Молот и крест - Гарри Гаррисон

– А почему бы сразу не высадиться с кораблей в Нортумбрии? – спросил однажды Шеф, вытирая пот со лба и знаком приглашая следующего клиента. Крепкий лысый викинг с помятым шлемом рассмеялся, громко, но беззлобно. Самая трудная часть кампании, сказал он, это правильно начать. Ввести корабли в реку. Найти подходящее место, чтобы вытащить их на берег. Отыскать лошадей для тысяч воинов. Часто это не удается, попадаешь не в ту реку.

– Если бы у христиан был ум, – выразительно сказал викинг, плюя на землю, – они могли бы всегда справиться с нами еще при высадке.

– Ну, под началом Змееглазого у них ничего бы не вышло, – заметил другой.

– Может быть, – согласился первый викинг. – Ну, не со Змееглазым, так с другими. Помнишь Ульфкетила в Франкленде?

Да, надо прочнее поставить ноги, прежде чем ударишь, согласились все. Хорошая мысль. Но на этот раз все пошло не так. Слишком долго они стоят. Все дело в короле Эдмунде – или Ятмунде, как они произносили, – согласилось большинство. Вопрос в том, почему он ведет себя так глупо. Легко грабить его страну, пока он не сдастся. Но они не хотят грабить Восточную Англию, жаловались клиенты. Слишком это долго. И слишком мало добычи. Почему, во имя ада, король не согласится платить и не заключит разумную сделку? Он ведь получил предупреждение.

Может, слишком сильное предупреждение, подумал Шеф, вспоминая Вульфгара в корыте для лошадей и тот гул гнева, который ощутил во время путешествия по полям и лугам страны. Когда он спросил, почему викинги так настроены обязательно идти в Нортумбрию, самое большое, но не самое богатое королевство Англии, смех долго не стихал. Постепенно он узнавал все больше о Рагнаре Лотброке и короле Элле, о старом борове и поросятах, о Вига-Бранде, который бросил вызов самим Рагнарсонам в Бретраборге, и Шефу становилось холодно. Он вспомнил странные слова, которые произнес человек с посиневшим лицом в змеиной яме архиепископа, вспомнил то предчувствие, которое ощутил тогда.

Теперь он понял жажду мести, но оставалось многое другое, что ему было интересно.

– Почему вы говорите «ад»? – спросил он однажды вечером Торвина, когда они уже сложили инструменты и подогревали на остывающем горне кувшин с элем. – Вы тоже верите, что есть такое место, где наказывают после смерти за грехи? Христиане верят в ад, но вы ведь не христиане.

– А почему ты считаешь, что «ад» – это христианское слово? – ответил Торвин. – А что значит небо? – На этот раз он воспользовался английским словом – heofon.

– Ну, это небо, – в замешательстве ответил Шеф.

– Это христианское место для блаженных после смерти. Но слово существовало до христиан. Они просто заимствовали его, дали ему новое значение. То же самое с адом. Что значит hulda? – На этот раз он произнес норвежское слово.

– Прятаться, укрываться где-нибудь. Как helian в английском.

– Верно. Ад – это то, что укрыто. Что под землей. Просто слово, как небо. В него можно вложить любое значение.

– Но о твоем вопросе. Да, мы верим, что есть место, где наказывают за грехи после смерти. Некоторые из нас его видели.

Торвин некоторое время сидел молча, словно размышлял, не зная, что говорить дальше. Когда он снова нарушил молчание, послышалось полупение, звучное и медленное; Шеф вспомнил, как пели монахи в соборе Эли на всенощной накануне Рождества.

Стоит зал, его не освещает солнце.Он стоит на Берегу Мертвецов; дверь его выходит на север.С крыши капает ядовитый дождь.Стены его из переплетенных змей.В нем в горе и боли бьются люди:Волки-убийцы и отверженные,Те, что солгали, чтобы лечь с женщиной.

Торвин покачал головой.

– Да, мы верим в наказание за грехи. Но, может быть, мы не так, как христиане, понимает, что такое грех, а что нет.

– Кто это «мы»?

– Пора тебе рассказать. Мне уже несколько раз сообщалось, что тебе предназначено все узнать. – Они прихлебывали теплый, приправленный травами эль в свете умирающего дня, лагерь вокруг затихал, и Торвин, гладя пальцами свой амулет, заговорил: – Вот как это было.

– Все началось много поколений назад, наверно, сто пятьдесят лет назад. В то время великий ярл фризийцев – это народ, живущий на противоположном от Англии берегу Северного моря, – был язычником. Но ему рассказывали о миссионерах из Франкленда и из Англии. К тому же его народ и недавно ставших христианами англичан связывало старое родство. И потому он решил принять крещение.

– По обычаю, крещение должно было происходить публично, на открытом воздухе, в большом баке, который миссионеры соорудили, чтобы всем было видно. После того как окунется в купель и будет крещен ярл Радбод, за ним должны были последовать вельможи его двора, а вслед за тем все жители ярлдома, все фризийцы. Ярлдом, а не королевство, потому что фризийцы слишком независимы, чтобы у них был король.

– И вот ярл встал на край бассейна в своей одежде из горностая и алого бархата, поверх которой набросили белую крещенскую одежду, и сделал первый шаг по ступени вниз. Нога его уже была в воде. Но тут он повернулся и спросил главу миссионеров, франка, которого франки называли Вульфхрамн – Волфрейвен, Волк-ворон, – спросил, правда ли, что когда он, Радбод, примет крещение, все его предки, которые сейчас в аду со всеми остальными проклятыми, будут освобождены и станут дожидаться своих потомков на небе.

– Нет, – ответил Волфрейвен, – они язычники, некрещеные и не могут получить спасение. Нет спасения, помимо церкви. – И подчеркивая сказанное, повторил по-латыни: – Nulla salvatio extra ecclesiam. И нет освобождения для тех, кто в аду. De infernis nulla est redemptio.

– Но моим предкам, – сказал ярл Радбод, – никто не говорил о крещении. У них даже не было возможности отказаться от него. Почему они должны вечно мучиться из-за того, что даже не знали?

– Такова воля Господа, – ответил франкский миссионер и, может быть, пожал плечами. И тогда Радбод отошел от крещенского бассейна и поклялся, что никогда не станет христианином. Он сказал, что если ему дано выбирать, он предпочитает вечно томиться в аду со своими невинными предками, чем отправиться на небо, к святым и епископам, у которых нет чувства справедливости. И по всему ярлдому он начал преследовать христиан, вызвав ярость франкского короля.

Торвин отпил эля и коснулся висевшего у него на шее молота.

– Так это началось, – сказал он. – Ярл Радбод был очень предусмотрительным человеком. Он предвидел, что если будут только одни христианские жрецы, с их книгами и писаниями, то когда-нибудь все примут христианство. И в этом сила и в то же самое время грех христиан. Они не допускают, что у других тоже может быть хоть малая доля истины. Они не будут договариваться. Они не остановятся на полпути. И потому, чтобы нанести им поражение или хотя бы удержать их на расстоянии, Радбод объявил, что на севере должны быть собственные жрецы и собственные рассказы о том, что есть истина. Так был основан Путь.