Следствием установлено... - Вильям Михайлович Вальдман

— Явите божескую милость, товарищ капитан, перекиньте на другой участок, — жаловался Манукян. — Я уже виток вокруг нашей старушки-планеты накатал на этих чертовых троллейбусах. По ночам снится, что меня в компостер засовывают. Между прочим, вы знаете, что творится в часы пик? Запросто могут придавить при исполнении, рискуете оголить уголовный розыск...

— Не паясничай, — нахмурился Николай. — Давай, катайся дальше.

И Манукян продолжал троллейбусные поездки с Венькой Лялиным — искали грабителей, которые в тот день вскочили с магнитофоном в троллейбус у остановки «Горбольница». Самое трудное заключалось в том, что, во-первых, они могли не обязательно сесть в «свой» троллейбус, во-вторых, Венька не заметил даже номера маршрута, а здесь останавливались четыре троллейбуса, которые шли в разные концы города. Вот и приходилось ездить по всем направлениям.

Сегодня Манукяну попался счастливый билет — «555483». Лейтенант улыбнулся сидевшей напротив девушке в очках. Интересно, если поцеловать ее, очки будут мешать? Наверное, будут... Так какова же вероятность встречи? Очень просто: в числителе — количество троллейбусов, умноженное на число остановок. Ну, а в знаменателе? Эти паршивцы. Да, на такие шансы можно ловить, только имея в руках счастливый билет... Он вздохнул.

Венька стоял у кабины водителя, изредка бросая рассеянный взгляд на Манукяна.

Перед Туйчиевым сидел Брискин. Немолодой полный мужчина, с холеным лицом, густой седой шевелюрой, в модных очках. Внезапная проверка расположенного у вокзала комиссионного магазина выявила семь незарегистрированных вещей, в том числе три каракулевых манто и два импортных транзистора. После проведенной вскоре очной ставки с Лялиной Брискин заговорил.

— Вы знаете, гражданин следователь, я в своем роде рекордсмен: уже много лет не попадался. У меня свой метод — я не у всех беру и не всё беру. О, далеко не всё! — Брискин приветливо смотрел на следователя сквозь толстые стекла очков. — Суровый урок прошлого, когда меня взяли, извините, с французскими комбинациями, пошел на пользу. — Брискин снял очки, тщательно протер их платком. — Когда я вышел последний раз из колонии, решил — завяжу. Нет, нет, это не оправдание. Можете даже не заносить в протокол. Тем более, что не завязал. Стал брать только ценные вещи. Вы себе не представляете, — доверительно сказал он, — как хлопотно пристроить надежно вещь и не оставить за собой шлейфа.

— Вы отвлекаетесь, Брискин.

— Простите, но я должен постепенно настроиться. Такая вот индивидуальность, иначе я вам нагорожу чушь. Правда требует настроя, ведь мне ее, как вы понимаете, не часто приходится говорить. А теперь все равно. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца.

— Вот-вот, — Арслан улыбнулся одними глазами.

— И что мне помешало завязать? Ни за что не угадаете. Виной всему конкретная историческая личность — Филипп Македонский.

Туйчиев недоуменно посмотрел на Брискина.

— Отец великого завоевателя, — пояснил Брискин и вздохнул. — Вычитал я в молодости в книге одной, что Филипп Македонский говорил: «Никакую крепость, в которую есть тропинка для осла, нагруженного золотом, нельзя считать неприступной». Увы, я не исключение. Дочь только жаль. Но сознаю — сам виноват. Хотелось украсить ее жизнь, и вот...

— Да, подумать вам об этом придется, — сказал Туйчиев. — Но вернемся к делу. Так значит, человек, принесший магнитофон, вам хорошо знаком?

— Насколько хорошо может быть знаком человек, который несколько раз приносил мне различные вещи по божеской цене и никогда не называл себя.

— Почему он приносил вещи именно вам?

— Его привел мой хороший знакомый, фамилия которого вам уже ничего не скажет. Он умер три года назад. Грудная жаба. Но помочь следствию — мой долг. Тем более, что этот долг будет оплачен. Признание — это же смягчающее вину обстоятельство?.. В детстве я неплохо рисовал. Разрешите листок бумаги. Как я понимаю, этот тип вас интересует больше, чем я.

Брискин быстро набросал на бумаге что-то и протянул Туйчиеву.

Довольно симпатичный молодой мужчина, с несколько удлиненным лицом. Внизу каллиграфическим почерком было записано: «Невысокий, светловолосый, глаза карие. Особые приметы — на левой щеке большая родинка».

Арслан чуть не подскочил на стуле.

— Ну, что ж, Брискин, на сегодня, пожалуй, хватит, — Арслан нажал кнопку.

Подойдя к двери, Брискин обернулся и обронил:

— Между прочим, я как-то несколько раз видел его в районе клуба хлопкозавода.

Туйчиев еще раз внимательно посмотрел на рисунок. Он уже не сомневался: с листа на него смотрело лицо Самохина.

Это была ошибка. Он не должен был входить в этот дом. Ведь он шел не на задержание, а на разведку, поскольку до сих пор не было известно, где скрывается Самохин, и памятуя брошенное Брискиным «в районе хлопкозавода», он уже несколько дней бродил здесь один, стараясь не привлечь внимания. Но понял свой просчет слишком поздно. Еще не успев закрыть за собой наружную дверь, он получил сокрушительный удар в челюсть. Очнулся на полу, в очень узкой и темной комнате без окон. С трудом встал, держась рукой за раскалывающуюся от боли голову. В ушах звенело.

Их было двое. Самохин с интересом рассматривал Соснина и вертел в руках его пистолет. Второй, жилистый и сутулый, сидел на табуретке у стола, уставленного бутылками.

— Из-за меня влип, бедолага, — издевательски сочувственно произнес Самохин. — Ну, ничего, не ты первый. А я лучше думал о вашей службе. Повидаться захотелось? — он сощурился. — Что ж, давай погутарим. Слово тебе даю. Последнее слово, — зловеще добавил он.

Сутулый загоготал.

— Ну, ты даешь!

— Я тоже лучше думал о тебе, Самохин, — сказал Соснин. — Неужели ты думал, что я приду один? Дом окружен, и самое лучшее для тебя — отдать оружие и не брать на душу еще один грех. И так хватает.

Ни один мускул не дрогнул на