Найди свое счастье - Лора Мэрфи

Девочка не стала спорить.

— Спасибо, Тед. Поиграем еще в субботу, ладно?

Когда Кэт вышла, Дорис опустилась на освобожденный ею стул.

— Эта маленькая картежница, пожалуй, кончит тем, что выиграет у всех соседских ребятишек их карманные деньги, — заметила она со вздохом. — Однажды прошлой весной я пришла домой пораньше и застала ее принимающей ставки от детей на то, что она перескочит на велосипеде через ограничительную стенку во дворе у соседей, и на то, сколько времени пробудет в воздухе. Я вовремя положила этому конец.

Тед отпил глоток холодного чаю и поперхнулся, но не от напитка, а от непроизвольного смешка. Ему вспомнилось уже виденное им преодоление препятствий в том же исполнении. Смутившись, он с озабоченным видом поинтересовался:

— Конец чему? Ставкам? Или прыжкам на велосипеде через стену?

— Я не позволю ни того, ни другого, — категорически заявила она. — Родители этих ребят очень расстроились из-за денег. Военный госпиталь не имеет ортопедического отделения, и если она переломает себе кости, придется обращаться к гражданским врачам. А кто может себе это позволить?

На его лице промелькнуло столь явное выражение вины, что мать заподозрила неладное. По ее спине пробежали мурашки. Переплетя пальцы вокруг своего стакана, она приказала типично учительским тоном:

— Давай-ка выкладывай все.

Он искоса посмотрел на нее с несвойственной ему робостью и опаской, чем еще больше насторожил.

— Я не предатель.

— Она опять берет ставки или выкидывает номера на своем велосипеде?

Тот же косой взгляд.

— От меня ты этого не слышала.

Дорис не удержалась от улыбки.

— Ты человек взрослый. А Кэт считает, что взрослые все выбалтывают. Так что она делала?

С минуту он нерешительно раздумывал, потом наконец ответил:

— Ну, скажем так: на прошлой неделе, когда я увидел ее впервые, она была в воздухе — футах в четырех от земли.

— Но она обещала мне, что не будет этого делать, — Дорис вздохнула с расстроенным и рассерженным видом. — Иногда просто не знаю, что мне с ней делать. Не хочу быть занудой, но не могу отступиться и позволить ей покалечиться.

Тед заговорил тихим, успокаивающим и слегка ворчливым голосом:

— Разве ты не делала в детстве ничего такого, что твои родители считали безрассудным? Или ты только и занималась тем, что валялась под вентилятором и слушала музыку?

Значит, ее дочка тоже порядочная болтушка. Какие еще маленькие семейные тайны раскрыла она этому человеку? Закинув ногу на ногу, она обхватила колено.

— Когда мне было десять, мы с подружкой обвязали концы веревки вокруг наших талий. Я надела роликовые коньки, а она села на велосипед и потащила меня на буксире по улице. — Дорис заметила, что он наблюдает за ней с интересом и спокойным вниманием, как те из немногих людей, кто действительно умеет выслушать говорящего.

— Все шло неплохо, пока подружка не стала спускаться с горки. Там, где дорога кончалась тупиком у подножья холма, она затормозила, а я полетела вверх тормашками. Ох, как ободрала руки, ноги, лицо. Один конек сломался, я вывихнула лодыжку и была приговорена к затворничеству в своей комнате на целую неделю.

— Значит, ты не всегда была такой напыщенной.

Напыщенная. Это слово сразу вызвало представление о банкирах в костюмах-тройках, бухгалтерах, чопорных классных дамах и старых девах. О людях, не умеющих искренне смеяться и любить, полнокровно жить. Ей не понравилось, что он назвал ее этим словом, пусть даже и добродушно.

— Так я напыщенная? — не скрыла она своего изумления.

Собрав карты, которые Кэт оставила раскиданными по столу, он тщательно сложил их, расправляя загнутые углы, потом ответил:

— Скажем так: тебе неведомо чувство раскрепощенности, чужды риск и приключения.

— Ну, не знаю. — Она подождала, пока он не закончил с картами, и, уловив его пристальный взгляд, смущенно улыбнулась. — Я легла с тобой в постель. Для наивной юной девушки, жившей без тревог и забот, это было большой авантюрой.

Он смотрел на нее погрустневшими глазами, неулыбчиво шевеля губами. Ей тоже было не до улыбок. Она подумала было извиниться за это напоминание, за то, что на такой минорной ноте кончается сегодняшний вечер. Хотелось взять обратно те обидные слова, которые она произнесла десять лет назад после того, как ее желание было удовлетворено и страсть улеглась. Когда до ее понимания еще не дошло, что же они наделали с лучшим другом Грега.

Нужно было признаться ему, что солгала, что не отдалась бы с такой же легкостью любому другому мужчине. Пусть он вспоминает только хорошее о том вечере, забыв остальное.

Она хотела бы повторить все сначала.

— Ты действительно раскаиваешься в этом, Тед? — Не получив ответа и заметив его замешательство, она робко переспросила: — Ты сожалеешь о том, что мы сделали?

Он не просто сожалел, он был разгневан и зол на себя оттого, что не давал выхода своему гневу.

— Грег был моим лучшим другом. Ты собиралась выйти за него замуж.

— Меня приучали к этой мысли с малых лет. Но наше намерение не было официальным. Мы даже не были помолвлены.

— Вот как ты оправдываешь это, Дорис? Это не было официальным? Ты же была его девушкой и ни с кем другим не ходила на свидания. Ты переехала в Уэст-Пирс ради того, чтобы быть ближе к нему, и после окончания его службы собиралась выйти за него замуж. Ты принадлежала ему, а я… — Отведя глаза, он, не сдерживаясь, выругался.

Дрожащей рукой Дорис притронулась к его плечу и сразу почувствовала напрягшиеся мышцы. Мгновение она подождала его реакцию и, не встретив сопротивления, мягко провела ладошкой по спине, попробовав таким своеобразным массажем снять напряжение, успокоить разгневанного мужчину.

— Мы, Тед. То, что мы сделали, сделали вместе. Ты не больше… — Что? Виноват? Ей не нравилось это слово. Разве недостаточно пережили они за прошедшие десять лет? — Ты не более ответственен за это, чем я.

Оттолкнув ее руку у он резко проговорил:

— Мы поступили ужасно, Дорис. И ничто на свете не изменит этого факта.

Разве она пыталась оправдаться? Нет, просто излила свою боль, устав за все эти годы от переживаний, от неотступного чувства скорби и вины. Но те немногие часы, что они провели месте с Тедом, слишком чудесны, незабываемы, чтобы ужасаться и раскаиваться. Ужасным было то, что она не сказала сразу же Грегу о своем увлечении, что согласилась выйти за него замуж в то время, как желала другого человека. Все — свадьба и покаянные письма, исполнение роли любящей жены и горюющей вдовы, выдающей дочь за ребенка Грега, — все это было ужасно, но с ее стороны, а не со стороны Теда.