» на высоте 5900 метров. Здесь вырубили во льду площадку. 5 августа послали к месту нового лагеря носильщиков с палатками и запасом продовольствия.

Один из носильщиков — Зекир — заболел горной болезнью и вернулся с полдороги. Ураим Керим и Нишан, разделив между собой его груз, донесли поклажу до места и вернулись а лагерь «5600».

Вечером раздался страшный грохот. Альпинисты выскочили из палаток и были поражены необычайным зрелищем. Скалистое ребро, у подножья которого стоял лагерь, было словно берегом бурного снежного моря, в котором клубились облака снежной пыли. От фирнового слоя, нависшего над мульдой и глетчером, оторвался кусок весом в много тысяч] тонн и пошёл вниз гигантской лавиной. Она засыпала снегом и льдом бездонные трещины на леднике на протяжении нескольких километров. Снежное облако скрылось за поворотом ледника.

На другой день установили лагерь «5900». Абалаков, Гетье и Гущин пошли выше и приступили к обработке четвёртого «жандарма». Ураим Керим и Нишан, больные горной болезнью, остались в палатках на «5600».

7 августа носильщики были отправлены вниз в ледниковый лагерь. Альпинисты закончили обработку четвёртого «жандарма» и подошли к основанию пятого. Пятый «жандарм» казался неприступным. Отвесной кручей ломких скал загораживал он проход по ребру.

8 августа с утра альпинисты приступили к штурму пятого «жандарма». От исхода штурма зависела судьба всей экспедиции, всего восхождения.

Абалаков, как всегда, шёл первым. С трудом отвоёвывал он у отвесных скал каждый метр пути. И, отвоевав, закреплял, вбивая крюки и протягивая верёвки. Неотступно следя за каждым его движением, тщательно страхуя, лезли за ним Гетье и Гущин.

Взят первый отвес. Маленькая площадка, на которой можно отдохнуть. Но дальше пути нет. Неужели прошлогодний диагноз Горбунова и Гетье был ошибочен? Неужели немецкие альпинисты из советско-германской экспедиции 1928 года, считавшие пик Сталина с востока неприступным, окажутся правы? Неужели придётся отступить?

Альпинисты сидят на площадке и изучают скалистый отвес, преграждающий путь. Они разглядывают каждый выступ, каждую впадину, каждую щель, каждую неровность. Бесполезно!

Но Абалаков не сдаётся. Этот сибиряк не привык отступать. Коренастый, крепко сбитый, с сильной литой мускулатурой и цепкими пальцами, с железными нервами, он был природным скалолазом. Скалы и камни были игрушками его детства. Он родился и вырос в Красноярске и с ранних лет вместе с братом тренировался на знаменитых «Столбах», крутых гранитных массивах, расположенных в окрестностях города. Когда Абалаковы приехали в Москву и летом появились на Кавказе, они поразили всех своей скальной техникой. Быстро овладев умением ходить по льду и фирну, они заняли первые места среди наших альпинистов. И в этом году, когда Евгений Абалаков, «наш Абалаков», штурмует пик Сталина, его брат Виталий делает первое восхождение на Белуху, самую высокую вершину Алтая.