Книжный на маяке - Шэрон Гослинг

переполненный мусорный бак у подножия холма. Она уже снова проголодалась и готова была съесть еще одну такую же порцию, а может, и еще. Облизав жирные пальцы, она сунула руки в карманы и направилась к калитке углового коттеджа и к сараю, ставшему ее домом в последнюю неделю.

Поселившись в сарае, она научилась использовать небольшое пространство и имевшиеся вещи, чтобы обеспечить себе максимальный комфорт. Поролоновые наколенники, тростниковый коврик, толстое пальто Эзры – все пошло в ход. Джилли сворачивалась калачиком, как мышка в гнезде, подкладывала один наколенник под худенькое бедро, чтобы было не так жестко, а другой – под голову. Не пятизвездочный отель, но лучше, чем дешевая палатка, – даже несмотря на дыру в крыше в глубине сарая, откуда капало, если лил дождь. Джилли жалела, что лишилась спальника. Она даже вернулась и искала его с фонариком Эзры, но его уже не было, как и ее маленького лагеря в лесу. Остались лишь погнутые ветки да примятая трава.

Приблизившись к калитке, она остановилась. В пристройке горел яркий свет, он лился сквозь большие окна и освещал каменные плиты в патио в глубине темного сада. Джилли разглядела длинный стол с каким-то металлическим механизмом посередине и верстаки, тянувшиеся вдоль стен; большую белую фарфоровую раковину с проволочной сушилкой. Ей всегда казалось, что в пристройке у Иди зимний сад или кухня; она никогда не приглядывалась. Ее интересовало лишь одно: видно ли ее из окна и выйдет ли хозяйка в сад. Дом она подробно не рассматривала.

Джилли колебалась, притаившись в тени у калитки. В пристройке никого не было, но надолго ли? Видимо, хозяйка чем-то занята, но чем – Джилли не представляла. На верстаках и по углам были расставлены толстые белые свечи, распространявшие вокруг себя желтоватое сияние. У раковины стояла открытая бутылка красного вина и полупустой бокал. Играла музыка. На длинном верстаке лежали куски дерева, один из которых выглядел как спил из середины ствола.

Успеет ли она добежать до сарая и закрыть за собой дверь, прежде чем хозяйка вернется в пристройку? Джилли подождала еще немного, сняла рюкзак, а затем пальто и вывернула его, чтобы снаружи оказалась темная подкладка. Открыла калитку, быстро скользнула в сад и почти добежала до двери сарая, когда в освещенных окнах пристройки показалась фигура. Хозяйка вернулась. Джилли замерла и спряталась под ближайшим кустом. До сарая оставалось совсем недалеко, но как преодолеть это расстояние незамеченной? Увидит ли ее Иди, если сейчас метнуться к сараю? Свет в пристройке горел так ярко, а снаружи было так темно, что, может, и не увидит. Джилли сомневалась, но рисковать не могла. Если она откроет и закроет дверь сарая, то может привлечь внимание… Не решалась Джилли и побежать обратно к калитке. Выругавшись про себя, она поняла, что попала в ловушку и ей придется сидеть за кустом, пока хозяйка дома не закончит свои дела и не решит уйти на боковую.

Джилли пошевелилась, пытаясь устроиться удобнее, и смирилась, что ей придется так сидеть неизвестно сколько. Хозяйка коттеджа тем временем подошла к раковине и налила себе вина. Джилли решила, что та уже выпила достаточно: рука Иди дрожала, и, повернувшись, она чуть не опрокинула свечу. Она подошла к верстаку, поставила бокал рядом со спилом и выдвинула табуретку; уселась и придвинула к себе кусок дерева и кожаный чехол с инструментами. Художница развернула чехол, подпевая лившейся из динамиков музыке. Достала маленький ножик с деревянной рукояткой и коротким серебристым лезвием, наклонилась над спилом и принялась аккуратно выскабливать из него кусочки.

Прошло не меньше часа. Иди наконец отложила инструменты, выключила музыку и прошлась по комнате, задувая свечи. Она медленно сгибала и разгибала пальцы: видимо, затекли после долгой работы с крошечным инструментом. И Джилли почему-то почувствовала себя обманутой: она так долго наблюдала за работой Иди, но так и не узнала, что та вырезает.

Глава одиннадцатая

Никто не должен знать. Я здесь, и меня здесь нет, и никто не должен знать.

Башня должна стоять ради них обоих.

Но никто не должен знать.

Ее здесь нет.

Ее здесь нет.

И никогда не было.

Никогда.

Прошу. Прошу, не раскрывайте тайну.

Э. А. М.

Рэйчел уже несколько раз перечитала записку. Она была совсем короткой, и Рэйчел вглядывалась в эти несколько слов, ища в них скрытый смысл. Ей казалось, что, если вчитаться, вдуматься, их тайное содержание откроется. Несколько раз с тех пор, как она обнаружила конверт, ей начинало казаться, что это какая-то шутка, розыгрыш, зашедший слишком далеко. Записка была написана витиеватым старинным почерком на бумаге, казавшейся очень старой. Желтая, ломкая, закручивающаяся по краям, она была такой хрупкой, что Рэйчел боялась, что она рассыплется у нее в руках, всякий раз, когда доставала ее из столь же ветхого конверта. Но умелая подделка может сбить с толку даже эксперта, а Рэйчел никогда не считала себя экспертом в чем-либо. Она не обманывала себя и знала, как легко ее провести. Так что записка вполне могла быть написана и месяц, и год назад.

Но если это розыгрыш, единственный человек, который мог в этом участвовать, умер, и в чем тогда смысл шутки? На Каллена это было не похоже. К тому же у Рэйчел перед глазами стояло его лицо на смертном одре: старик собрал последние силы, пытаясь рассказать ей об этом месте. Он не стал бы делать этого ради шутки. За пять лет, что Рэйчел его знала, он никогда никого не разыгрывал. Зачем делать это перед самой смертью? Да и вообще?..

Лишь одно объяснение казалось правдивым: записка была настоящей и действительно очень старой.

Впервые поднявшись на чердак, Рэйчел долго стояла под куполом маяка и пыталась понять, что же такое она обнаружила. Почему Каллен никогда никому не рассказывал об этой комнате? Он говорил, что поселился в башне в 1960-х. Должно быть, все это время он знал про камеру-обскуру. Неужели все объяснялось в записке, оставленной этим Э. А. М.? Она вспомнила, что еще бормотал Каллен в палате перед смертью. Эгоист. Хотел сохранить магазин. Добрый старый Каллен и его привязанность к книгам. Даже не зная никаких подробностей о камере-обскуре, Рэйчел понимала, что это исторический памятник. Возможно, Каллен волновался, что, если о его существовании