Злоключения начались в пятницу, или Сон в руку (СИ) - Колибри Клара

Дело было за малым: закинуть, каким-то образом, в форточку мое нетренированное, да и избитое тело. А еще следовало решить, что просунуть туда сначала. Голову? А может, ногу? Никак не получалось определиться. А все потому, что разумом понимала, что лезть надо было головой вперед, а не ногами, иначе могла застрять, но душа никак не принимала этот вариант. Все потому, что было страшно. Очень моя голова уже была на тот момент ушиблена, могла не пережить новых повреждений. Проще говоря, боялась необратимых процессов, связанных с сотрясениями головы. Станешь так, чего доброго, овощем себя непомнящим, не приведи господи.

Но времени было мало. Дольше тянуть совсем не представлялось возможным. Вот и веревка на талии снова затрепыхалась, вводя меня в новый озноб. Я тяжко вздохнула и полезла в узкое отверстие, кряхтя и постанывая. Больше всего переживала за голову, а она-то, как раз и не подвела. Проскользнула, как по маслу. Но без огорчений никак не обошлось. Сначала меня расстроило плечо, но с ним разобралась. Потом возникли сложности с правой рукой. И только, напоследок, застряли бедра. Они меня напугали определенно. Но зато, не дали сразу опуститься головой на подоконник. Так получилось, что мое лицо приближалось к нему поэтапно, то есть я успела себя подготовить к этой встрече вполне благополучно.

-- Как хорошо, что местный жилец не приветствовал цветочные горшки на подоконнике, -- эта мысль была первой, когда смогла, наконец, очутиться в комнате. – Представляю, что бы здесь творилось сейчас, окажись он любителем зеленых насаждений в квартире.

Дальше у окна мне делать стало нечего. Развернулась и осмотрелась. Первым в глаза бросился письменный стол. Особенно впечатлил ножик, лежащий на его полированной поверхности. Скорее всего, его предназначением было разрезание бумаги. Например, вскрытие почтовых конвертов. Может быть, у него имелось название, вроде кортика или стилета. Этого знать не могла, но вид он имел очень внушительный. Может быть, поэтому мои руки так к нему и потянулись.

Схватив его, принялась пилить веревку. Зачем, не знала. Скорее всего, не могла никак смириться с неволей. Но освободиться было делом нелегким. Веревка не поддавалась, а тут еще за нее снова стали тянуть и дергать. В первый момент, от неожиданности, нож при рывке чуть не вырвался из моих рук и кольнул меня в запястье. Но я попыток разрезать веревку не оставила и принялась пилить ее с удвоенной скоростью и рвением. Только все оказалось напрасным. Сил у меня не хватало. Победила веревка и тот мерзавец, что принялся с силой притягивать меня снова к окну. Ударившись спиной о подоконник, высунула в форточку руку и помахала ею в воздухе, давая этим сигнал, что вспомнила свою задачу открыть дверь. Веревка поникла, то есть я снова могла перемещаться в глубину квартиры.

Теперь у меня возникла новая идея. Я решила найти телефон и позвонить с него в полицию. Вот заявлю им, что насильники держат в неволе и заставляют делать гнусные поступки, меня тогда освободят, а моих врагов посадят за решетку, где им и было самое место. Мысль показалась стоящей, и я устремилась на ее осуществление. В кабинете, именно так окрестила комнату с письменным столом, телефона, правда, не обнаружила. Но я не отчаивалась. Потянула за веревку, чтобы не сдерживала моих движений, и прошла в коридор. Там меня поджидала радость. На тумбочке в углу у входной двери смогла рассмотреть аппарат. Плохо, что он был совсем рядом с дверью, за которой уже мог быть один из моих врагов, а может, что и оба успели подтянуться, потому что веревка сделалась совсем вялой, как если бы ее бросили.

 Поэтому, сняв трубку и набрав номер полиции, когда услыхала голос, постаралась отвечать как можно тише, чуть ли не шепотом. На том конце провода не очень этому обрадовались и стали просить, чтобы говорила громче. Так получилось, что я вообще девушку-диспетчера ничем не смогла порадовать. Оказалось, что внятно изложить не только суть проблемы не получилось, но еще не знала, ни улицы, где находилась, ни номера дома и квартиры. И так вышло, что до моих личных данных у нас с ней дело не дошло вовсе. Диспетчер разгневалась на меня, отчитала за хулиганство и пригрозила наказанием, если немедленно не положу трубку. Пришлось подчиниться.

А в дверь уже скреблись плохие парни. Надо было на что-то решаться. Если открыла бы, то становилась соучастницей какого-то преступления, и еще не понятно было, как вся история могла для меня закончиться. Если не открывать, то один из тех двоих, что ждали меня сейчас за дверью, все равно вскроет замок, и тогда конец истории, наоборот, становился понятным. Причем, моментально. Я решила, что, пожалуй, еще помучаюсь. Поэтому повернулась к входной двери и открыла замок.

-- Ну, стерва!

Дверь распахнулась так стремительно, что чуть не смела меня с места. В тот же момент на меня налетел Лихой и схватил за горло. Сжал его сильно и при этом еще и тряс мое худосочное тело, как видно, собираясь вытрясти из него душу.

-- Издеваешься, да?

-- Нет! – даже это короткое слово далось с трудом.

-- Как же, нет? Когда, да! Мерзкая ты баба.

Хоть моя голова и болталась из стороны в сторону, но успела заметить, что Борода, не теряя времени, рванул в кабинет и принялся лазить по ящикам стола. Что он искал и нашел ли, осталось мне не ведомо. Но уже через несколько минут показался на пороге в коридор, дал сигнал своему подельнику, и мы покинули эту квартиру.

Они вышли сами, в темпе топая ногами, я же шла под их конвоем.  Увлекаемая по ступеням их крепкими хватками под руки, висла между ними и перебирала ногами просто так, по привычке, потому что все равно не касалась ими ничего, только воздух баламутила.

-- Куда сейчас? – спросил бородатый, когда мы загрузились в машину: он сел за руль, а мы сзади. – Домой?

-- Не думаю, что это будет хорошо. Они уже должны были давно хватиться и теперь ищут эту сучку. От разборки нам все равно не уйти, но лучше, если это случится потом. Сам знаешь, когда, – они многозначительно переглянулись, а у меня при этом заболело все на свете, так плохо мне сделалось в тот момент.

-- Тоже верно, – кивнул Борода, соглашаясь. – Потом сможем от всего откреститься. Дело уже будет сделано, и концы все обрублены.

-- Угу. Так что, рули.

-- К Серому?

-- Куда же еще? К нему. Там отоспимся. А вечером завершим начатое.

-- Отоспимся - это хорошо, – довольно хмыкнул бородатый.

-- Если хочешь, дам тебе на часок эту шлюху. Сможешь развлечься.

-- Нет. Не надо. Не в моем вкусе. Очень уж худа. Мне нравятся бабы сдобные, вроде румяных пышек. А это что? Одно название, а не баба.

Первый раз в жизни меня порадовал нелестный отзыв обо мне. Правда, не могла припомнить, чтобы кто еще мог позволить себе подобное. Но в целом была довольна, вот бы еще и Лихой мной побрезговал. Тогда был бы полный порядок.

-- Не знаю, что в ней другие мужики находят, но я тоже не очень падок на худосочных.

-- Что в ней только Славка нашел? Вцепился, как клещ. Вот уж странный вкус у него…

-- Не скажи, – ухмыльнулся Лихой. – Я про него кое-что знаю. Потому могу с уверенностью сказать, что он у нас всеядный. Каких только телок у него не было: и худые и пухлые, и блондинки и брюнетки, и совсем соплюшки и дамы в расцвете лет. А то, что женился на ней, так это он по доброте душевной. И еще из-за их старой дружбы. Они же все детдомовские…

-- Кто?

-- Разве не знаешь? Они все. И Витька, и Славка, и Маринка. С одного детского дома. Потому их и тянет друг к другу, что у них троих одна история детства на всех. Я так думаю, что он ее защитить хотел от нее же самой, от ее стервозности. Вот и женился. А что из этого вышло, сам знаешь. Так, Маринка? – он ткнул меня в бок, не очень и рассчитывая, что отвечу, и правильно делал – не собиралась я с ними разговаривать.

-- Кто же их историю у нас в поселке не знает? Эта зараза имеет громкую славу. Выходит, что ее муженек даже должен будет нам спасибо сказать, что его от нее избавим.