Слияние истерзанных сердец - Кэтти Эмерсон

Тень вышла из дыма и стояла на камне. Она была в маске, как они все, и в красивых черных одеждах. Старшая сделала знак, и женщины, сбросив плащи, стали танцевать. Напуганные до смерти, они дрожали от ночной сырости, скидывая в танце с себя все, что было на них.

Стояла тишина. Они двигались в каком-то странном ритме, не глядя друг на друга и на того, кто стоял на камне. Они не сняли масок, но все равно каждое движение давалось им с трудом, ибо действие меда стало потихоньку проходить.

Только одна плясунья – Старшая – не ведала стыда, несмотря на свою наготу. И это было естественно, потому что она все и придумала. Ей хотелось власти над женщинами, которых она унижала ради этой власти. Они плясали для тени, которую Старшая явила им, и знали, что она зорко следит за ними.

Смело взглянув на «тень», Старшая заметила одобрение в его глазах и, воодушевленная, убыстрила темп, искушая его все более чувственными позами, как вдруг раздался голос:

– Книга Лавинии.

Сказавшая это остановилась. Она была уже далеко не в том возрасте, когда можно соблазнять телом. Но ее голос узнали все.

Женщины с испугом смотрели на тень и на старуху, не зная, что делать дальше.

– Она знала зелье, от которого люди летают.

Старуха издала странный каркающий звук и заговорила-забормотала то совершенно непонятное, то вполне разумное: о том, что в книге Лавинии Стрэнджейс есть рецепт зелья, которое прогоняет стыд и сомнения, освобождает душу и тело, чтобы они могли свободно летать.

Главная из женщин вновь подала сигнал. Вновь вспышка света – и тень исчезла. Через мгновение поляну заволокло дымом.

А Томазина спала в Кэтшолме, не ведая о грозившей ей беде, но все же спала беспокойно. Когда ее разбудил какой-то шум, она не стала цепляться за обрывки сна, а поднялась, оделась и распахнула окно, глядя на полную луну и чувствуя одно лишь отчаяние.

Приехав в Кэтшолм, она старалась побольше вспомнить о своей жизни здесь, но это у нее очень плохо получалось. Ей больше не приходила на ум ни одна подробность той страшной ночи. Просто кто-то, кого она знала, был там, и он хотел ее убить.

С поисками сестры дело обстояло не лучше. Женщины, которые отважились поговорить с ней наедине, очень осторожно подбирали слова. Кое о чем она спрашивала в зале при всех, когда плели гирлянды. Теперь она знала о будничной жизни в Кэтшолме гораздо больше, чем когда сама жила здесь, но о том, что сталось с ее сестрой, не имела ни малейшего представления.

Самое большое, что ей удалось сделать, это составить список девушек, которые могли бы быть дочерями Лавинии. Она вычеркнула из него Агнес и еще нескольких, уж очень явно похожих на своих родителей, и старалась не думать, что сестру могли отослать в дальнее имение. Надежды найти ее там у Томазины почти не было.

Один раз она осмелела настолько, что прямо спросила Марджори Кэрриер, не слыхала ли она чего о второй дочери Лавинии Стрэнджейс. Удивление на лице Марджори убедило Томазину, что она ровным счетом ничего не знает.

Скорее всего, все знала Вербурга. Томазина не сомневалась в этом, но ничего не понимала в ее бормотании.

Возможно, и Фрэнси знает. Особенно если ребенок родился в последние годы пребывания Лавинии в Кэтшолме. Они наверняка поверяли друг дружке свои тайны, но узнать что-нибудь от Фрэнси не было никакой возможности. Хозяйка Кэтшолма избегала Томазину.

Заманчиво было пробраться к ней в спальню и заставить ее говорить, но Томазина этого боялась. Ей совсем не хотелось знать, что Ник Кэрриер согревал постель Фрэнси.

Она пыталась убедить себя, что это не имеет для нее никакого значения, но ничего не получалось. Это было ужасно. Она не могла его не любить и не переставала удивляться тому, что через столько лет помнит, как хорошо ей, девчонке, было в его объятиях.

Томазина вздохнула. Нельзя думать о Нике Кэрриере! Она должна исполнить последнюю волю матери, а потом уедет и никогда больше его не увидит.

То, что ей рассказал Ник, осложнило ее поиски. Скорее всего, отцом девочки был Ричард Лэтам или Джон Блэкберн. В качестве адвоката Блэкберна Ричард Лэтам мог бы знать о том, где она и что с ней. Она уже поняла, что лучшим источником информации для нее наверняка был бы господин Лэтам. Однако она ни о чем его не спрашивала. Более того, она его избегала. Особенно теперь, зная, что он был любовником Лавинии.

Тень мелькнула на балконе за окном, и Томазина в страхе затаила дыхание: ей сразу вспомнилось лицо Смерти из ночного кошмара.

– Кто там?

Ник Кэрриер медлил. Он узнал то, что хотел узнать: Томазина у себя в спальне, – и здравый смысл подсказывал ему уйти, ничего ей не отвечая. Но какая-то сила держала его на месте.

Она закрыла окно.

Потом открыла дверь.

Лунный свет вспыхнул на ноже, который она держала обеими руками. И показал ей лицо человека.

Нож выпал у нее из рук, и она бросилась в его объятия.

Они оба сгорали от страсти, и нелепо было это отрицать. Нельзя обмануть судьбу.

Ник пришел к ней! Томазина была счастлива. Он изменил свое мнение о ней. Он любит ее, а иначе зачем бы ему так ее целовать?

В спальне, едва за ними закрылась дверь, они снова прильнули друг к другу. Она не закрыла ставни, и в окна струился лунный свет.

– Дай мне поглядеть на тебя.

Он спустил с ее плеча рубашку и залюбовался нежной кожей. Томазина затрепетала, но не отвернулась.

– Ты словно выточена из слоновой кости, – Пробормотал Ник. – Только теплая.

Он скользнул рукой по ее длинным волосам и положил ладонь ей на шею, не давая, даже если бы она захотела, уйти от его ласк. У Томазины кружилась голова, и все же когда он положил ее на кровать, она задрожала не только от страсти.

Он коснулся ее груди, большим пальцем погладил сосок, и Томазине показалось, что еще немного – и она потеряет сознание от блаженства. Никогда еще она не испытывала ничего подобного.

Ник целовал ее груди, а она и радовалась и боялась одновременно.

Ник оторвался от нее, вспомнив, что пора бы раздеться, и только тут понял, что она пытается удержать его от последнего шага.

– Еще поцеловать тебя? Я так и собирался сделать.

– Я только хотела… – округлив глаза, шепнула Томазина. – Нет. Не имеет значения.

– Скажи… – разрешил он.

Ведь уже ничто не могло измениться…

– Я вспомнила, что будет больно, – еле слышно сказала Томазина.

Опять он ошибся! То, что она сказала, было важно для него. Его охватила ярость, смешанная со страшным разочарованием. Значит, прежний любовник мучил ее! Она утвердила его в худших предположениях насчет ее отношений с другими мужчинами.

– Все будет хорошо.

Он коснулся губами ее груди, и она задрожала от страха.