1185 год Восток - Запад - Игорь Можейко

Флагманский, корабль Ёсицунэ был уже рядом. Самурай, стоявший с железными вилами у борта, увидел, что в водовороте, созданном движением кораблей, кружится молодая знатная женщина. Женщина старается нырнуть, но вода выбрасывает ее. Не зная, что это императрица, самурай подцепил ее вилами и вытянул, захлебнувшуюся, без сознания, на палубу. Увидев драгоценный гребень, самурай выхватил его. Затем начал стаскивать с пальца перстень, но тут крики с соседнего корабля остановили его. У борта жалкой кучкой толпились придворные дамы и кричали наперебой:

— Не смей! Не смей! Это же императрица!

Князь Томомори не слышал и не видел этого: он сражался. Не видел он и того, как кончали счеты с жизнью князья Тайра. Два его младших брата обнялись и вместе в тяжелых панцирях кинулись в воду со своего корабля. Их примеру последовали другие князья и самураи.

Но глава клана, Мунэмори, никак не мог решиться покончить с собой. Из последних сил его воины отбивали натиск врагов, стремившихся к помосту, на котором он стоял с сыном. Еще минута — и он попадет в плен. И тогда самураи будто случайно столкнули своего господина в воду: он не должен был быть опозорен пленом. Вслед за упавшим в воду Мунэмори кинулся его сын. И так, поддерживая друг друга, они плавали возле корабля, пока к ним не подплыл на челноке один из самураев Минамото и не спас их.

Оставались еще два князя — Томомори, который сражался на корабле императора, и Норицунэ, правитель земли Ното. Норицунэ решил сразиться с самим Ёсицунэ и потому перепрыгнул на палубу его корабля. Размахивая боевой секирой, он кинулся к большеголовому карлику и вызвал его на бой.

Проявив завидную резвость, Ёсицунэ закричал самураям, чтобы они не подпускали этого убийцу к нему близко, и перескочил на соседний корабль. Когда Норицунэ подбежал к борту, развалив стену самураев, Ёсицунэ был уже вне пределов досягаемости. В отчаянии Норицунэ схватил за шеи двух самураев Ёсицунэ и вместе с ними прыгнул за борт.

Видя, что бой подошел к концу, командующий флотом Томомори, надев на свой панцирь второй, для тяжести, бросился в море. За ним — более двадцати самых верных самураев.

«Алые знамена, алые стяги, брошенные, изорванные, плавали в море, как багряные кленовые листья, что устилают воды реки Тацута, сорванные порывами бури. Алым цветом окрасились белопенные волны, набегающие на берег. Опустевшие суда, потерявшие кормчих, гонимые ветром, увлекаемые течением, качались на волнах и уносились в неведомые морские дали…»

Ёсицунэ возвращался в Киото со знатными пленниками — князьями Тайра и императрицей-матерью. Из трех священных сокровищ ему удалось захватить яшму и зеркало. Не было только священного меча: он утонул. Так Япония лишилась одной из трех императорских регалий. Меч пришлось впоследствии заменить. Правда, об этом мало кто знает.

Мунэмори с сыном, которые в пути с разрешения Ёсицунэ постриглись в монахи, везли в карете с открытыми окнами. Многие тысячи людей заполнили улицы Киото. Толпа молчала. Мунэмори сидел спокойно, даже как будто равнодушно, словно его не касалось это последнее унижение. Сын его низко опустил голову и спрятал ее в ладонях.

Потом Ёсицунэ приказал отвезти пленных к себе в усадьбу.

Весь вечер Мунэмори плакал. Сын его заснул. Князь снял с себя кимоно и накрыл сына. Так и просидел над ним всю ночь.

Ёсицунэ собирался везти пленников в Камакуру — к старшему брату.

А до того уже докатывались тревожные слухи: самураи славят отвагу и таланты Ёсицунэ, самураи говорят, что Ёритомо ничего не сделал для победы, а в боях и походах их вел Ёсицунэ.

Ёритомо, как всегда спокойно, выслушивал наветы. И делал выводы. И молчал до поры до времени.

Перед отъездом Мунэмори попросил Ёсицунэ разрешить ему свидание с младшим сыном, который также числился среди пленных. Мать этого восьмилетнего мальчика умерла при родах, и потому он постоянно был с отцом. Ёсицунэ согласился. Мунэмори долго сидел с сынишкой. На прощание обещал позвать его в гости на следующий день, иначе мальчик не соглашался уехать.

Утром, когда на дворе была суматоха — слуги собирались в дорогу, — к Ёсицунэ подошел самурай.

— Что прикажете делать с мальчишкой? — спросил он.

— Незачем везти его в Камакуру, — ответил большеголовый карлик. — Распорядись здесь сам, как положено.

Самурай прискакал к дому, где находился мальчик. Он велел кормилице собирать княжича в дорогу.

Мальчик взял деревянный меч, чтобы показать отцу, как он умеет сражаться. Кормилица и нянька собирали в дорогу пищу. Самураи их не торопили.

Карета покатилась по Шестой дороге к востоку.

Кормилица почувствовала неладное: ехать надо было к северу.

Через несколько минут карета остановилась, и им велели выйти.

Они стояли на речном берегу. Их ждало несколько десятков вооруженных, словно к бою, самураев. По реке еще плыл утренний туман. Пели птицы.

Один из самураев взял мальчика за руку и грубо потащил к воде.

— Куда вы меня ведете? Где отец? — закричал мальчик, отмахиваясь деревянным мечом.

Другой самурай обнажил свой меч и, спрятав его за спиной, пошел следом.

Кормилица увидела это и с криком бросилась за ними.

Мальчик испугался, вырвался от самурая, подбежал к кормилице и обнял ее, спрятав голову у нее на груди.

Самураи оттащили его от кормилицы и отрубили голову.

Обезумевшая кормилица схватила голову мальчика и кинулась в реку. Вода унесла ее.

…В дороге князь Мунэмори молил Ёсицунэ, чтобы ему и старшему сыну сохранили жизнь. Он был согласен на любую ссылку. Ёсицунэ пообещал, что постарается вымолить жизнь высокому пленнику.

Между тем доносы на Ёсицунэ, мирно беседовавшего в дороге с пленником, росли как снежный ком. В конце концов Ёритомо изменило спокойствие. Он приказал собрать к своему замку несколько тысяч самураев. Встреча для победителя дома Тайра оказалась неожиданной и позорной. На заставе, у рогаток, воздвигнутых воинами, поезд князя остановили.

— Князя Мунэмори с сыном приказано доставить во дворец, — сухо сообщил начальник заставы, — а господину Ёсицунэ велено отойти назад, на половину дневного перехода, и ждать дальнейших указаний в деревне Косигоэ, у перевала.

Ёсицунэ роптал в деревне, окруженный горсткой слуг, он раскаивался в том, что дал заманить себя в ловушку, поверив в дружбу старшего брата, но изменить ничего не мог: деревня была окружена отрядами самураев Ёритомо. Бежать было некуда: его собственная армия была далеко и лишена вождя. Неизвестно, намеревался ли в самом деле Ёсицунэ захватить власть либо довольствовался бы второй ролью в государстве, но теперь ему не оставалось ничего иного, как писать длинные, сохранившиеся в изложении древних авторов письма брату с заверениями в верности и просьбами о встрече. Ёсицунэ не учел горького урока, который преподал ему Кисо. И теперь не знал, чья судьба горше: пленника Мунэмори, который еще вчера вымаливал у него жизнь, мальчика, которому отрубили голову на берегу реки, или его самого — победителя дома Тайра.

Ёритомо приказал привести Мунэмори. Тот покорно склонился у его ног. Минамото источал лицемерие, как патоку: он говорил, что жизнью своей обязан правителю-иноку, который мог бы казнить его, но сжалился. Он клялся, что поднял руку на дом Тайра, только выполняя высокую волю императора, и глаза его улыбались, потому что раздавленный глава рода Тайра не смел возразить, что утонувший император Японии, его собственный племянник, никогда не издавал приказов, осуждающих на смерть дом Тайра.

— Я рад, что ты жив и рядом со мной, — закончил Ёритомо свою речь и знаком руки велел увести пленника.

Назавтра последовал неожиданный приказ Ёритомо: в знак прощения отправить обратно в столицу всех — и Ёсицунэ, и обоих пленников. Князь Мунэмори взбодрился: приятно верить, что противник оказался великодушен. Князь Ёсицунэ внешне возрадовался, но насторожился.

Его брат не умел прощать; значит, прощение было тактической уловкой. Но что оно означало?

Теперь, глядя на эти события с расстояния в восемьсот лет, можно предположить, что Ёритомо испугался. Испугался армии, которая боготворила Ёсицунэ, испугался феодалов, которые не хотели междоусобиц, испугался членов собственного рода, в преданности которых был не уверен. Ёритомо предпочел еще подождать, чтобы расправиться с братом чужими руками.

Итак, мирная процессия — вчерашний победитель и два его знатных пленника — медленно двигалась к Киото.

Кортеж охраняли отряды верных Ёритомо самураев. И у них были свои приказы, о которых не знал Ёсицунэ.

Когда до Киото оставался день пути и Мунэмори совсем воспрянул духом, остановились на ночлег на постоялом дворе. И тут в комнату к Тайра вошел самурай, который сообщил ему, что снаружи его дожидается монах.