Выход силой - Андрей Ерпылев

По коридору словно пронесся ураган, — они не стали от­влекаться, — но еще через несколько минут в дверь загрохо­тали чьи-то кулаки.

— Открывай! Открывай сейчас же!

Игорь метнулся к автомату, вспомнил, что тот не заря­жен, попытался вспомнить, куда дел шпагу, но комната уже заполнялась людьми. Его грубо схватили за руки, ударили по лицу...

— Кто таков? — Голого, избитого, крепко держа за руки и плечи, его поставили перед облаченным в черную форму громилой с угрюмой харей, на которой было столько шра­мов, что казалось, будто она вся сшита из лоскутов.

— Фальшивыми платит, сволочь! — ввинтился сбоку да­вешний Пьеро, сжимая в кулачке Игоревы патроны. — Мо­шенник!

Угрюмый отодвинул человечка, будто лишнюю вещь, и повторил вопрос:

— Кто такой? Откуда прибыл?

— Пошел ты, — улыбнулся Игорь разбитым ртом. Если на Первомайской не все знают, что есть на свете Черкизон, то и в Черкизоне не каждому надо знать, что су­ществует Первомайская. Отправят экспедицию за рабами — отобьется ли Батя и его дружина?

— Расскажешь...

Скроенный повернулся, словно собираясь уйти, но вместо этого резко крутанулся на пятке и вломил Князе­ву йогой под дых. Игоря скрутила в узел чудовищная боль. В голове будто взорвался черный шар, и Игорь по­летел во тьму...

Ключ загрохотал в замке железной двери с глазком. Кня­зев очутился на пороге тесного вонючего помещения, за­ставленного трехъярусными полками. На них сидели и ле­жали люди — много людей. В воздухе пластами висел сизый дым — многие из сидящих курили, хотя и без того дышать в помещении было нечем: у старшины запершило в горле, будто кошки изнутри когтями драли.

— Ты уж или сюда, или туда, — пробасил один из обита­телей камеры. — Закрой дверь — весь кайф выходит.

Князев сделал шаг вперед, и дверь с грохотом закрылась, оставив его один на один с этими людьми.

— Иди сюда, служивый, — продолжал все тот же персо­наж: жилистый крупный мужчина с покрытой редким се­дым ежиком головой. -- Расскажи нам, болезным, о своем горе-злосчастье.

Одежду избитому Игорю все-таки вернули, обшарив карманы дочиста, но старшинские лычки на плечах не тро­нули.

У порога лежала белоснежная тряпица, и парень просто перешагнул ее, чтобы не пачкать своими далеко не блестя­щими сапогами. Сидельцы переглянулись.

— Ну, это понятно, — пресек седой шепотки. — За что за­ гребли тебя, солдатик? Не стесняйся, ответь — здесь все свои.

Послышались смешки.

— Да патронами он вареными фарцевал, — заявил тощий нескладный тип с верхней полки нар, стоящих у самой двери.

Игорь изумился: пока он торчал в предбаннике, где рых­лый невыспавшийся субъект в черном заполнял бумаги и выполнял прочие формальности, весть о его прибытии уже его обогнала. Тюремный телеграф самый быстрый.

— Фармазон, значит, — констатировал седой. — Людей объегоривал? Неуважаемая статейка, дорогой. Эй, ты, сявка! — окликнул он человечка, скрючившегося под нарами,

стоящими у двери. — Освобождай плацкарт. Замена тебе пришла.

Какой-то помятый, смазанный человечишко на четве­реньках порскнул к хозяину камеры, но тот лениво отпих­нул его ногой, и он под общий хохот скрылся под другими нарами.

— Тесновато тебе там будет, — участливо сказал седой. — Но что делать — привыкнешь. Надо же с чего-то начинать.

— Возможны варианты, — вклинился еще один из си­дельцев. — Машкой станешь — на нарах будешь жить. Прав­да, возле параши.

Камера снова заржала. На какой тарабарщине они тут изъяснялись?!

— Ну что, служивый, — криво ухмыльнулся седой. — Бу­дешь машкой нашей? Не обидим. Мы ласковые.

Князев отвернулся: он понимал, что над ним издеваются, но как вести себя в подобных случаях, понятия не имел. На Первомайской тюрем не было, и все дела быстро, без прово­лочек, решал трибунал под председательством Бати. Винов­ного приговаривали либо к штрафным работам, либо к из­гнанию, что было равносильно смертной казни. Других ва­риантов не было.

— Неразговорчивый какой... — огорчился хозяин каме­ры. — Эй, Лавэ, — окликнул он того самого человека, что со­общил о его, Игоря, причине появления здесь. — Разговори новичка. Ты это умеешь.

- О'кейно, Седой! — Нескладный тип уже спрыгивал с нар. — Щас защебечет!

Удивительно, но седого мужика действительно завали Седым!

— Что же ты, сява? — Тот, кого назвали странной кличкой Лавэ, уже подбоченясь стоял перед Игорем, почти на полго­ловы возвышаясь над ним.

Одет он был в линялые-перелинялые голубые штаны и свитер, из коротких рукавов которого почти до локтей тор­чали испещренные синими татуировками мосластые руки с крупными, как сковородки, кистями.

- С уважаемыми людьми побалакать не хочешь? Харак­тер проявляешь? Ну, мы этот характер укоротим...

Потная грязная пятерня протянулась к Игореву лицу.

Бойцовские рефлексы сработали мгновенно.

Князев, не замахиваясь, коротким ударом под ребра, сшиб долговязого на пол. Это послужило сигналом осталь­ным обитателям камеры.

Хорошо, что он так и не отошел от двери. Игорь уперся спиной в гулкую жестяную поверхность и тем обезопасил себя сзади. Несколько минут ему удавалось, бешено работая кулаками, локтями, коленями и даже головой, сдерживать яростный натиск орущей толпы. Если бы он упал, то ему не­минуемо пришел бы конец: в руках нападающих уже сверка­ли ножи, виднелись заточенные металлические прутья.

Финиш. Была бы шпага, прихватил бы он с собой еще душу-другую...

А так...

Он пропустил удар в голову откуда-то сбоку.

Камера, подернувшись туманом, поплыла куда-то. Упал бы, и все, затоптали б, но дверь за спиной распахнулась.

— Что, новичок, не сидится тебе с людьми? — раздался знакомый голос. - В холодную его!

Полубесчувственного Игоря волоком протащили куда-то, больно ударяя на каждой ступеньке, спустили по какой-то лестнице и швырнули на жесткий сырой пол. Металли­ческая дверь с визгом захлопнулась, и сознание, наконец, милосердно покинуло его...

— Эй, бесфамильный! Подъем!

Игорь долго не мог понять, кого это зовут: он, вроде бы, в крошечной — полтора на метр — камере был один-одинеше­нек, но вдруг вспомнил, что отказался называть свои имя и фамилию, когда его арестовывали. Так и записали его Бес­фамильным. Чинуша, составляющий протокол, сориги­нальничал и даже имя ему дал — Иван. Так и числился он, наверное, здесь как Иван Бесфамильный.

— Подъем! — Чей-то жесткий ботинок чувствительно по­тыкал его в ноющий бок — наверняка ребро треснуло после «горячего приема» в общей камере. — Чего припух? С веща­ми на выход.

Стиснув зубы, чтобы не застонать, Князев поднялся с ле­дяного пола, покрытого пленкой воды, — пока он был без сознания, одежда отсырела и теперь стояла колом. Вещей никаких у него с собой не было — все, что только можно бы­ло, отобрали еще в самом начале. Одним глазом — второй заплыл и не хотел открываться, хотя Игорь изо всех сил на­деялся, что не навсегда, — он увидел плотного рыжеватого мужичка в обрыдшей уже черной форме с какими-то сереб­ристыми эмблемками на воротнике. Он напряг зрение и по­нял, что они обозначают - череп и кости.

— Чего, любуешься? — вполне добродушно спросил над­зиратель, заметив его взгляд. — Хочешь такие же? Так по­ступай к нам на службу. На кусок хлеба с целлюлитом все­гда будешь иметь, хе-хе.

Куда только девалась вчерашняя злоба.

—Ладно. — Не дождавшись ответа, рыжий поскучнел. --Топай вперед.

—Куда меня? — спросил Игорь невнятно, едва двигая распухшими губами.

—Во! Ожил! — обрадовался надзиратель. — Расстреливать тебя веду. Пулю в затылок — и свиньям на корм. Гы-гы-гы!

В расстрел Игорь не верил. Да и вообще — стали бы тра­тить дорогой патрон на такого бродягу, как он. Удавку на шею или ножом по горлу, пока в отключке валялся, и — по­минай, как звали Игоря Князева, старшину сил самооборо­ны Первомайской республики. Даже из камеры не нужно было бы выводить. Но и в хорошее после всего с ним слу­чившегося почему-то тоже не верилось совершенно. В це­лом, Игорь теперь в будущее смотрел с пессимизмом.

Поэтому сказать, что он удивился, когда его привели в светлое помещение, где на столе были разложены отнятые у него при обыске вещи, значило не сказать ничего.

— Противогаз — одна штука, — таким же бесцветным, как и он сам, голосом зачитывал по списку бледный белобры­сый офицер с мало что говорящими Игорю, не разбирающе­муся в местных знаках различия, серебристыми ромбиками на плечах черной формы. — Светильник портативный в ви­де пробирки, заполненной люминесцентным веществом, — одна штука...

Его подчиненный откладывал в сторону названную вещь и вычеркивал ее из своего списка. По ночам они — звери, днем играют с ним в цивилизованных людей. Бюрократы-оборотни.