Жду. Люблю. Целую - Тереза Ревэй

Она облизнула губы. Во рту ощущался вкус цемента и известки.

— Я должна найти сына, — прошептала она. — Он где-то в городе. Я не знаю где, но я должна отправиться на поиски.

Дрожащей рукой она отряхнула пыль с платья, потом повязала косынку на грязные волосы. С тех пор как перестал работать водопровод, уже несколько недель, никто не мылся, не чистил зубы. Пыль въелась в кожу, и все чувствовали кислый запах грязи и пота. Мариетта выглядела жутко. Съедала она только одну лепешку в день и выпивала чашку эрзац-кофе. Голод стал ее постоянным спутником.

— Это слишком опасно! — возразила Кларисса. — Вы знаете, что теперь все женщины в их власти. Умоляю вас, оставайтесь дома… Вы не понимаете, на что они способны.

Расширившиеся зрачки ее светлых глаз выдавали ужас, который ей довелось пережить. Несколько месяцев тому назад, в самый разгар зимы, ее семья, спасаясь от наступающей Советской Армии, покинула дом в Восточной Пруссии. По лютому морозу они шли пешком за двумя повозками в сопровождении управляющего и нескольких французских военнопленных, которые изъявили желание следовать за ними по обледенелым дорогам. Их маленький отряд влился в длинную колонну беженцев, женщин, стариков и запуганных детей. Все знали, что они на грани жизни и смерти. Пощады от русских никто не ждал. Дети умирали от холода, трясясь в перегруженных повозках. Дед и бабка Клариссы не выдержали этих тягот. Что касается матери, о ней она тоже предпочитала молчать, и при одном упоминании ее имени лицо Клариссы перекашивала судорога. Она остановилась у берлинских родственников, которые совсем не обрадовались ее появлению. Сотни тысяч немецких беженцев с завоеванных русскими территорий, наводнившие города рейха, вызывали презрение и упреки. Не все испытывали к ним сострадание. Раздраженная скупостью своих соседей, Мариетта взяла девушку под свою опеку.

— Я приезжала за Акселем, — стала торопливо объяснять она. — Когда я хотела убедить его остаться со мной в Баварии, он отказался. Он боялся, что его сочтут трусом. Какой абсурд! Мальчика, которому едва исполнилось шестнадцать, использовали в качестве пушечного мяса. О чем они думали, эти солдафоны? Что дети выстроят баррикады из собственных тел? Но Аксель ничего не хотел слышать, потому что его родной отец напичкал его идеологическими стереотипами с самого раннего детства. И что теперь? Вот как фюрер хорошо защищал Германию! Так защищал, что враг оказался в Берлине. Теперь я должна спасать своего сына, которого не видела несколько недель. Это мой долг, ты понимаешь, Кларисса? Если Аксель оказался в этом городе, набитом трупами, словно в мышеловке, то только по моей вине. Потому что я была недостойной матерью, матерью, которая не смогла защитить своего ребенка от человеческого безумия.

Голос Мариетты оборвался. Губы дрожали, и два красных пятна вспыхнули на щеках. У Клариссы выступили на глазах слезы. Не говоря ни слова, девушка обняла ее. Мариетта под огромным кардиганом и залатанным платьем ощутила хрупкое худенькое тельце. «Мы похожи на двух ободранных кошек, — подумала она с иронией. — Нам осталось только царапаться и…»

— В таком случае я отправляюсь с вами, но возьмите хотя бы это, — сказала Кларисса, протягивая ей белую повязку.

— А ты?

— Я найду себе другую. Теперь надо одеваться по моде, — она улыбнулась. — Повсюду валяется столько нацистских флагов, что можно будет всем сделать красные косынки. Достаточно отрезать часть со свастикой, чтобы получить красный советский флаг. Это и будет новая мода.

Мариетта улыбнулась. Ироничность девушки бодрила ее.

— Если бы у меня была дочь, я бы очень хотела, чтобы она была похожа на тебя.

— Благодарите небеса, что у вас только мальчик, — сказала Кларисса отрывисто. — Женщинам в Берлине может сегодня не поздоровиться.

Было неправдоподобно солнечно. В былые времена именно от такого весеннего солнца делалось легко на сердце, люди начинали грезить о любви, природа расцветала, распускались цветки яблонь и слив, наполняя округу прекрасным ароматом. Однако теперь солнце освещало лишь руины домов, насколько хватало глаз, трупы с ползающими по ним мухами, разрушенные храмы, остовы которых вздымались в небо, словно памятники разбитым мечтам.

Мариетта искала Акселя в Берлине, который нельзя было узнать. Искала, замирая от страха, совершенно беззащитная. В ней не осталось ничего от нее прежней. Ни гордости, ни красоты, ни богатства. Она превратилась в одну из бесчисленных женщин, завернутых в тряпки, серых и грязных, которые сливались с общим фоном руин и пыли. Побежденных женщин. Женщин разгрома. Теперь она была всего лишь матерью, ищущей сына среди мертвых тел.

Отчаявшись, она останавливала встречных подростков. Не знакомы ли они с Акселем Айзеншахтом? Не видели ли они его? Но те лишь качали головой и отступали с ее пути со странным выражением лица. Пустота их глаз внушала страх. На рукавах и головных уборах этих юношей были видны следы от сорванных нацистских знаков отличия. На задних дворах берлинцы жгли символы национал-социализма, портреты фюрера, транспаранты и мундиры, от которых надо было избавиться как можно скорее. Русские не отличали солдат от пожарных или подростков из Гитлерюгенда, железнодорожников в форменной одежде от эсэсовцев, за которыми охотились с особым рвением.

На повороте улицы женщины должны были остановиться, чтобы пропустить колонну военнопленных с обезображенными лицами, в изодранных мундирах. Окруженные советскими солдатами, восседавшими на маленьких крепеньких лошадках, они шли молча, построенные по пять человек в ряд, соблюдая дистанцию, хотя едва волочили ноги, поднимая тучи белой пыли. Было слышно шуршание их шинелей, кашель и бормотание. Мариетта вспомнила о триумфальных шествиях Вермахта с мерцанием факелов и криками «Зиг Хайль!», грохот подошв по мостовой, равнение как под линейку и пронзительные взгляды.

— Как их много, — сказала она подавленно. — Теперь их отправят в тюрьму?

— Русские увезут их в свою страну, чтобы они там восстановили все, что разрушили. На стенах Рейхстага написаны названия двух городов — Берлин и Сталинград. Два символа. Мой самый старший брат погиб под Сталинградом. Другой брат там же попал в плен. Говорят, что его отправили в Сибирь. С тех пор мы больше о нем ничего не слышали.

— Но посмотри на их лица! Они еще так молоды. О Боже, а если Аксель среди них?

Она невольно сделала шаг вперед, и Кларисса схватила ее за руку, чтобы удержать.

— Не будем думать о плохом. Идемте. Не стоит здесь стоять.

Но когда она хотела увести ее, Мариетта споткнулась, и девушка вынуждена была усадить ее на мостовую.