Шерловая искра - Кира Страйк

Тиннариэль, не дождалась, да и решила, чего, мол теряться. Жених пропал без вести, уведомлений о его кончине не приходит, так чего добру пропадать? И начала (сперва с малого, но чем дальше — тем смелее) отщипывать моё законное добро в надежде на то, что через год избавится от меня, а там и отданную часть денежки с семьи «сватов» стребовать можно.

Только мне бы они уже не достались — монашкам деньги не полагаются.

А я-то всё думаю, чего это она затихарилась и даже пальцем не пошевелит, чтобы прояснить хотя бы причину неявки женишка к назначенному сроку! Сама же несудом блажила, что из-за всей этой нехорошей ситуации её дочурка в девках застряла. Кстати, сдаётся мне, брешет она на этот счёт.

Ну ладно, даже если так, логично же было бы нормальной матери засыпать «отступников слова» гневными посланиями и добиться того или иного разрешения проблемы? Так ведь нет, замышилась тихушница и ждала, когда пройдёт два года, и тогда по идиотскому закону меня — в молельщицы, сама — в шоколадах с мармеладами. Вот же гадюка! Ей-богу, Шарль Перро не «переигрывал» — знал, о чём говорил, когда писал свою «Золушку».

А тут — бац — и жених объявился! Вот же незадача. А в моих нарядах, о которых батюшка успел распорядиться до своей кончины, уже вовсю щеголяет сестрица. Ношеное-то обратно в сундучок не положить. А шторки — скатёрки и прочий полезный в хозяйстве текстиль давно в активном употреблении. Мамины драгоценности — на шейке и ручках Ниниэль, но это ещё куда ни шло — снимет и положит откуда взяла.

Больше всего повеселила ситуация с конём. Точнее конями. Не поверите, отец ведь и в самом деле отрядил мне троицу каких-то шибко крутых жеребят от дивного производителя, чтобы угодить даже не Ронану, а его папе — большому ценителю породистых лошадей. За год бы коняшки подросли в «стригунков», окрепли и можно было бы спокойно отправлять их в новый дом на радость получателям.

Так вот за два года коники вымахали в добрых жеребцов, но поскольку коневодство Ниниэль не интересовало от слова «совсем», она решила конвертировать этих красавцев — моё, так сказать, движимое имущество — в звонкую монету. Причём, терпела долго. Продажа, по слухам, состоялась как бы ни неделю назад. И вот теперь ей предстояло прыгнуть через голову, чтобы возвратить их назад, либо найти и купить равноценных.

В общем, матушке враз стало не до меня. Она не просто оставила попытки докучать падчерице придирками и колкостями, Нини в принципе, кажется, шарахалась от меня, как чёрт от ладана, по возможности избегая любых лишних контактов.

Таким образом, между делом потихоньку обрисовалась картина с приданным. И учитывая, как струхнула мачеха, как ответственно бросилась восстанавливать разграбленное — папу Ронана она или шибко уважает, или конкретно побаивается. А значит, в части наследства тоже можно не переживать — всё соберёт и аккуратно разложит по узелкам, мешочкам и котомочкам.

Пользуясь сложившейся ситуацией, я осмелела настолько, что в один прекрасный момент за обедом предложила снять замок с библиотеки. Ну а что, попытка — не пытка. Надо отметить, что если матушка не трапезничала в своей комнате, то приходила раньше меня и за столом старалась не задерживаться — покер фейс держала, но еду поглощала со скоростью голодного новобранца и тут же стремилась улизнуть из моего общества. Однако, в этот раз я успела её подловить.

И что бы вы думали? Лицо Нини, конечно, накрыла тень недовольства, но с двери библиотеки в тот же день сняли оковы. Вывод напрашивался сам собой — она моя. Все эти книги — мои. Скорее всего отец понимал, что вот это наследие никому, кроме Тиннариэль не интересно и либо сгниёт и рассыплется в прах само, либо вообще будет за ненадобностью уничтожено. И оставил свою главную сокровищницу дочке. Значит верил, что Тина сбережёт его труд, а может и продолжит начатое родителем.

- Сохраню, обещаю. — усаживаясь в уютно продавленное кресло, я мысленно поблагодарила Хунгора — неизвестного, но очень талантливого и умного человека, достойного, на мой взгляд, самого глубокого уважения.

Ну, собственно, здесь я с большим удовольствием и пользой провела всё время ожидания жениха. Сперва, вроде, немного забеспокоилась, когда и на третий, и на четвёртый день, и спустя эту их рундину на горизонте не появились облака пыли из-под копыт коня, несущего «суженого» навстречу судьбе. Однако посмотрела вокруг — никто не волнуется, не переживает (по крайней мере именно на сей счёт) — значит всё идёт по плану, и тоже решила не паниковать.

Так что, когда делегация в составе «дорогого друга Мелькора» — папиного товарища, его безответственного сына Ронана, ещё нескольких прилично одетых людей и целой бригады слуг «постучали в ворота», я была совершенно спокойна. Скорее меня одолевало любопытство, чем какие-либо иные сильные чувства.

Пока маменька из юбки выпрыгивала, встречая «любезных и таких долгожданных, таких долгожданных гостей», я из укромного уголка (коих здесь имелось в избытке), незаметно наблюдала за прибывшими. Компания, надо сказать, подобралась примечательная.

Старший ридгон оказался мужчиной видным и даже привлекательным. Высокий, статный, с благородной проседью в волнистых волосах и горделивой осанкой (а, ну конечно — это военная выправка не даёт плечам поникнуть, не смотря на годы). Нини перед ним ужом так и вьётся, да и слуги вокруг разве что не пляшут. Не признать в седовласом главного господина было просто невозможно.

— Так, с папой понятно. А где же у нас жених? Буквально, так сказать, спаситель-благодетель. — следуя здравой логике, глаза мои искали фигуру, подстать Мелькору, но что-то никак не находили.

Тёрся рядом с ним длинный и тощий, как шланг, парниша, весь какой-то сутулый, что тот гвоздь погнутый. Щёки впалые, не румяные, да и вообще нездорово-серое лицо молодого человека вызывало одно желание — обнять и плакать. В неровном свете факелов из тёмных, готичных, размером в полфизиономии синяков гостя выглядывали чёрные, что мой шерл, глаза, а под ними стрелой строительного крана гордо торчал нос.

- Не-е-т, этот точно не сынок. — мысленно протянула я, едва удерживаясь, чтобы со словами «свят — свят» не осенить себя крестным знамением. Тут Мелькор как раз повернулся, замерев рядом с «качком», и что-то заставило меня вглядеться в него повнимательней. — Да ну, вы что, шутите?

Оба этих мужчины сейчас представляли собой инсталляцию скульптур под названием «Красавец и чудовище». Они были двумя противоположностями. И при этом… похожи.

— Ридгон Ронан,