Кровавая любовь. История девушки, убившей семью ради мужчины вдвое старше нее - Кларк Говард

– Трэкслер точно не похожа ни на одну из монахинь, которых я когда-либо видела…

– Она не обычная монахиня, – согласилась помощница. – С семнадцати – более тридцати пяти лет – она работала в школах Сестер Нотр-Дама. Всю свою жизнь она посвятила служению другим. В шестидесятые годы участвовала в марше за свободу в Сельме, штат Алабама. Она организовывала семинары по межрасовым отношениям для «Национальной католической конференции за межрасовую справедливость». Выступала против войны во Вьетнаме. А год назад премьер-министр Израиля Голда Меир вручила ей Медаль Государства Израиль за многолетнее содействие взаимопониманию между христианами и евреями. Основанный ею «Институт женщин сегодня» не только это, – сказала помощница, имея в виду семинар по написанию журналов, – в нем есть классы по обучению женщин их законным правам. И классы профессионального обучения рабочим специальностям. У сестры Трэкслер самые разные проекты.

Помощница улыбнулась.

– О ней ходит поговорка. Сестра Трэкслер похожа на ржавчину. Она никогда не отдыхает.

Когда сестра Маргарет Берк, психолог, начала консультировать женщин в окружной тюрьме, она и сестра Трэкслер иногда сравнивали записи о своих начинаниях, а также об отдельных заключенных. Патрисия Коломбо была естественной темой их разговоров.

– Когда я впервые о ней прочитала, – призналась сестра Трэкслер, – я была потрясена. Обвинения против нее были невероятными и немыслимыми.

– Да, – согласилась сестра Берк. – Жестокость преступления не умещается в голове.

– Честно говоря, мне подумалось, что если ее признают виновной, я вряд ли смогу ее простить, – призналась сестра Трэкслер.

– Случись такое с моими близкими, не знаю, смогла бы я с этим справиться. Патти просила о консультации?

– Нет, – сказала сестра Берк. – Я хотела бы, чтобы она ко мне обратилась, я хотела бы попытаться ей помочь. Если она виновата, то сейчас она несет невообразимое бремя.

– Вы хотите, чтобы я посоветовала ей обратиться к вам за консультацией? – предложила сестра Трэкслер. – Мы не близки, но она в моем семинаре по написанию дневников. Иногда мы болтаем.

Сестра Берк отказалась.

– Не стоит. Думаю, что в ее случае она скорее всего откажется от любого предложения помощи и включит все свои защитные механизмы. О помощи она должна попросить сама. Сначала она должна признаться самой себе, что помощь ей нужна, а потом она должна о ней попросить.

– Как вы думаете, она попросит? – спросила сестра Трэкслер.

– Да, думаю, попросит, – ответила сестра Берк после минутного раздумья. – На это ей потребуется время.

На это потребовалось тринадцать лет.

Когда сестра Берк увидела Патрисию Коломбо, проходящую через комнату для свиданий в исправительном центре Дуайт в 1989 году, она ее не узнала. Только после того как Патрисия открыла двери в маленький отдельный кабинет со стеклянным окном, сестра Берк поняла, что это она. Девушка из окружной тюрьмы была ребенком с детским лицом, а перед ней стояла женщина за тридцать с взглядом зэчки: пустым, жестким. Когда она вошла, сестра Берк улыбнулась и протянула руку.

– Что ж, Патти, мы наконец встретились. Как ты?

– Спасибо, сестра, я в порядке. Не могли бы вы не называть меня «Патти»? Я предпочитаю «Триш».

– Конечно. Когда ты перестала называться «Патти»?

Началось деликатное прощупывание.

– Несколько лет назад.

– Тебе больше не нравится имя «Патти»?

– Нет, терпеть его не могу. Я никому не позволяю называть меня «Патти».

– Понимаю.

Не потому ли, что Патти совершила убийство, а Триш не хотела брать на себя ответственность? Судья, вынесший приговор Патрисии, назвал ее «доктором Джекилом и мистером Хайдом». Возможно, его оценка была верна. Время покажет.

– Что ж, Триш, – сестра Берк сменила тему, – за эти годы я слышала о тебе много хорошего.

Патрисии подняла брови.

– Да? От кого?

– Тюремное сарафанное радио, – с хитринкой в глазах ответила монахиня. – Я не из туземцев, но барабаны слышу.

– Что обо мне говорят? – спросила Патрисия.

– Как хорошо у тебя идут дела, как ты приспособилась, как ты учишься – и в особенности как ты учишь здесь некоторых молодых, тех, кто даже читать не умеет. Это похвально.

– Я делаю это не ради похвалы, – спокойно сказала Патрисия.

Возникло легкое напряжение, поэтому сестра Берк свернула светскую беседу и подошла к цели визита.

– Я понимаю, – сказала она, – что тебе интересно изучить свое детство и юность, чтобы попытаться понять, как ты стала той, кем была в 1976 году.

– Да. Я пыталась сделать это сама, но, кажется, не могу с этим справиться. Я подумала, мне сможет помочь профессионалка.

– Понятно. Ты обсуждала этот вопрос с тюремным психологом?

– Нет, я не буду разговаривать с мозгоправом Департамента.

Она имела в виду Департамент исправительных учреждений.

– Могу я спросить почему?

– Во-первых, все, что заключенный говорит мозгоправу Департамента, не является конфиденциальным. Все, что ты сказала, попадает в твое тюремное досье, его может прочесть персонал, охрана, сотрудники отдела помощи заключенным, кто угодно. Во-вторых, персонал Департамента исправительных учреждений, включая психиатров и психологов, – преимущественно мужчины. Меньше всего мне надо, чтобы мои проблемы мне помогал решить другой мужчина.

– Насколько я понимаю, с тех пор, как ты здесь, ты не проходила психологического освидетельствования? – спросила сестра Берк.

– Только освидетельствование в первую неделю при поступлении сюда. Продолжалось оно минут пять.

– Ты знаешь его результаты?

– Конечно. Было решено, что я социопат и они не могут меня перевоспитать.

– Как ты к этому относишься?

Патрисия пожала плечами.

– С моим перевоспитанием они были правы, они не смогли бы меня перевоспитать и за миллион лет. Я перевоспитала себя сама.

– Тогда зачем тебе нужна я? – спокойно спросила сестра Берк.

– Чтобы узнать, как я попала в ситуацию, или состояние, или что-то еще, где мне понадобилось перевоспитываться. Я хочу знать, что со мной произошло в детстве, почему это произошло и что именно произошло.

– Ты говоришь о каком-то конкретном моменте своего детства?

– Да. В детстве меня насиловали. Я… я только начала это вспоминать…

– Понимаю, – кивнула сестра Берк. – Кто, Триш?

– Мой… мой отец.

В тот миг, когда Патрисия произнесла эти слова, в этот бесконечно малый миг времени сестра Берк уловила в голосе Патрисии легкую неуверенность.

В чем эта неуверенность, сестра Берк не знала. И сомневалась, знала ли сама Патрисия.

– Хочешь мне об этом рассказать?

– Сестра, я… хочу попробовать…

8

Июнь 1970 года

Когда Патрисии было четырнадцать, атмосфера в семействе Коломбо царила в целом спокойная и расслабленная. Фрэнк Коломбо был печально известен крутым нравом, порой даже дома, но на жене, дочери или сыне специально не отрывался. По отношению к семье Фрэнк был воплощением терпения и сдержанности. Для него мир делился на три части: