Ларк-Райз - Флора Джейн Томпсон

Когда Салли была маленькой девочкой, сельские жители были еще не столь бедны, а их виды на будущее не столь безнадежны. Отец Салли держал корову, гусей, домашнюю птицу, свиней, у него имелась запряженная ослом повозка, возившая его продукцию на рынок. Он мог себе это позволить, ибо, по общинному праву, ему разрешалось выгонять свой скот на пастбище, собирать на пустоши утесник для топки и даже дерн, чтобы соорудить лужайку для одного из своих заказчиков. Мать Салли сбивала масло для дома и на продажу, пекла хлеб и сама делала свечи. Салли говорила, что света они давали немного, зато почти ничего не стоили, а спать, разумеется, тогда ложились рано.

Иногда отец Салли нанимался на поденные работы за деньги: скирдовал солому, сооружал и подстригал живые изгороди, помогал на стрижке овец или жатве. Это обеспечивало семью наличными на обувь и одежду; в питании почти полностью полагались на домашнее производство. Чай был роскошью, которую редко себе позволяли, поскольку он стоил пять шиллингов за фунт. Но сельские жители тогда еще не пристрастились к чаю и предпочитали домашнее пиво.

Трудились все члены семьи; отец и мать – с рассвета и дотемна. Работа Салли заключалась в том, чтобы присматривать за коровой и выгонять гусей на самые лучшие пастбища. Было странно представлять себе, как маленькая Салли с хлыстиком бежит по верещатнику за большими шипящими птицами, тем более что и верещатник, и гуси бесследно исчезли, словно их никогда и не существовало.

Салли не училась в школе, потому что, когда она была ребенком, поблизости не было женской школы, которую она могла бы посещать; зато ее брат по окончании рабочего дня ходил пешком за три мили в вечернюю школу, которой руководил священник соседнего прихода; брат и научил Салли читать по складам отдельные слова из материной Библии. Затем ей пришлось преодолевать тернистый путь учения в одиночку, и все, что она сумела освоить, – это писать собственное имя и читать Библию или газету, пропуская слова, состоявшие более чем из двух слогов. Дик продвинулся чуть дальше, поскольку учился в вечерней школе.

Было удивительно обнаружить, что многие старики Ларк-Райза, так и не окончившие школу, все же умели немного читать. С одними занимались родители; другие посещали женские или вечерние классы, а некоторые впоследствии учились у собственных детей. Тогдашняя статистика грамотности нередко оказывается недостоверной, поскольку многие из тех, кто довольно хорошо для своих скромных нужд читал и писал, скромно отказывались от всяких претензий на то, чтобы считаться «грамотеями». Некоторые из тех, кто вполне мог написать свое имя, из робости или скромности ставили вместо подписи под документом крест.

После смерти матери Салли сделалась главной помощницей отца как в доме, так и за его пределами. Когда старик одряхлел, к ним иногда стал приходить Дик, чтобы вскопать землю или повозиться в свинарнике, и Салли могла рассказать много веселых историй о том, как они возили сено или искали в голубятне яйца. Когда отец Салли, будучи в очень преклонном возрасте, скончался, он оставил и дом, и мебель, и свои банковские сбережения – семьдесят пять фунтов – Салли, поскольку к той поре оба ее брата процветали и не нуждались ни в каком наследстве. Дик и Салли поженились и прожили вместе почти шестьдесят лет. Это была трудная и небогатая, но счастливая жизнь. Дик по большей части батрачил на ферме, а Салли хлопотала по дому, поскольку коровы, гусей и остальных животных давно уже не было. Но к тому времени, когда Дик ушел на покой, отцовские сбережения не только остались нетронутыми, но и приумножились. Салли рассказывала, что у них было заведено обязательно откладывать что-нибудь каждую неделю, хотя бы пенни-другой, и нынешнее благополучие стало результатом их усердного труда и самоотдачи.

– Но ничего бы не вышло, будь у нас целая орава детей, – рассуждала Салли. – Выводок полураздетых ребятишек, которых нечем кормить, – это не по мне. Нам и двоих-то поставить на ноги было непросто.

Она весьма колко отзывалась об окружавших ее огромных семьях, а в разговорах с теми, кто повзрослее, без сомнения, и не то говорила.

Весь их небольшой капитал был просчитан и распределен; в придачу к доходу, который приносили огород, домашняя птица и пчелы, они могли тратить такую-то сумму в год и ежегодно снимали в банке ровно столько денег, не более.

– Наверное, это в последний раз, – говорили супруги, хотя оба дожили до восьмидесяти с хорошим гаком.

После их смерти дом долгие годы пустовал. Население Ларк-Райза сокращалось, и ни одну из недавно поженившихся пар не привлекали соломенная крыша и каменные полы. Обитатели соседних коттеджей пользовались колодцем Салли и Дика; это избавляло от многих трудов. Многие были не прочь утащить на растопку перила, подпорку для ульев или какую-нибудь доску, поживиться яблоками из сада, позаимствовать рассаду из жалких остатков цветника, точно из питомника. Но поселиться в доме старой Салли никто не пожелал.

Когда Лора незадолго до войны гостила в Ларк-Райзе, крыша коттеджа уже провалилась, тисовая изгородь разрослась, а цветы исчезли, за исключением одной розовой розы, ронявшей свои лепестки на руины. Сегодня там ничего не осталось, лишь известковая белизна почвы на краю распаханного поля свидетельствует о том, что когда-то здесь стоял дом.

Салли и Дик были старожилами Ларк-Райза, помнившими самые давние времена. Еще один этап жизни деревни, тоже миновавший и забытый большинством его обитателей, представляла Куини. Она жила позади «крайнего дома» в крошечном крытом соломой коттедже, который всегда называли «соседним», хотя он и не стоял в том же ряду. Детям эта маленькая, морщинистая, желтолицая старушка в чепце казалась очень древней; но по возрасту ей явно было далеко до Салли. Куини и ее муж не могли похвастаться тем же достатком, что Салли и Дик; но старый мастер Мэйси, которого обычно называли Вьюном, до сих пор мог часть дня посвящать работе, поэтому им удавалось выкручиваться.

Это был славный, хотя и небогатый дом, потому что Куини содержала его в безупречной чистоте, каждое утро скоблила обеденный стол и драила пол порошком для чистки камина, а два медных подсвечника на каминной полке отполировала до такого блеска, что они выглядели как золотые. Коттедж был обращен окнами на юг, и летом в солнечные дни окно и дверь весь день держали нараспашку. Когда дети из «крайнего дома» пробегали мимо, что случалось каждый раз, когда они выходили за пределы своего сада, они на минутку останавливались, чтобы послушать тиканье старинных часов-«фонаря». Других звуков из коттеджа не доносилось, потому